Чтение 12–й страницы книги ~Три товарища~

- Пожалуйста! - он поклонился мне. - Ведь столик-то на шесть персон,
сударь! - как бы извиняясь, добавил он.

- Ладно, пусть! Только поскорее принесите мне коньяк.

Дама, поразившая меня своими могучими телесами, видимо, состояла чле-
ном какого-нибудь клуба трезвенниц. Она уставилась на мою рюмку с таким
отвращением, словно это была протухшая рыба. Чтобы позлить ее, я заказал
еще рюмку и, в свою очередь, принялся разглядывать ее крупнокалиберные
формы. Но внезапно все происходящее представилось мне в каком-то совер-
шенно дурацком свете. Чего ради я приплелся сюда? Чего хотел от девушки,
которую ожидал?

Я даже сомневался, узнаю ли ее среди всей этой кутерьмы и гула. С не-
добрым чувством к самому себе я единым духом выпил рюмку.

- Салют! - сказал кто-то за моей спиной.

Я вскочил на ноги. Она стояла передо мной и улыбалась.

- А вы, я вижу, не теряете время даром! Я поставил рюмку, которую все
еще держал в руке, на столик. Я растерялся. Девушка выглядела совсем
иной, чем запомнилась мне. Среди этого множества упитанных баб, поглоща-
ющих пирожные, она казалась стройной юной амазонкой, холодной, сияющей,
уверенной в себе и неприступной. Ничего у меня с ней не выйдет, подумал
я и сказал:

- Как же это вы возникли здесь, как привидение? Я ни на секунду не
спускал глаз с дверей.

Она указала направо.

- Там есть другой вход. Но я опоздала. А вы давно уже ждете?

- Не более двух-трех минут. Я тоже пришел только что.

Компания за моим столиком умолкла. Затылком я чувствовал оценивающие
взгляды этих четырех солидных матерей семейств.

- Мы останемся здесь? - спросил я.

Девушка посмотрела на столик, огляделась вокруг, и ее губы смешливо
искривились.

- Вероятно, все кафе на один лад.

Я покачал головой.

- Лучше, когда они пустые. А в этом чертовом заведении человека охва-
тывает комплекс неполноценности. Приятнее посидеть в каком-нибудь баре.

- В баре? А разве бары бывают открыты днем?

- Я знаю один такой бар, - сказал я. - Правда, там очень тихо. Если
это вас устраивает...

- Иногда, пожалуй, устраивает.

Я посмотрел ей в глаза, не сразу поняв, что она имеет в виду. Вообще
я не против иронии - если, конечно, она не в мой адрес. Но теперь со-
весть моя была почему-то нечиста.

- Тогда идемте.

Я окликнул кельнера.

- Три двойных коньяка, - заорал этот жалкий неудачник таким голосом,
будто хотел докричаться до посетителя, уже лежавшего в гробу. - Три мар-
ки тридцать пфеннигов.

Девушка обернулась ко мне.

- Три коньяка за три минуты! Вот это темп!

- Два были выпиты вчера.

- Нет, каков врун! - прошипела мне вслед пышнотелая дама. Она слишком
долго молчала, и наконец ее прорвало.

Я повернулся к столику и поклонился.

- Благословенного вам рождества, милые дамы!

Затем я быстро пошел.

- Вы что, поссорились с ними? - спросила девушка уже на улице.

- Да ничего особенного. Просто я обычно произвожу неважное впечатле-
ние на хорошо обеспеченных домохозяек.

- И я тоже, - ответила она.

Я посмотрел на нее. Какое-то существо из другого мира. Я начисто не
мог себе представить, какова она и как живет.

В баре я почувствовал себя более уверенным. Когда мы вошли, бармен
Фред стоял за стойкой и надраивал до блеска конусовидные коньячные рюм-
ки. Он поклонился мне так, будто увидел меня впервые в жизни и словно не
он, а кто-то другой всего лишь позавчера с трудом дотащил меня до дому.
За плечами этого отлично вышколенного человека был огромный жизненный
опыт.

В зале было пусто. Лишь за одним столиком, как почти всегда, сидел
Валентин Гаузер. Мы познакомились на фронте - служили в одной роте. Од-
нажды, преодолев полосу заградительного огня, он принес мне на передний
край письмо - думал, что оно от моей матери. Он знал, что я очень жду
этого письма - мать должна была лечь на операцию. Но он ошибся - это бы-
ла всего лишь реклама подшлемников из какой-то особой ткани. На обратном
пути его ранило в ногу.

Вскоре после войны Валентин получил наследство и начал его методичес-
ки пропивать. Он утверждал, что каждодневно обязан отмечать свое
счастье: ведь вышел живым из мясорубки войны. При этом его ничуть не за-
нимало, что война кончилась несколько лет назад. Он часто повторял, что
такое везенье сколько ни отмечай - все будет мало. Он был одним из тех,
кто запомнил войну в мельчайших подробностях. Мы, его товарищи, о многом
давно позабыли, он же помнил каждый день, каждый час.

Я сразу заметил, что он уже порядком хлебнул. Всецело поглощенный со-
бой, он с отсутствующим видом сидел в своем углу.

Я приветственно поднял руку.

- Салют, Валентин!

Он глянул на меня и кивнул.

- Салют, Роби!

Мы уселись за столик в другом углу. Подошел бармен.

- Что желаете пить? - спросил он девушку.

- Рюмочку мартини, - ответила она. - Сухого мартини.

- В этом Фред большой специалист, - заявил я.

Фред не мог удержаться от улыбки.

- А мне, пожалуйста, как всегда, - сказал я.

В баре царил полумрак и было прохладно. Пахло пролитым джином и
коньяком - терпкий запах, напоминавший ароматы можжевельника и хлеба.
Под потолком висела деревянная модель парусника. Стенка за стойкой была
обита листами меди. Приглушенный свет люстры переливался в них красными
отблесками, словно медь отражала какой-то подземный огонь. В стенах были
укреплены чугунные бра. Но только в двух из них - у столика Валентина и
у нашего столика - горели лампочки. На бра были надеты прозрачные желтые
абажуры, вырезанные из старых пергаментных географических карт и казав-
шиеся какими-то светящимися фрагментами нашего мира.

Я был слегка смущен и не знал толком, с чего бы начать разговор. Ведь
эту девушку я, в общем, совсем не знал, и чем дольше я смотрел на нее,
тем более чужой она мне казалась. Уже бог знает как давно я ни с кем не
был вот так вдвоем и просто утратил навык подобного общения. Другое дело
контакты с мужчинами - тут у меня было куда больше опыта. Мы с ней
встретились в чересчур шумном кафе, а здесь все вокруг показалось мне
слишком уж тихим. И в этой тишине каждое слово становилось настолько ве-
сомым, что разговаривать непринужденно было невозможно. Мне уже вроде бы
захотелось вернуться в то кафе.

Фред принес рюмки. Мы выпили. Ром был крепок и свеж, с каким-то сол-
нечным привкусом. Он как бы служил мне какой-то опорой. Я выпил рюмку
прямо при Фреде и сразу отдал ее.

- Вам здесь нравится? - спросил я.

Девушка кивнула.

- Больше, чем в той кондитерской?

- Вообще-то я терпеть не могу кондитерских, - сказала она.

- Тогда почему же мы встретились именно там? - удивленно спросил я.

- Не знаю. - Она сняла с себя берет. - Просто ничто другое мне не
пришло в голову.

- Ну, а раз вам здесь нравится, то тем лучше. Мы приходим сюда час-
тенько. По вечерам этот кабачок становится для нас чем-то вроде дома.

Она улыбнулась.

- Это, пожалуй, печально. Или нет?

- Нет, - ответил я. - Сейчас такое время.

Фред принес мне вторую рюмку. Рядом с ней положил зеленую гаванну.

- Это вам от господина Гаузера.

Валентин помахал мне из-за своего столика и поднял свою рюмку.

- Робби, тридцать первое июля семнадцатого года, - произнес он тяже-
лым голосом.

Я кивнул ему и тоже поднял рюмку.

Гаузеру всегда нужно было пить с кем-то или в память о чем-то. Вече-
рами мне случалось наблюдать его в крестьянском трактире, где он пил,
адресуясь к луне или к кусту сирени. Потом он вспоминал какой-нибудь из
дней, проведенных в окопах, где мы порой попадали в особенно тяжелый пе-
реплет, и преисполнялся чувством благодарности судьбе за то, что он еще
существует и может вот так сидеть за столиком.

- Это мой друг, - сказал я девушке. Фронтовой товарищ. Единственный
из знакомых мне людей, который - из великого несчастья создал себе ма-
ленькое счастье. Он уже не знает, что делать с собственной жизнью, и по-
этому просто радуется тому, что еще живет.

Она задумчиво посмотрела на меня. Косая полоска света освещала ее лоб
и губы.

- Все это я очень хорошо понимаю, - сказала она.

Я взглянул на нее.

- Нет, вам этого понимать пока что не следует. Вы еще слишком молоды.

Она улыбнулась легкой, едва заметной улыбкой. Улыбались только глаза.
Лицо же ее почти не изменилось, разве что просветлело, засветилось из-
нутри.

- Слишком молода! - повторила она. - Это только так принято говорить.