Чтение 12–й страницы книги ~Пейпус-Озеро~

солома. Укутанный шубами, поручик бредил. Из его слов ничего нельзя было
связать, - тусклые, серые - лишь одно слово пламенело - Россия. - До ла-
зарета десять верст. Бритый, с лисьими глазами эстонец, пискливо загово-
рил с Николаем Ребровым.

- А ваши бегут домой. Эта проста.

- Как?

- Мой возит. На Пейпус, ночь. А там беги поскорей.

- Где живешь?

- Хе! Хитрый, - подмигнул эстонец и засмеялся в рукав тулупа.

- Не ты ли к Ножову в окно стучал?

- Мой. Ножов там, в Русь. Двенадцать солдат тоже бежаль с Ножов. Мно-
го народ бежаль. Тыща. Я твой брат знай, твой брат меня знай. Я всей
знай.

- Ну, а как в России, не слыхать?

- В Росси-и-и, - протянул он и прищелкнул языком. - Роду-няру,
дрянь... Собак кушают. Клеб нет... Гнилой картул.

Лазарет поразил Николая Реброва: все горит, белеет, блещет. На столи-
ках, против каждого больного, букет цветов из оранжереи и приемная -
зимний сад из пальм.

На все это юноша смотрел сквозь стекла двери, внутрь его не пустили,
и ему не пришлось как следует проститься с поручиком Барановым.

Домой он вернулся поздно ночью. Настроение скверное, подавленное: бы-
ло очень жаль Варю, жаль самого себя и поручика Баранова. Он понимал,
что Варя гибнет и что под его собственными ногами почва превращается в
болото. В ком же искать поддержку? Ножов бежал, поручик Баранов наверное
умрет, сестра Мария принадлежит другому. Вот разве Павел Федосеич: мысли
его ближе и роднее юноше, чем мысли брата.

* * *

Из восьми писарей ночевали дома только четверо. А где же остальные?
Но Николаю Реброву ужасно хотелось спать.

Утром, оправляя постель, он нашел под подушкой письмо в конверте за
сургучной казенной печатью. Вскрыл. Размашистым кудрявым, как дикий
хмель, почерком было выведено:

Коля, другъ, прощай навеки,

Может - на всегда

Я и прочьи человеки...

Следующая строчка письма зачеркнута и дальше - проза:

"Мы съ товарищами бежимъ, милый Коля, старайся и ты утечь. Очень ужъ
стосковался я по родине. А въ Эльзе полное разочарованiе произошло, она
вроде беременная, ссылаясь на меня. Я же сомневаюсь. Во всяком случае
навести ее и утешь, а полотенце мое и мыльница мильхиоровое отбери,
взявъ себе на память обо мне и Николае Масленниковомъ. Его превосходи-
тельству низкiй приветъ съ кисточкой. Адью, адью".

У Николая Реброва задрожали руки и что-то неясно, но настойчиво
скользнуло в душе: вот бы. Он сорвал с храпевшего Онисима Кравчука одея-
ло и ткнул его кулаком в бок:

- Вставай! Слышишь?!

Кравчук сел и таращил сонные, опухшие глаза. Белье его было невероят-
но грязно и засалено, как и он сам.

- Когда они бежали? - спросил Ребров.

Кравчук достал из-под кровати кусок шпику, сдул с него пыль и стал
рвать зубами. Он чавкал с наслаждением, закрыв глаза и покачиваясь. Ши-
рокая грудь его была вся в шерсти, поблескивал серебряный крестик.

- Кравчук, слышишь?! Когда Масленников бежал?

Хохол открыл узенькие глазки и сказал:

- А ну, хлопче, пошукай трохи-трохи хлеба.

Николай Ребров плюнул и поспешно надел шинель - было десять часов.
Кравчук вновь повалился на кровать.

В канцелярии уже сидели три писаря. За дверью слышались неверные шаги
генерала и злобное кряканье. Писаря совещались, как быть.

Решили о побеге генералу не докладывать.

А вот и... Все вытянулись. Генерал опирался на палку. Лицо его за эти
сутки постарело на целый год. Он сердито застучал палкой в пол и зажевал
губами, прищуренные глаза его подслеповато бегали от стола к столу.

- Где люди? Я спрашиваю: где люди?!

- Не можем знать, ваше превосходительство. Они не ночевали... Кравчук
болен.

Палка застучала в пол сильней, правое плечо в золотом погоне с вензе-
лем приподнялось.

- Арестовать! Арестовать мерзавцев!! - крикнул он так, что все попя-
тились. - Ты! Писарь! Иди ко мне! - Прихрамывая и встряхивая головой, но
стараясь держаться прямо, он кособоко скрылся в кабинете, за ним и Нико-
лай Ребров. - Вот приказ о назначении ротмистра Белявского. Немедленно
отправить. Комнату ад'ютанта Баранова запечатать казенной печатью. Хоро-
шо ли его устроил? Где печать? - он провел взглядом по столу. - Где пе-
чать?! - выдвинул ящик, другой, третий. - Печать!!!

Писаря бросились искать пропажу. Все перевертывали вверх дном, перет-
ряхивали, пуская пыль. Подошедший в суматохе Кравчук тоже стал ползать
под столами на корточках, шарить шомполом под шкафом, заглядывать в печ-
ку, в закоулки и когда генерал, грозя всех отдать под суд, вышел на ули-
цу, Кравчук обтер об штаны пыльные руки и простодушно спросил под общий
смех:

- А чего, хлопцы, мы ищем-то?

- Идиот, дурак, - весело ответил низенький, похожий на мальчишку пи-
сарек Илюшин. - Печать пропала, печать!

- Какая, казенная? - опять спросил хохол. - Да ее ж Масленников на
память узяв.

* * *

Генерал раза два прошелся по аллее. Левая нога его дрейфила и было
тесно дышать. Он останавливался, прикладывал руку к груди и ловил воздух
ртом, животный страх расширял и суживал его глаза.

- Скверно, - говорил он самому себе. - Астма. Дьявол их забери с их-
ней революцией. Сидел бы теперь в Крыму, в своей дачке. Нечего сказать,
в хорошенькой обстановочке околевать приходится.

Он круто повернулся, хотел разнести пробежавшего солдата, который не
отдал ему честь, но в это время:

- Генерал, пожальте кофе кушать! Баронесса ждет.

- А-а. Так-так... Сейчас, - сказал он свежей, в белом чепце и фартуке
молоденькой горничной. - Слушайте, Нелли... А вы, того... Вы возьмите
меня под руку. И пожалуйста поласковей со мной, поласковей... Я так оди-
нок... Слушайте, Нелли... Вы простудитесь. Огонь вы... От ваших щек пы-
шет жаром. И эта грудь... Ах, Нелли!.. Вот возьмите золотой, наш, царс-
кий. Пожалуйста, пожалуйста. Я так несчастен, Нелли, так скучаю. Я очень
долго по ночам не сплю... И вы... того... Не можете ль вы, Нелли-ша-
лунья, приходить ко мне читать? Читать, хе-хе-хе - читать... И ничего
более...

- Какой вы шутники очень...

- Вы думаете? О, да... Мы все шутники... Хе-хе-хе. А вот и лестница.
Мы все шутники, все! - Бритый подбородок генерала чуть дрогнул и что-то
засвербило в носу - Ба-а-льшие шутники... Да, да... - Генерал вздохнул и
зашагал по лестнице, пристукивая палкой.

- Вы по ночам разговаривайть, - сказала Нелли, поддерживая генерала
под локоть. - С кем вы говорить?

- С богом... Молюсь. Мне единственное осталось утешение - молитва.
Да, да, не улыбайтесь, Нелли... Молитва. - Подбородок его задрожал
сильнее, глаза заволокло слезами, но генерал крякнул, выпрямился и, от-
ворив дверь, бодро пошел чрез коридор в столовую.

- Бон жур, женераль, - поднялась ему навстречу краснощекая баронесса
в гофрированном светлом парике.

- Бон жур, мадам! Бон жур! - и, щелкнув шпорами, он поцеловал выхо-
ленную, в бриллиантах, маленькую руку.

- Садитесь, генерал. Пожалуйста, в кресло, в кресло. Мимишка, тубо!
Ну, как вы себя чувствуете, генерал? Вообще как дела?

Сидевшая на подушке Мимишка, пристально глядя на старика, наклонила
лохматую головку влево.

- Благодарю вас, чувствую себя прескверно, - вздохнул генерал, нали-
вая в кофе густые сливки, - так чувствует подыхающий в конуре старый
пес, простите за сравнение.

Мимишка еще пристальней уставилась на генерала и наклонила головку
вправо.

- Что вы, к чему такой пессимизм!.. А правда, вы за последнее время
очень изменились, очень... Вам бы отдохнуть. Ну, а как ваша семья?..
Давно не получали известий?

- Париж молчит... Плохо им там. Ведь мы же все почти оставили в Рос-
сии. А заграница денежки любит, денежки...

Баронесса ласково округлила подведенные глаза и задала вопрос:

- Ну, скажите, генерал, а как же дела вашей армии?.. Вообще, какие ж
ваши планы в дальнейшем?..

- Плохи, - сказал генерал, пожевав губами. - О всем же прочем поз-
вольте, баронесса, умолчать...

- Пардон... Конечно, конечно... - она досадно двинула локтями и бед-
рами. - Вот не угодно ли торта, с цукатом. Вы любите? А знаете, я чем
угощу вас? Сейчас, сейчас... - и она нажала кнопку. - Нелли, подайте
землянику и сливок добавьте в кувшин, - и обращаясь к генералу: - све-
жая, ваше превосходительство, только что с кустов, сама брала...