чувствовала, что девочка в конце концов заснула. Вдруг ей пришло в голову
открыть дверь. Она запиралась только на крючок. Зоя была уже босиком и
ступала беззвучно как ангел.
ненадежная) и скинула крючок. Тихо открыла и вошла.
глубоко дышала. Руки ее были раскинуты, рот полуоткрыт, и сладострастный пот
стекал с жирного тела, особенно с нежных, интимных ямочек. Видимо, вся она и
все ее тело было пронизано до сих пор сладстрастными токами, и она теперь
наслаждалась ими, может быть, еще сильнее, чем наяву. Возможно, даже во сне
она погружалась до конца в какое-то бесконечное удовлетворение...
к постели девочки. Судорожно Зоя протянула руки к пухлому горлу Иры и,
повинуясь своей бешеной воле, стала душить ее. Та начала дергаться, хрипеть,
но силы Зои удесятерились, и потом вдруг все кончилось... - и девочка из
мира сновидений перешла в так называемую другую жизнь.
подступала радость. Она бросила истерический взгляд на труп. На вид это было
еще живое существо. И Зое показалось, что пот сладострастия по-прежнему
стекает с нежной, но уже мертвой плоти девочки, особенно с ее лба. Но вместе
с тем могло быть такое впечатление (у знатоков, если б кто-нибудь из них
втайне взглянул на нее), что глаза Иры уже ввалились в самое себя и как бы
безвозвратно открылись внутрь, и она видит уже не мир, а только свое
собственное темное существо во всех его катастрофах и бесконечности.
Возможно, Ира даже не узнавала в этом новом и страшном существе самое себя,
или...
рассердилась.
возвратилась домой и увидела свет в окнах у Вольских. И была поражена этим
светом среди полного мрака окружающего.
Зои, но никак не могла заставить себя лечь в постель. Спустилась во двор,
забрав сигареты, и пошла во тьме к одной из своих любимых деревянных
скамеечек, спрятанной за деревьями. И там устроилась в одиночестве.
хладнокровию.
взрослой; видимо, чтоб вовсю наслаждаться. И Зое стало приятно оттого, что
она еще может "во всю" наслаждаться, а Ира уже не может, и если атеисты
правы и Бога нет, то и никогда не сможет. И от этого она даже погладила себя
по горлу, но потом неожиданно всплакнула.
единственный выход сейчас - бежать к изгнанному Володе, ибо Володя, не
подводивший ее в мирских делах никогда, был связан с уголовным миром и знал
человека, мясника, который за деньги мог правильно убрать следы убийства, то
есть расчленить тело, уложить, корректно смыть кровь и т. д. Ира была весьма
толста, жирок прямо растекался в ней сладкими струйками в предвкушении
страстей, и такую целую девочку трудно было незаметно унести в мешке, а
потом надежно выбросить.
навсегда.
профессионала Эдика, мясника из продовольственного магазина, который
подрабатывал такой лихой службой. Тут же в ее голове созрел и иной план: о
том, что сказать людям. Если удастся незаметно убрать тело, то надо объявить
черед день-два, что Ира ушла и не вернулась. К счастью, на нее везде были
плохие характеристики, в школе и в милиции; известно было, что она нередко
пропадает, подолгу не возвращаясь домой.
родная дочь, мелькнуло в уме Зои, я бы ее ни за что не убила, даже в ярости,
ведь своя плоть, своя кровь; пусть бы уж наслаждалась как могла, все-таки
родная дочка. Но мужа, мерзавца, она бы прогнала.
Володе.
светилось впереди...
Зои и та не заметила ее. Но вдруг Люда почувствовала: по двору кто-то
движется. Темная, огромная, еле видная - но почему-то как ей показалось,
лопоухая фигура. То был Мефодий; она знала все странности его походки, когда
он иногда шел как бы не видя людей и предметы, всматриваясь только в их
тени. Мефодий медленно, крадучись, пробирался к подъезду, где жили Вольские.
Весь старый деревянный дом с его обитателями молчал. Казалось, не было
жизни.
незаметно следила за Мефодием, не зная куда он ведет. Тот ступал тоже тихо,
но уверенно. Уходя, Зоя погасила свет в комнате убитой, и окно ее на втором
этаже теперь чернело своим провалом, словно зазывая внутрь.
статуей. Люда замерла за деревом. Ей отчего-то казалось, что у этой фигуры
виднеются уши, и сам Мефодий - в ее глазах - более походил на черную
затвердевшую тень с сознанием в голове. Вдруг фигура подпрыгнула и какими-то
непонятными Люде путями стала взбираться - устремленно и хватко - наверх к
Ирининому окну. Взобралась быстро и замерла там, похожая на охотника за
невидимым...
Спустя, фигура бросилась внутрь, головой вперед, точно голова была стальная.
соитии с тенями женщин, что ходил по могилам с Анастасией Петровной,
гадавшей тем, у которых нет жизни. И она представила себе его тело -
эротическое по особому, словно все оно, кончая острием влажной головы, было
членом, направленным в неведомое...
ночной, может быть, Мефодий зажег лампу около изголовья мертвой девочки.
казалось - огромную тень Мефодия в окне, которая двигалась, кралась... Может
быть, она - тень эта - высоко поднималась над кроватью девочки, потом
наклонялась, точно общаясь с тенью уже не существующей на земле Иры.
подъезда.
раскоряченными ногами, и весь как будто светящийся, белый. Его фигура теперь
уже не виделась черной сгущенной тенью, и меньше пугала. Влекомая, Люда
вдруг бросилась к нему. Мефодий чуть отпрыгнул от нее в сторону.
Посидим на скамейке!
ее.
голову, казавшуюся теперь человеческой.
Люда, - и Мефодий притих. Глаза его смотрели ошарашенно и из другого мира,
как будто сознание его было наше и в то же время не наше.
узнает, зачем он полез к Ире.
его пении, но тут же простанывали и иные, странные, мокро-охватывающие,
лягушачьи голоса. И у нее возникло желание поцеловать, или хотя бы обнять
его. Она тихонько протянула руку и получилось, что она обнимает его. Мефодий
же по-своему дремал в этих острожных объятиях, пел и смотрел в одну точку,
додумывая свою тоску.
роде другое существо.
малость предчуял заранее.
екнуло, и холодно-пустой ужас за Иру прошел от сердца вниз к животу. - Не
может такого быть, ты что-то путаешь и мудришь.
она теперь умудрилась. Для вас она, может быть, и мертвая, но для нас живая.
успокоилась, ибо хотела успокоиться. "Наверное, это намеки на иное", -
подумала она. Но в сердце было тревожно.
женщина, появились во дворе с улицы, о чем-то оживленно разговаривая.
Женщина даже махала руками.