это рассказывает -- в час по чайной ложке. В одиннадцать все было решено:
они вместе бeгут на Борнео. К чертовой матери мужа, она его никогда не
любила. Она никогда не написала бы первого письма, если бы ее муж не был
пороховницей без пороха.
произошло потом. Он наклонился и поцеловал ее груди, а после этих страстных
поцелуев он запихнул их обратно в корсаж или как это там называется. И потом
-- еще бокал шампанского.
время Карлу, по его словам, до смерти хотелось писать. Один раз у него была
эрекция. Но потом пропала. Мочевой пузырь мог лопнуть в любую минуту, но
этот мудак Карл решил, что должен быть джентльменом.
Булонский лес. А у него в голове только одна мысль -- как бы пописать. "Я
люблю вас... обожаю, -- говорит он. -- Я поеду с вами хоть на край света --
в Сингапур, в Стамбул, в Гонолулу, но... сейчас я должен бежать... уже
поздно..."
красивая. В этом я сейчас уверен. Я припоминаю... седой локон на лбу... Но
это не беда, я почти забыл... А вот руки... такие худые... такие худые и
тонкие... -- Он начинает ходит взад и вперед по комнате и вдруг
останавливается как вкопанный. -- Если б только она была лет на десять
моложе! -- восклицает он. -- Если б она была моложе лет на десять, я б
наплевал и на седой локон и на тощие руки. Но она стара, понимаешь, стара. У
такой бабы каждый год идет за десять. Через год она будет старше не на год,
а на десять лет! Через два -- на двадцать. А я еще буду молод по меньшей
мере лет пять...
по-настоящему плохо. У нее морщины, а они гораздо заметнее при солнечном
свете. Наверное, она хочет, чтобы я употребил ее во вторник. Но пойми,
употреблять такую бабу при дневном свете -- это просто катастрофа. Особенно
в таком отеле... Вечером в выходной еще куда ни шло... Но во вторник я
работаю. И потом я обещал написать ей письмо до вторника... Как я могу
теперь ей писать? Мне нечего сказать. Вот идиотское положение! Ах, если б
она была ну хоть немного моложе... Как ты думаешь, ехать мне с ней... на
Борнео или куда она там хочет меня везти? Но что я буду делать с этой
богатой курвой на руках? Я не умею стрелять, я боюсь ружей и всяких таких
вещей. Кроме того, она захочет, чтобы я наворачивал ее день и ночь... А все
время охотиться и наворачивать я тоже не могу!
прочее...
нравится! Мне наплевать, сколько ей лет, лишь бы не оказалась ведьмой...
говорит, да и выглядит тоже... если б не эти руки...
хочешь. Скажи ей об этом. Но только не в лоб. С такой женщиной надо
действовать осторожно. Приведи меня к ней, и пусть все идет своим чередом.
Расхваливай меня до небес. Прикинься, что ты ревнуешь. Черт подери, может
быть, мы будем драть ее вместе, на пару? И поедем вместе, и будем жить
вместе... будем раскатывать на автомобилях, охотиться и прилично одеваться.
Если она хочет ехать на Борнео, пусть берет нас обоих.
Может быть, я тоже употреблю ее... как-нибудь в выходной. Уже четвертый день
не могу посрать нормально. Какие-то шишки в заднице, как виноградины...
части... Я сказал ей, что ты хороший парень... Ну сделай это для меня, а? На
что ты скорее согласился бы -- быть калекой или работать... или жениться на
богатой старухе? Ты бы женился -- по глазам вижу. Все, о чем ты думаешь, --
это как бы пожрать., А если б ты женился, а у тебя бы перестал стоять член
-- такое ведь бывает. Что бы ты делал тогда? Ты был бы в ее власти. Ты ел бы
из ее рук, как пудель. Как бы тебе это понравилось? Или ты не думаешь о
таких вещах? Зачем тебе шикарные галстуки и роскошные костюмы, если у тебя
не стоит? Тебе не удалось бы даже обманывать ее -- она бы ходила за тобой по
пятам. Нет, самое лучшее -- жениться на ней и сразу же подцепить
какую-нибудь болезнь. Только не сифилис. Холеру, например, или желтую
лихорадку. Такую, чтобы ты остался калекой на всю жизнь, если бы вдруг чудом
выжил. Тогда тебе не надо было бы беспокоиться ни о том, чем ее драть, ни о
том, чем платить за квартиру. Она, наверное, купила бы тебе шикарное кресло
на колесах -- с резиновыми шинами, разными рычагами и прочим. Может, руки у
тебя будут работать настолько, что ты сможешь писать. А нет -- заведешь
секретаршу. Это то, что нужно, -- лучший выход из положения для писателя.
-- настоящий художник. Он описал мне все в мельчайших подробностях...
Ван Нордену и в голову не приходит, что Карл мог рассказать мне одно, а ему
-- другое. Ван Норден считает само собой разумеющимся, что Карл хорошо ее
отделал. Но мучительнее всего ему сознавать, что то, о чем рассказывал Карл,
могло быть на самом деле.
употребил ее шесть или семь раз. Я знаю, что он врет, но меня это не
волнует. Но когда он рассказывает мне, как она наняла машину и повезла его в
Булонский лес и как они закрыли ноги меховым пальто ее муха, -- это уже
чересчур.
стоял на балконе при лунном свете и целовал ее? Этот мудак держит женщину в
объятиях -- и мысленно уже пишет ей новое цветистое письмо о залитых луной
крышах и прочей ерунде, которую он ворует у своих французских писателей. Я
проверил -- этот тип ни разу не сказал ничего оригинального. Если бы я не
знал, что ты был с ним в отеле, я вообще не поверил бы, что эта женщина
существует. Я понимаю, можно увлечься его письмами.. но, как ты думаешь, что
она должна была почувствовать, когда его увидела? После этой сцены на
балконе, которую он преподнес мне на закуску, он рассказал, как они
вернулись в номер и он расстегнул ей пижаму... Чего ты улыбаешься? Ты
думаешь, он мне крутит яйца?
Продолжай...
этого, по его словам, она села в кресло и задрала ноги... совершенно
голая... а он сел на пол, и смотрел на нее, и говорил ей, как она хороша...
он сказал тебе, что она точно сошла с картины Матисса? Погоди... Я хочу
вспомнить точно, что он мне сказал. Он ввернул здесь остроумную фразу насчет
одалиски. Кстати, что такое одалиска? Он цитировал по-французски, и эта
ебаная фраза вылетела у меня из головы... но звучало здорово. Если окажется,
что он наврал, я задушу этого недоноска. Никто не имеет права выдумывать
такие вещи. Или он просто больной...
перед ней на колени и двумя костлявыми пальцами раскрыл ей п... Помнишь? Он
говорит, что она сидела на ручке кресла и болтала ногами, и он ощутил прилив
вдохновения. Это уже после того, как он поставил ей пару пистонов... после
того, как он упомянул о Матиссе... Он становится на колени -- ты послушай!
-- и двумя пальцами... причем только кончиками, заметь.. открывает
лепестки... сквиш-сквиш!.. ты слышишь! Легкий влажный звук. еле слышный...
Сквиш-сквиш! Господи, он звучал у меня в ушах всю ночь! А потом -- точно мне
еще было мало -- он говорит, что зарылся головой у нее между ног. И когда он
это сделал, будь я проклят, если она не закинула ему ноги на шею и не обняла
его. Это добило меня окончательно! Представь только -- умная, утонченная
женщина закидывает ноги ему на шею В этом есть что-то Ядовитое. Это до того
фантастично, что похоже на правду! Если б он рассказал только о шампанском,
поездке по Булонскому лесу и даже о сцене на балконе -- я бы еще мог думать,
что он врет. Но это... это так невероятно, что уже не похоже на вранье. Я не
верю, что он вычитал это где-нибудь, и не понимаю, как он мог придумать
такое, если только он действительно это придумал. С таким маленьким говнюком
все может случиться. Если даже она не легла под него, она могла позволить
ему сделать это -- никогда не знаешь, что эти богатые курвы придумают...
Когда ван Норден наконец вылезает из постели и начинает бриться, день уже
подходит к концу. Приходит горничная посмотреть, готов ли он, -- он должен
был освободить номер к полудню. Ван Норден надевает штаны.
другую.
предлагай ей... Паршивая стерва! Я не оставлю ей даже клочка туалетной
бумаги. Мне хочется испоганить эту комнату окончательно перед тем, как я
уеду... Послушай... если хочешь, помочись на пол.. Я бы наложил в ящик
шкафа, если б мог...
как ее выразить. Подойдя с бутылкой к кровати, он поднимает одеяло и
простыни и льет вино на матрац. Не удовлетворившись этим, начинает ходить по
нему в ботинках. К сожалению, на них нет грязи. Тогда ван Норден берет
простыню и вытирает ею ботинки. "Пусть у них будет занятие", -- бормочет он
с ненавистью. Набрав в рот вина, он закидывает голову и с громким бульканьем
полощет горло, а потом выплевывает его на зеркало. "Вот вам, сволочи...
Подотрите это после меня!" Он ходит по комнате, что-то злобно бормоча себе
под нос. Увидев дырявые носки на полу, он поднимает их и раздирает в клочья.
Картины тоже приводят его в ярость. Он поднимает одну -- это его собственный
Максимов Альберт
Роллинс Джеймс
Панов Вадим
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Кервуд Оливер Дж.