приговоренный выглядел темной бесформенной массой, из которой выступал
открытый рот и одна очень белая рука; последние три кадра практически были
одинаковыми, если не считать поз палача: на шестой он склонился над сумкой с
ножами, выбирая подходящий (но, должно быть, хитрил, потому что, если бы они
начинали с глубоких порезов...), и если вглядеться хорошенько, то можно было
заметить, что жертва была еще жива, так как одна нога У нее была вывернута
наружу, несмотря на то что ноги привязывались веревкой, а голова откинута
назад и рот, как всегда, открыт; на пол китайцы со свойственной им
заботливостью, видимо, насыпали толстый слой опилок, потому что овальная
лужа почти совершенной формы вокруг столба не увеличивалась от фотографии к
фотографии. "Седьмая -- критическая", -- голос Вонга шел откуда-то издалека,
из-за водки и табачного дыма; надо было вглядеться внимательно, потому что
кровь сочилась струйками из двух медальонов на груди -- глубоко вырезанных
сосков (операция была проделана между вторым и третьим кадром), но на
седьмой фотографии как раз видна была ножевая рана: линия ног, чуть
раздвинутых, слегка изменилась, однако стоило приблизить фотографию к лицу,
как становилось ясно, что изменилась не линия ног, а линия паха: вместо
неясного пятна, различимого на первом кадре, теперь видна была кровоточащая
ямка, и струйки крови текли по ногам. У Вонга были все основания
пренебрегать восьмым кадром, потому что на нем приговоренный, всякому ясно,
не был живым -- у живого голова таким образом не падает набок. "По моим
сведениям, вся операция продолжалась полтора часа", -- церемонно заметил
Вонг. Лист снова был сложен вчетверо, и черный кожаный бумажник раскрылся,
как кайманья пасть, чтобы проглотить его вместе с клубами дыма. "Разумеется,
сегодня Пекин уже не тот. Сожалею, что показал вам такую примитивную вещь,
но остальные документы нельзя носить в кармане -- они требуют пояснений,
непосвященным не понять..." Голос шел из такого дальнего далека, что казался
продолжением виденных образов, как будто толкование давал церемонный ученый
муж. И наконец, а может, наоборот, как начало, Биг Билл Брунзи принялся
взывать: "See, see, rider"34, и, как всегда, самые непримиримые элементы
стали сливаться в один гротескный коллаж, но их еще требовалось подогнать
друг к другу при помощи водки и кантовских категорий, этих транквилизаторов
на все случаи слишком грубого вторжения реальной действительности. О, почти
всегда так: закрыть глаза и вернуться назад, в ватный мир какой-нибудь
другой ночи, тщательно выбрав ее из раскрытой колоды, "See, see, rider, --
пел Биг Билл, еще один мертвец -- see what you have done"35.
15
предложение, которое ему сделали (за тысячу франков), -- посмотреть фильм на
дому у одного швейцарского врача. Ничего особенного, просто какой-то
кинооператор из стран оси ухитрился заснять во всех подробностях повешение.
Двухчастевый фильм, да, немой. Но снят -- потрясающе, качество
гарантируется. Заплатить можно после просмотра.
затем отправиться ко всем чертям вместе с гаитянской негритянкой, подружкой
подружки швейцарского врача, ему хватило, чтобы вообразить сцену повешения и
встать -- а как же иначе? -- на сторону жертвы. Кем бы он ни был, тот, кого
вешали, слова тут излишни, но если он знал (а тонкость, возможно, как раз и
состояла в том, чтобы дать ему это понять), -- если он знал, что камера
будет регистрировать все, до мельчайших деталей, его гримасы и судороги во
имя того, чтобы доставить удовольствие дилетантам из будущего... "Что бы со
мной ни случилось, никогда я не буду равнодушным, как Этьен, -- подумал
Оливейра. -- Дело в том, что меня одолевает неслыханная мысль: человек
создан совсем ради другого. А значит... До чего же ничтожны орудия, с
помощью которых приходится ему искать выход". Хуже всего, что он разглядывал
фотографии Вонга спокойно потому, что пытали на них -- не его отца, к тому
же производилась эта пекинская операция сорок лет назад.
нему, успев поссориться с Рональдом, желавшим во что бы то ни стало
послушать Ма Рэйни, вместо Фатса Уоллера, -- уму непостижимо, какими мы
можем быть мерзавцами. О чем думал Христос, лежа в постели перед сном, а?
Одно мгновение -- и улыбающийся человеческий рот может превратиться в
мохнатого паука и куснуть.
сказано.
э-пи-дер-ми-са. Интересно: мальчишкой, дома, я все время цапался со старшими
-- с бабкой, с сестрой, со всем этим генеалогическим старьем, и знаешь из-за
чего? Из-за разных глупостей, но в том числе и потому, что для женщин любая
смерть в их квартале или, как они говорят, любая кончина всегда гораздо
важнее, чем события на фронте, чем землетрясение, чем убийство десяти тысяч
человек и тому подобное. Иногда ведешь себя, как кретин, такой кретин, что и
вообразить трудно, Бэпс, ты можешь прочесть Платона от корки до корки,
сочинения отцов церкви и классиков, всех до единого, знать все, что следует
знать сверх всего познаваемого, и тут как раз доходишь до невероятного
кретинизма: начинаешь цепляться к своей собственной неграмотной матери и
злиться, что бедная женщина слишком переживает смерть какого-то несчастного
русского, жившего на соседнем углу, или чьей-то двоюродной племянницы. А ты
донимаешь ее разговорами о землетрясении в Баб-эль-Мандебе или о наступлении
в районе Вардар-Инга и хочешь, чтобы бедняжка страдала по поводу ликвидации
трех родов иранского войска, что ей представляется чистой абстракцией...
a murder to me37.
Какая необходимость, скажи, пожалуйста, проедать старухам плешь нашим
пуританским недоумочным вонючим кретинизмом? Ну и гадко у меня сегодня на
душе, дружище. Пойду-ка я лучше домой.
и от созерцания -- издали и почти равнодушно -- того, как Грегоровиус вовсю
интервьюировал чувства Маги. Оторвавшись наконец, он почувствовал себя так,
словно ощипал старого полудохлого петуха, который отбивался, как настоящий
мужчина, каким некогда был, и облегченно вздохнул, узнав тему "Blue
Interlude", -- эта пластинка была у него когда-то в Буэнос-Айресе. Теперь он
уже не помнил состава оркестра, знал только, что в нем играли Бенни Картер
и, кажется, Чью Берри, а когда началось труднейшее своей простотой соло
Тедди Уилсона, решил, что, пожалуй, лучше остаться до конца действа. Вонг
говорил, что на улице льет, весь день лило. А это, наверное, Чью Берри, если
только не сам Хоукинс, нет, это не Хоукинс. "Поразительно, как все мы
оскудеваем, -- подумал Оливейра, глядя на Магу, которая смотрела на
Грегоровиуса, а тот -- куда-то в пространство. -- Кончим тем, что отправимся
в Bibliotheque Mazarine38 составлять библиографию о мандрагоре, об ожерельях
банту или об истории ножниц для стрижки ногтей". Подумать только, как велик
выбор подобных пустячков и какие огромные перспективы открываются для
исследования и тщательного изучения. Одна только история ножниц для стрижки
ногтей -- две тысячи книг надо прочесть для полной уверенности в том, что до
1675 года этот предмет не упоминался. А потом в какой-нибудь Магунсии
кто-нибудь напечатает оттиск с изображением женщины, обрезающей себе ноготь.
Не ножницами, но чем-то на них смахивающими. В XVIII веке некий Филипп
Мак-Кинни запатентовал в Балтиморе первые ножницы с пружинкой: ура, проблема
решена, можно теперь стричь ногти на ногах, невероятно толстые и быстро
отрастающие, -- жми до отказа, ножницы потом сами раскроются автоматически.
Пятьсот картотечных карточек с названиями трудов, целый год работы. А если
заняться вопросом изобретения винта или употреблением глагола "gond" в
литературе пали VIII века... Любое, за что ни возьмись, будет интересно,
лишь бы не гадать, о чем там разговаривают Мага с Грегоровиусом. Городи, что
угодно и из чего вздумается, лишь бы спрятаться за этой баррикадой, любое
годится в дело -- и Бенни Картер, и маникюрные ножницы, и глагол "gond" --
еще стакан, -- церемония сажания на кол, изысканнейшим образом
осуществленная палачом, не опустившим ни малейшей подробности, а не хочешь
-- затеряйся в блюзах Джека Дюпре -- вот баррикада так баррикада, лучше не
сыскать, потому что (пластинка страшно зашипела):
действием ассоциаций, которые хорошо знал и уважал, и Биг Билл расскажет им
еще об одной баррикаде, расскажет тем самым тоном, каким, должно быть, Мага
теперь рассказывает Грегоровиусу о своих детских годах в Монтевидео,
расскажет без горечи, matter of fact40.
неинтересное.
карточная королева: вся тут, но вся плоская, без объема. Поймите меня
правильно.
например, называете старыми временами, прошлым? Для меня, например, все, что
было в прошлом, случилось как вчера, как вчера поздно вечером.
Корнев Павел
Никитин Юрий
Гюго Виктор
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Шилова Юлия