столетия и отдал богу душу.)... Моего спаниеля украли... Я тебя умоляю,
найди мне дядю Сандро, он всех в городе знает... Любые деньги... Пусть
найдет...
выслушав его внимательно и указав в мою сторону, сказал:
представителем охотничьего клана, да и перепелиный сезон был в разгаре.
давно подтерлись твоей бумагой... А он в случае чего скажет, что в колхозе
достал...
быстрей... Если похититель вывезет его из города, потом не найдем.
расстались.
Франс" в руке.
собака не нагадила мне в сумку.
между ее содержанием и теперь уже далекой, как юность, эпопеей козлотура.
уборную! -- крикнул он по-абхазски и положил трубку.
одному из коридоров. Указав мне на конец коридора, где была расположена
уборная, сам он остановился вначале у одного из кабинетов, куда он должен
был зайти, как он сказал, по одному дельцу.
трепыхнувшуюся сумку "Эр Франс".
кожзаменителями, рядом с которыми обыкновенные двери, покрытые только серой
краской, выглядели обделенными сиротами. Как и всякий учрежденческий
коридор, этот коридор логически кончался туалетом, куда я и зашел.
распахнулась, но вошел совсем другой для заведующих отделами и членов
коллегий... Ах ты, моя золотая! Чувствуешь -- Он протянул руку навстречу
качнувшееся к нему взвизгивающей сумке, но тут я напомнил:
внутреннего кармана пиджака лист бумаги и, протянув, кивнул мне:
подлинности документа у меня не было никаких сомнений. Мне стало весело и
хорошо. Что ни говора, видно, власть бумаги все еще сильна в каждом из нас.
чмоканье поцелуев и визг ошалевшего от радости спаниеля.
все-таки работник управления сельского хозяйства. Он снова водворил собаку
(кстати, крайне недовольную этим) в сумку "Эр Франс" и с трудом замкнул
змейку, частями вжимая внутрь вырывающееся тело собака.
я не сразу следовал за ним, вышел из уборной, мурлыкая песенку.
прошел дядя Сандро. Это был отдел госзакупок. Дядя Сандро сидел у стола
спиной ко мне.
аккуратный, подтянутый, доброжелательный. Увидев меня, он улыбнулся мне, не
прерывая разговора я в то же время показывая, что мой визит замечен и он
приглашает меня присесть яд один из стульев, стоящих вдоль стены. Я
продолжал стоять, чтобы не затягивать пребывание здесь дяди Сандро.
мне, показывая, что не забывает о моем присутствии, и как бы прося
извинения, что не может сразу замяться мной.
отчетливо журчать.
снова провентилируем... Конечно, временно, только временно приостановлены
закупки от частных лиц... Но как раз во вторник приезжает из Тбилиси Георгий
Багратович, и не исключено, что он привезет нам оттуда дополнительные
инструкции от Тариэла Луарсабовича. Я вам дам телефон Георгия Багратовича и
свой, но вы ему не звоните. Во всяком случае, сначала позвоните мне, перед
тем как звонить ему, а я, в свою очередь, запишу у себя в календаре, чтобы
предварительно проконсультироваться...
разорвал его пополам, тщательно, с не меньшим удовольствием вывел на бумаге,
по-видимому, обещанные телефоны, сделал в календаре отметку, чтобы не забыть
проконсультироваться.
бокальчик, из которого, как из колчана, торчало еще несколько цветных,
вероятно, столь же безопасных чернильных стрел, почему-то слегка тряхнул
бокальчиком, придав торчащим стрелам более живописный разлет, и явно
довольный, что это получилось с первого раза, протянул дяде Сандро бумажку с
телефонами.
моей личности он ни на минуту не упускал из виду и теперь готов целиком
заняться мной.
улыбнулся, на этот раз как бы над своей неловкой недогадливостью, в сущности
говоря, простодушием, впрочем, вызванным, если уж говорить начистоту,
служебным рвением.
Такие люди встречаются в некоторых секторах наших учреждений, которым
(секторам) полностью или почти полностью удалось прервать живую связь с
жизнью.
может, но и сказать это открыто, признать, что он напрасно получает
зарплату, естественно, не хочется. Да и потом все это получается не в один
день.
этого сектора. И когда вы являетесь к нему с каким-то делом, он радостно
отдается вам, то есть пишет бумаги, звонит, консультируется, и, в конце
концов, выясняется, что ничего сделать нельзя.
даже испытываете тихий, мистический восторг перед совершенством дел его рук.
Этот тихий восторг у некоторых перерастает в такой же тихий ужас. Ведь это
нелегко узнать, после долгих, мягких, ненастойчивых усилий этого человека по
проталкиванию вашего дела, что с самого начала дело было обречено и он об
этом прекрасно знал с самого начала. Ведь это все равно, что вы наблюдаете,
пусть из-за стекла, но своими глазами наблюдаете многочасовую операцию,
которую проделывает хирург над вашим близким, и вдруг узнаете, что больной
умер еще до операции и его оперировали только потому, что по плану было
намечено его оперировать и были отпущены соответствующие средства для
операции, которые необходимо было использовать, и что вас особенно поражает,
-- наркоза не пожалели на вашего бедного покойника, наркоза! Именно этот
наркоз, как последняя капля, словно его отчасти впрыснули и вам под кожу,
повергает вас в тихий благоговейный трепет...
уже спускались по мраморной лестнице.
сколько ты мне поможешь своими телефонами.
действительности. При всей странности предложенного им уравнения, при всей
сложности равновесия между активностью чегемских ослов и качеством
предлагаемой помощи в его словах не было ни малейшего оттенка мистики.
стеклянным колпаком. Он сидел, опустив голову, чем-то похожий на зародыш
человека во чреве или фантастический стебель с опущенным завитком верхушки.
Казалось, сидя в своем парничке, он тщательно прислушивается к своему
произрастанию.
внимание на наш уход и, кивком попрощавшись, одновременно поблагодарил за
то, что он без всяких хлопот пропустил нас в здание. Кивок был несколько
преувеличен в счет, как я думаю, будущих надобностей в этом здании.
особняка и пошли по тихому переулочку, обсаженному лавровыми деревьями.
притрагиваясь к усам, -- мы должны где-нибудь посидеть за маленьким скромным
столом.
какой-нибудь повод, чтобы посидеть с дядей Сандро в каком-нибудь уютном
закутке, которых, кстати, все меньше и меньше остается в наших краях.
сворачивая с переулка, дядя Сандро протянул руку и сорвал несколько лавровых
листьев. Он растер их в ладони и понюхал. Казалось, он прочищал и готовил к
застолью органы обоняния.
привычным тоном человека, который перепробовал все на свете правительства и
готов пробовать еще, -- тоже не всегда правильно поступает.