огромный духовный путь, изменить сознание, вступить в контакт с высшей
реальностью, познать и понять (в глубинном смысле этих слов) слишком многое.
Но как и большинство современных людей, он был близок к черте, за которой
начинается тотальная обреченность.
страшную весть о Максиме и принять ее на себя. Она любила его живопись, и
где-то он ей нравился сам - у них были добрые дружеские отношения, которые,
однако, легко могли перерасти во что-то еще более нежное...
легкой головной болью. Катя жила в отдельной квартире вместе с шестилетней
дочерью.
развелась
как посыпались телефонные звонки: от поклонников, от друзей, из "кругов".
После этого она выяснила для себя более четко, где она была и кто провожал
ее домой.
довольно необычный человек из круга каких-то скрытых искателей мудрости
(восточного плана).
даже принес с собой пива. Она приготовила утомленному искателю истины
яичницу с колбасой... Они уютно и спокойно обговорили все и медленно вышли
на улицу - это был новый район Москвы: свежесть, зелень, снующие люди,
голоса.
Катя спросила:
необыкновенно... не чувство личности, а то, что стоит за... Просто чистое!
Я! Я есть Я! Но мое Я!
как будто дальше нельзя было говорить.
вечером на улице... Я не могла идти... Что-то во мне возникло: как солнце, и
я мысленно кричала: Я... Я... Я!.. Я есть! Мне странен был даже звук
собственных шагов... И я могла сойти с ума, от того, что я - это я... То
Я... И я чувствую: это такая безмерная ценность, такая чудовищная, ни с чем
не сопоставимая ценность, которую мы даже не в состоянии осознать в обычном
состоянии... Это трудно передать в словах... Я начала шататься от счастья...
нет, больше, чем от счастья. Счастье - это смешно по сравнению с этим. От
того, что Я, есть, что Я есть Я!
какое-то молниеносное внутреннее подтверждение, сразу замолчала. Только одно
слово сорвалось с его губ, как трепет, идущий из бездны, и она еле-еле
расслышала его:
ничего ни на небе, ни на земле.
по делу, и касалось оно организации выставки художников-неконформистов. Катя
попадала в разные компании, то в кафе, то на квартиры. Гул голосов так и
стоял в ее ушах, и она совсем забылась в этом крике и в хлопотах. Наконец
она очутилась в мастерской двух ее знакомых художников. И тут она услышала
эту страшную весть:
Максиме прямо от его родственников и сомневаться было нельзя.
что говорить. Если он при смерти, и знает об этом, что сказать? Что делать?
...Он же мой друг... А я не смогу ничего... Буду что-то бормотать, глупо
улыбаться, мне будет стыдно смотреть ему в глаза...
другой художник.
странно:
внимание сосредоточилось на нем. "Сможет ли он это выдержать? - подумала
она. - И что было бы со мной, если бы я была на его месте?" Стало жутко. И в
то же время появилась упорная мысль: надо что-то делать. Резко поднявшись
из-за стола, не прощаясь, она вышла на улицу. И вот в этом-то состоянии она
оказалась у Олега, когда он с Берковым принимал книжников...
них чересчур личной реакции. Так и произошло. Книжники, которые знали Радова
поближе, среагировали однако еще хуже - во всяком случае так почувствовала
Катя.
реакция, тем более человеческое в такие моменты бывает иногда и подленьким:
слава Богу, что не я.
нужен, зови. Единственное, что я сейчас могу сделать, это поговорить с одним
медицинским светилом, как ни странно, моим поклонником - он даже помогал мне
с работой в смысле переводов.
жалости, стыда и чуда, но главным было желание помочь найти выход. Был
серенький, неуютный, дождливый денек, словно закутывающий людей в слезы
жалких чертенят.
беготня, встречи, распахнутые двери магазинов. Какой-то малыш орал так, что
Катя испугалась его крика.
двери, торопясь, соседка Максима - он жил с нею в двухкомнатной квартире.
Дома ли он?
обман (и самообман): еще ничего не потеряно, надо лечиться.
него была. Но у нее уже нет. Она не знала, что сказать, и совсем
растерялась. Не спросить же: не сходить ли мне за покупками для тебя? Да он
и не нуждается ни в чем. Хотя Максим был один в комнате, чувствовалось, что
за ним ухаживают: все было чисто и прибрано, впрочем, с какой-то
неестественной аккуратностью. Это поразило Корнилову, ей показалось, что в
этой излишней опрятности есть что-то не от мира сего. Почему-то ей бросился
в глаза бритвенный прибор.
отдыхал он, очевидно, на диване. Он не смотрел ей в глаза.
нерешительности и раздумьи. Но что-то поднималось в душе.
случайность. Ты не исчезнешь... И когда-нибудь узнаешь все.
пронизывая ее до последней кровинки. Надо было сопротивляться. Вот стакан
воды. Она присела рядом с ним на пол, на корточки. И начала что-то говорить,
полушепотом, чувствуя, что слова ее бессмысленно утопают в его душе, ставшей
ужасом.
и влить, влить в него надежду.
и... в пустоту, стоящую за ними. Это не были уже глаза.
Может быть, это была простая реакция: от усталости. Всего лишь от усталости.
Немыслимо все время быть в отчаянии.
выздоровления. Были. Были... - быстро и упорно повторяла она, только для
того, чтобы настойчивым напоминанием об этом, никогда почти не сбывающемся
шансе, вернуть ему хотя бы способность мыслить. А потом перейти к главному,
что поразило ее: его отчаяние было настолько полным, ужасающим и
нечеловеческим, что было ясно - он потерял веру в Бога; просто, может быть,
забыл о ней. Никогда в жизни она не видела такого отчаяния, или
Шилова Юлия
Махров Алексей
Круз Андрей
Шилова Юлия
Махров Алексей
Свержин Владимир