возвышенной духовной связью между вами, Николай Степанович, и моей суп-
ругой...
же, гоните, хотя я - из лучших побуждений, только засвидетельствовать
свою полную низость. Но, ей-богу, искренне каюсь, вот даже обнять могу,
если позволите. Совершенно ведь зла не таю. Зло - оно откуда берется?
Зло от невежества, а теперь я прозрел. Не сам, конечно, под действием
обстоятельств, посредством, так сказать, всесоюзного радио. (Выпивает
шампанское и приготовился обнять инженера.) Позвольте, в знак полного
примирения...
каруселью. Разгледяев обнимает инженера. Елену передергивает.
день и меня удостоили. А ты, Елена, говоришь, я гадость задумал. А чего
теперь вам бояться? Вам теперь все трын-трава. Вы победители. Вон какая
у вас славная компания. Вы теперь кого угодно раздавите. Конечно, я в
переносном смысле. Что же ты сердишься, Елена? Каково мне стоять здесь
перед вами и признаваться в своей глупости? Ты же хотела меня осрамить,
вот я и исполняю свой долг и торжественно заявляю в соответствии с нашим
уговором.
Даже не знаю, стоит ли, такая мелочь. Да и Елена вот уже совершенно за-
была.
единственно, чтобы объяснился мой приход и все эти признания. Тут, пра-
во, один лишь долг чести и не более того. Правда, разве этого мало?
(Смотрит на Елену, потом на инженера. ) Не надо волноваться, вы еще, не
дай бог, подумаете, что здесь заговор или, хуже того, спор. Просто это
мы с Леночкой договорились послать вашу рукопись в институт...
ты за свои слова перед ним извинишься".
об институте?
ный день, а мы грыземся по мелочам. Вокруг-то, оглянитесь, весна. Прав-
да, погода мерзкая, а все же чувствуется брожение молодых соков. Вот-вот
из слякоти и грязи прорастет новая неведомая жизнь. В такую пору не хо-
чется умирать. (Делает паузу.) Нет, весной умирать обидно. Именно обид-
но, что все только начинается, а тебе говорят - хватит, все это не для
тебя, дружок. И пока ты мертвый там лежишь в неудобной позе, над тобой
земля расцветает, птички с песнями размножаются, человеки клейкими лис-
точками любуются. Несправедливо.
ня, понимаешь...
лать, так и лезет на язык, будто кто-то специально подталкивает. И вроде
не хочешь огорчать окружающих, но так и подмывает...
гина!
ронам. Доктор закуривает, а Елена опускает голову, закрывает лицо рука-
ми.
профессор вовсе не свалился, а его как бы подтолкнули под поезд. Компе-
тентные органы уже начали расследование. (Упирается взглядом прямо в ин-
женера.)
"Гражданин Богданов, а где это вы были тогда-то и тогда-то?"
назад.)
вас спросили: где вы были сегодня около часу дня. Ваш ответ?
лял, по городу... Знаете ли, такая погода, солнце, и люди с колясками...
Расслабился немножко.
Ах, какая гадость, какая гадость! Но ты просчитался...
бросается Доктор, помогает выпрямиться, но инженер вырывается.
организмов и растений. Таких, знаете ли, необычных, как будто из плотной
бумаги (хватает вилку со стола, гнет), я их только слегка надламывал,
но, кажется, никого не толкал. Слышите, я его не убивал! Слышишь, Елена,
я не убивал!
на утописта.) Да, сегодня, но черт его дери, я же не знал, что он про-
фессор! Вы что, не верите? (Смотрит на Елену.) Елена, подтверди. (К Бог-
данову.) Мы же с ней тогда и встретились. (К Елене.) Скажи им, Елена,
что под мой поезд свалился профессор. При чем же здесь Коля? Он никак не
мог, да и убийства там никакого не было. Ну, что ты молчишь, Елена? Ты
еще сказала: "Пойди к Коле, успокой его".
Видишь, Разгледяев, ошибся ты малость.
Здесь должна быть специальная защелка, "собачка" такая металлическая.
мы обязательно эту защелку на место поставим. А вы, уходите сейчас же (к
Разгледяеву).
ет или ангажировано!
Богдановым совсем плохо. Доктор с Гоголем-Моголем укладывают его на ди-
ван. Вызывают скорую. Гаснет свет.
Картина десятая
ся, замечает полуоткрытую дверь в пустую комнату. Открывает дверь со
скрипом настежь. На полу сидит Елена, вокруг разбросаны листки рукописи.
Анатолий заходит, садится на пол рядом. Берет в руки листки, читает.
полу аккуратно отпечатанные листки из частей, параграфов и глав. Елена
похожа на куколку, брошенную уставшим от игры исполином. Она тихо пла-
чет. Комната освещается через большое окно дармовыми квантами улицы.
Проступают на стене две полосы - желтая и зеленая. Потянулась неровная
линия вверх, закругляя овал мальчика. Но она нарисована не одним махом,
как это делают профессионалы, а многими тщательными усилиями, состоящими
из недлинных неуверенных штришков. Будто рисовавший очень хотел, чтобы
получилось похоже, и все боялся, что не успеет запечатлеть, и от этого
постоянно ошибался, потом поправлялся, делая очередной неверный шаг, от-
чаянно понимая свое бессилие, но не отступая от поставленной задачи. Са-
модельный уголек, краешек обгоревшей щепки, потрескивая и осыпаясь, ожи-
вал на стене щемящей проекцией неустанно терзавшего душу автора видения.
Глаза мальчика, образованные двумя опрокинутыми навстречу друг другу
сегментами и от этого казавшиеся подведенными как у актера немого кино,
источают последнюю горькую мысль еще живого существа. Уже накинута на
шею кривая черная полоса, уходящая под потолок. Наверное, чтобы ее нари-
совать, пришлось тащить с кухни стол, а потом еще и приподниматься на
цыпочки, опираясь левой рукой на стену. Теперь там виден отпечаток ладо-
ни инженера. Неужели не побороть вездесущее земное тяготение? Неужели не
побороть, не остановить природное взаимное влечение тяготеющих масс? Не-
ужели никто не зашевелится, не встанет с места, не приподнимется над
своим страхом и не заорет дурным хриплым голосом, так, чтоб лопнули глу-
хие перепонки очерствевшей души? Неужели сотрется еще одно имя, еще одна
человеческая веточка, еще один волшебный узелок, связующий невидимую
нить, протянутую в будущее людское братство?