сдержанность его манер. Он ни минуты не мог оставаться неподвижным: то
нога постукивала о землю, то нетерпеливо сжимался и разжимался кулак.
видели раньше?
сливок, вся сверкала никелем, на ее чудовищно вытянутом корпусе там и сям
самодовольно круглились отделения для шляп, отделения для закусок,
отделения для инструментов, в лабиринте уступами расположенных щитков
отражался десяток солнц. Мы уселись словно в зеленый кожаный парник за
тройной ряд стекол и покатили в Нью-Йорк.
разочарованию, убедился, что говорить с ним не о чем. Впечатление
незаурядной личности, которое он произвел при первом знакомстве,
постепенно стерлось, и он стал для меня просто хозяином великолепного
ресторана, расположенного по соседству.
стал вести себя как-то странно: не договаривал своих безупречно
закругленных фраз, в замешательстве похлопывал себя по коленям, обтянутым
брюками цвета жженого сахара. И вдруг озадачил меня неожиданным вопросом:
которых подобный вопрос достоин.
знает что вообразить, наслушавшись разных сплетен.
пикантность разговорам в его гостиных.
взмахнул рукой, как бы призывая карающую десницу провидения быть наготове.
- Я родился на Среднем Западе в богатой семье, из которой теперь уже
никого нет в живых. Вырос я в Америке, но потом уехал учиться в Оксфорд -
по семейной традиции. Несколько поколений моих предков учились в Оксфорде.
заподозрила его во лжи. Слова "учились в Оксфорде" он проговорил как-то
наспех, не то глотая, не то давясь, словно знал по опыту, что они даются
ему с трудом. И от этой тени сомнения потеряло силу все, что он говорил, и
я подумал: а нет ли в его жизни и в самом деле какой-то жутковатой тайны?
раздумья о безвременно угасшем роде Гэтсби. Я было подумал, уж не
разыгрывает ли он меня, но, взглянув на него, отказался от этой мысли.
из Венеции в Рим, - ведя жизнь молодого раджи: коллекционировал
драгоценные камни, главным образом рубины, охотился на крупную дичь,
немножко занимался живописью, просто так, для себя, - все старался забыть
об одной печальной истории, которая произошла со мной много лет тому назад.
лексикон вызывал у меня представление не о живом человеке, а о тряпичной
кукле в тюрбане, которая в Булонском лесу охотится на тигров, усеивая
землю опилками, сыплющимися из прорех.
подставлял себя под пули, но меня, словно заколдованного, смерть не брала.
Пошел я на фронт старшим лейтенантом. В Аргоннах я с остатками пулеметного
батальона вырвался так далеко вперед, что на флангах у нас оказались бреши
шириной по полмили, где пехота не могла наступать. Мы там продержались два
дня и две ночи, с шестнадцатью "льюисами" на сто тридцать человек, а когда
наконец подошли наши, то среди убитых, валявшихся на каждом шагу, они
опознали по петлицам солдат из трех немецких дивизий. Я был произведен в
майоры и награжден орденами всех союзных держав - даже Черногория,
маленькая Черногория с берегов Адриатики прислала мне орден.
им улыбнулся. Улыбка относилась к беспокойной истории Черногорского
королевства и выражала сочувствие мужественному черногорскому народу в его
борьбе. Она давала оценку всей цепи политических обстоятельств, одним из
звеньев которой был этот дар щедрого сердечка Черногории. Мое недоверие
растворилось в восторге; я точно перелистал десяток иллюстрированных
журналов.
на шелковой ленточке.
выгравировано: "Orderi di Danilo, Montenegro, Nicolas Rex".
оксфордских днях. Снято во дворе Тринити-колледжа. Тот, что слева от меня,
теперь граф Донкастер.
непринужденных позах под аркой ворот, за которыми виднелся целый лес
шпилей.
но ненамного.
пламенеющие в апартаментах его дворца на Большом Канале, представился он
сам, склонившийся над ларцем, полным рубинов, чтобы игрой багряных
огоньков в их глубине утишить боль своего раненого сердца.
удовлетворенна рассовывая по карманам свои сувениры, - вот я и решил
кое-что вам рассказать о себе. Не хочется, чтобы вы меня бог весть за кого
принимали. Понимаете, я привык, что вокруг меня всегда чужие люди, ведь я
так и скитаюсь все время с места на место, стараясь забыть ту печальную
историю, которая со мной произошла. - Он замялся. - Сегодня вы ее узнаете.
вами чаю в "Плаза".
согласилась поговорить с вами о моем деле.
чем любопытство. Вовсе не для того я приглашал Джордан, чтобы беседовать о
мистере Джее Гэтсби. Я не сомневался, что его просьба окажется
какой-нибудь несусветной чепухой, и на миг даже пожалел о том дне, когда
впервые переступил порог его чересчур гостеприимного дома.
глубже он замыкался в своей корректности. Мелькнул мимо Порт-Рузвельт с
океанскими кораблями в красной опояске, - и мы понеслись по булыжной
мостовой убогого пригорода, вдоль темных, хоть и не безлюдных салунов, еще
сохранивших на вывесках линялую позолоту девятисотых годов. Потом по обе
стороны открылась Долина Шлака, и я успел заметить миссис Уилсон,
энергично орудовавшую у бензоколонки.
мы половину Астории - но лишь одну половину: только мы запетляли между
опорных свай надземной дороги, я услышал сзади знакомое фырканье
мотоцикла, и нас догнал разъяренный полицейский.
вытащил из бумажника какую-то белую карточку и помахал ею перед носом
полицейского.
Теперь буду знать вашу машину, мистер Гэтсби. Прошу извинить.
каждое Рождество присылает поздравительную открытку.
рябью бликов на проходящих машинах, а за рекой встает город нагромождением
белых сахарных глыб, воздвигнутых чьей-то волей из денег, которые не
пахнут. Когда с моста Квинсборо смотришь на город, это всегда так, будто
видишь его впервые, будто он впервые безрассудно обещает тебе все тайное и
все прекрасное, что только есть в мире.
две кареты с задернутыми занавесками и несколько экипажей менее мрачного
вида, для друзей и знакомых. У друзей были трагически-скорбные глаза и
короткая верхняя губа уроженцев юго-востока Европы, и когда они глядели на
нас, я порадовался, что в однообразие этого их унылого воскресенья
вплелось великолепное зрелище машины Гэтсби. На Блэквелс-Айленд нам
повстречался лимузин, которым правил белый шофер, а сзади сидело трое
расфранченных негров, два парня и девица. Меня разобрал смех, когда они
выкатили на нас белки с надменно-соперническим видом.
Все, что угодно..."
Даже Гэтсби мог быть, никого особенно не удивляя.
подвальчике на Сорок второй улице, славившемся хорошей вентиляцией.
Подслеповато моргая после яркого солнечного света, я наконец увидел Гэтсби
Херберт Фрэнк
Буркатовский Сергей
Махров Алексей
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Орлов Алекс