там за забором, то ничего особенного-обыкновенная старая загородка.
полосы с круглыми отверстиями-отходы какой-то мастерской или завода.
неведомым.
пошел вдоль забора. И почти сразу нашел место, где несколько полос
были оторваны и отогнуты. За лазейкой темнела сплошная чаща кустов и
травы.
него ослабели. Тогда он снова жалобно и сердито сказал:
свалился в заросли.
наконец. Сердитая кладбищенская крапива куснула его сквозь тонкие
трикотажные штаны. Но это лишь обрадовало Журку: если крапива
жалится так пообыкновенному, как на простом дворе, то и остальное
должно быть здесь обыкновенным. Нестрашным... Не очень
страшным...очень страшным...
более ровный ритм.
улице, но белесый свет пробивался и сюда. А может быть, это
назревало уже раннее июньское утро? Кусты, оградки и памятники
смутно различались в полумраке. Страшными они не казались. Журка
прислушался к тишине каждой клеточкой натянутых нервов и вдруг ясно
ощутил, что кругом очень пусто. Нет никого. И, значит, нет опасности.
ржавые прутья решеток, стал пробираться среди холмиков. Он уже не
боялся. Ну, разве что самую капельку. Наверно, все запасы страха в
его организме уже израсходовались накануне, и теперь бояться было
нечем. Вместо боязни Журка чувствовал сердитую досаду на колючки.
преодолевать. И тогда велика ли заслуга, что он пройдет через
кладбище? Но тут же успокоил себя: "Главное, что все-таки пройду. Я
же не виноват, что перестал бояться..."
зашагал по ней торопливо, но без боязни (правда, по сторонам
старался не смотреть). Затем опять полез через кусты-чтобы сократить
свой путь до забора, который тянулся вдоль насыпи. Насыпь была
совсем недалеко. Опять прогремел поезд. И - сквозь эхо этого
веселого грохота Журка не услышал, а скорее угадал стонущий жалобный
звук.
нерв. Эхо улеглось, поезд прогрохотал уже в дальних далях, а стон -
на этот раз ясный, настоящий-прозвучал опять.
полчища этого страха сидели в засаде, и теперь они кинулись на
Журку, навалились, затоптали, как конница. Журка упал лицом в ломкие
колючие стебли.
надо..." Но протяжный и тихий, надрывающий душу звук опять донесся
из-за ближайших кустов.
настигло Журку, который осмелился не поверить в ночные тайны,
позабыть о страхе...
забора, а там уже не страшно... "
огоньки. Там все привычное, свое. Только собрать силы и сделать
бросок...
измученного человека или зверя. И под пластами страха, под
отчаянными мыслями о бегстве у Журки пробилась слабенькая мысль:
привидений все-таки не бывает. Значит, кто-то живой".
капкан (говорят, какието злодеи ловят собак и шьют из их шкур шубы и
рукавицы). Или заблудился и застрял в ржавых решетках теленок?"
кресты виднелись еще сортно. Из-за них опять долетел стон.
прошел кладбище".
стоны... Страх слегка отступил перед его отчаянной решимостью. Журка
поднялся на ноги. Стон-медленный, бессильный, с каким-то
писком - раздался совсем недалеко. И Журка понял, что рядом мучится
маленькое живое существо.
было уже довольно светло. Журка увидел косо торчащий крест и
услышал, что стон идет от него. На кресте чернела фигурка, похожая
на маленького растопыренного человечка. Журка сделал короткий вдох
и, обрывая веревки страха, прыгнул к этому кресту.
головой и стонал.
Журка. Он не удивился. Онслышал раньше, что есть такие гады среди
шпаны, которые издеваются над кошками, голубями и собаками. Вот,
значит, что придумали, проклятые!не удивился. Он слышал раньше, что
есть такие гады среди шпаны, которые издеваются над кошками,
голубями и собаками. Вот, значит, что придумали, проклятые!
бутылку, грохнул ее о каменный памятник, осколком резанул по
шнуркам. Не сумел удержать кота, и он шмякнулся в траву. Попытался
приподняться и опять застонал.
себя через голову майку, закутал в нее кота, поднял и, царапая голые
локти, напрямик, через шиповник и боярышник, рванулся к забору...
Все-все. Даже о том, почему его понесло ночью на кладбище. Мама
Журку не ругала. Только побледнела, несколько раз охнула, очень
крепко взяла его за руки и попросила больше таких испытаний
характера не устраивать. Журка охотно обещал. Папа, когда услыхал от
мамы эту историю, помотал головой, хмыкнул и сказал:
лазил с мальчишками в подвал старого монастыря. Тоже ночью. И тоже
было страшно. А Журка подумал: "Это ведь с мальчишками все-таки..."
потом начал подниматься, лакать молоко. И наконец окреп, сделался
обыкновенным здоровым котом. Почему его назвали Федотом, никто не
мог объяснить. Как-то само собой получилось - Федот, вот и все.
добродушный. Играл он с Журкой неохотно, зато сидеть у него на
коленях и мурлыкать очень любил. Был у него только один недостаток:
иногда он уходил гулять и пропадал суток по трое. Но тут уж ничего
не поделаешь, такова кошачья натура. После гулянья Федот возвращался
поцарапанный, грязный, и мама с Журкой мыли его в тазу. Федот не
возражал, только прижимал уши и жмурился, чтобы мыло не щипало его
зеленые глаза.
Федота, отдать кому-нибудь, чтобы не было в пути лишних забот. Он
поехал в поезде со специальным билетом.
форточку и греться на широком кирпичном карнизе. Судя по всему, эта
квартира ему нравилась...
Журке и устроился у него на груди. Благодарно заурчал, когда Журка
почесал ему за ухом. Журка устало вытянулся под одеялом и решил, что
пора засыпать. Напоследок он посмотрел в ночное окно.
комнаты четкий синий прямоугольник с развилкой тополя, похожей на
два великанских растопыренных пальца или на громадную рогатку.
Тополь рос метрах в трех от окна, и нижняя часть развилки находилась
как раз на уровне подоконника. Если отыскать подходящую доску (и
дождаться, когда уйдет куда-нибудь мама), можно попытаться сделать
трап, чтобы пробираться из окна прямо на дерево...
стороны-как он залез на тополь: от левого "пальца" развилки
отделился человек...
не исчез. Наоборот, он будто увеличился. Его фигура отчетливо
рисовалась внутри громадной "рогатки". Словно кто-то тушью на
темно-синей, бумаге вывел силуэт высокого тощего черта.