становилось неприятно, от мозга костей до костей мозга. Особое, ни с чем
не сравнимое чувство возникало, когда Петух удачно пикировал и вышибал
Коту глаз. Брызгала белая окологлазная жидкость, Кот цеплял когтем свое
выпавшее око и, предварительно облизав его, заправлял обратно в глазницу.
И всегда рядом с тренирующимися гадами неотступно находилась Мелания в
виде знатока боевых искусств. Она была арбитром, скорее всего болельщиком,
похоже, что и участником. Браслет, присосавшийся к ее руке, играл не
последнюю роль. Инспектор давно разоблачил его - тот пропускал расширенный
спектр мыследействий. Ясно, что робики, как неуправляемые малые оболочки,
рыскали по "эфиру", выискивая разгадки кодов, и нахватались там разной
дряни на тему "как бить и мучить". Но одна линия поведения была втиснута в
них какими-то творцами хреновыми еще при рождении - служить своему хозяину
верой и правдой. Вот почему им мало дела до Великого Объединенного Разума.
А их хозяин, вернее, хозяйка, распадается на глазах как гражданин, то
есть, как гражданка.
утреннюю, дневную и вечернюю медитации. Немедля вырубала экраны, как
только начинали передавать звуковидеоряды для гармонизации. Вырывала "с
мясом" шнуры питания из автоматических кадильниц. Разорвала тибетские
мандалы. Перестала делать пранаяму, дышала теперь поверхностно, будто на
улице. Портретом махатмы вытирала пыль. Почти целый день запрещала звучать
индийским мантрам. Только междусобойчик с робиками. Инспектор немного
повеселел, когда она завела себе "Симбун-Сивку", газотурбинный роллер. Не
моргнув глазом, швырнула все свои хрусты. Машина была по-российски удалой,
по-корейски вертлявой, с широким колесом - по любой каше промчится - с
микрооболочкой. Но в отсутствие инспектора появился давно осточертевший
мастер и пробил в оболочке роллера БИ-канал. Нюни инспектора распустились
снова и заколыхались на ветру. А потом Кот с Петухом вскочили на заднее
сидение роллера, стали там похожи на два белых кирпича с глазами, и
Мелания усвистала. В первый же выезд она пропала на целый день. В
инспекторе к полудню солнечное сплетение превратилось в черную дыру. Он
сидел понурый в своем кабинете, и даже кресло не казалось ему теперь
удобным. Темные мысли вились одна за другой без всякого усилия. Кто из нас
главный, кто второстепенный, кто почва, а кто удобрение? - как бы не
ошибиться в вычислениях, впервые подумалось инспектору. Чтобы все-таки
насытить свою жизнь немеркнущим смыслом, Феодосий Павлович решил
выпотрошить дядю Витю, как маринованный перец. А дядя Витя, когда вошел,
то сказал с прощупываемой ехидцей.
ничего, миленькие бранятся - только тешатся.
спохватился задержанный.
программа, чужая запись. В нужные моменты из вас прочитывается тот или
иной кусочек.
высокочастотным.
А если из-за вас беда приключится для народа, то вы сами с собой что
делать будете?
Заиграла обеденная музыка, свет стал менее насыщенным.
взвыл дядя Витя и прихватил со стола розетку с икрой. - Надеюсь, не
акулья.
"скатерть-самобранку".
действительно уехала.
замаранный китель.
меньше пятен будет, - наслаждался сценой дядя Витя. - Может, помочь,
простирнуть чего?
раскатываться по комнате, размазывая масло, соус и пюре.
как лучше. Вот новый бутерброд изобрел.
плоскость и стал срезать с пола размазанные продукты, правда, вместе с
линолеумом.
это все я, такой-сякой, подстроил. А я на большие дела пока не горазд. От
меня только легкий сквозняк.
дальний угол, потом подскочил к робуборщику и перевернул его вверх
колесиками.
Власть употребить, и точка, так с ними и надо, падлами. Что же, если
электрический, то все можно?
вылетели коды безумных мыследействий. Пусть "К2" помог, но сигналы - мои
собственные. Если так, то по законам ССС, я - преступен, и вещдок налицо.
Я приличный человек, уважающий прогресс, и вдруг преступен. Может, таково
течение болезни. Ну и что с того? Вор по болезни ворует, громила по
болезни громит, но снисхождения к ним никакого. Единственное, что смягчит
мою вину - это ссылки на инфекцию, на заражение. Я докажу следователю, что
дядя Витя наводил на меня свои мыследействия, как на колебательный контур,
что он, мерзавец, в резонанс меня ввергал."
внутренностям прополз бычий цепень. Инспектор подключил к робуборщику
терминал и стал проверять буфер команд. Вроде некоторые похожи на
вчерашние, дяди Витины. Или нет, сердцевины разрядов всегда похожие. Что
же намечается: неужто самому на себя стучать придется?.. Уж лучше
покончить с высокими моралями. Пусть просыпается здоровое, животное,
инстинктивное. Надо выкарабкиваться. Поскорее бы избавиться от дяди Вити.
Но ведь и конвойных не позвать. Могут назвенеть "куму", начальнику режима
Сысоеву. Ну, ничего, напачкали, подотрем. Феодосий запихнул робуборщик в
угол, превратил свою майку в тряпку. Вначале развел грязь, потом ничего
получилось, если не всматриваться. Прихватил и содранный линолеум клеем.
Крестьянин же неустанно помогал дельным советом.
начинает по всему телу летать какой-то вихрь, да еще и наружу рвется. И
кажется дяде Вите, только расслабится он или, предположим, чихнет, и
организм его развалится, как брошенный об стену арбуз. С криком "ура"
вывернется из ошметков Вихрь Вихревич и на форсаже улетит за горизонт. Что
говорится, темницы рухнут, и свобода нас встретит с кружкою у входа. Но
потом глаза открывались и он видел себя на коечке - со стены буравит
взглядом какой-то индийский товарищ гуру, льется специально подобранный
звук для сна, в углу призывно мерцает унитаз. "Ничего интересного быть не
может", - успокаивал себя дядя Витя и переворачивался на другой бок. И
все-таки это случилось. Лопнула преграда, похожая на скорлупу или даже на
стакан. Так быстро, что боль разлетелась сразу. Он пошевелился и понял,
что стал из маленького большим. То есть, он существует в двух видах,
маленьком и большом. Большой дядя Витя подтянул задние конечности,
распрямил их, и комната сразу смялась, а стена упала. Потолок и крыша
остались где-то внизу, голова же окунулась в какое-то марево. Маленький
дядя Витя прошелся на цыпочках от своей кровати до двери. Массивная плита
поддалась его руке и покатилась. Смутившись, он юркнул обратно в койку,
как сурок в норку. Отстукало десять секунд, и никакого шухера. Селянин
внушал себе, что было бы мудро вот так вот полеживать и ждать, пока лучшие
люди разберутся с его невинностью и отпустят гулять. Извините, скажут, за
причиненные хлопоты, обознались. Примите в знак признательности за
проявленную гражданственность часы "командирские". Дядя Витя же,
незлобливо посмеиваясь, похлопает опростоволосившихся обидчиков по плечам:
"Ничо, бывает. Кто не ошибается, тот, значит, не работает". Но потом
пожаловала дяде Вите (маленькому) и другая мысль. И осталась, засела, как
гвоздь в доске. А если не проявят начальники чуткость и заботу? А если он
для них - бревно, кричи не кричи о своих правах, а все равно обстругают.
нему горящую кровь. Глотка дышала не хуже армейского огнемета, лапы
гребли, как экскаваторы, воздух сминался под ударами крыльев с переменной
геометрией и, распрямляясь, поднимал его.
тянущий, а еще гладкий, как галька, то ли просвечивающий, то ли
разрисованный. А в рисунке том, казалось, проглядывался размазанный
человек. Будто прокатилась эта глыба и сплющила какого-то незадачливого
гражданина. Просматривались и другие каменюки: разнокалиберные, летящие и
катящиеся друг по другу. Потом большой дядя Витя заметил главную
достопримечательность открывшейся картины. Там в глубине, за парадом
камней, как бы на трибуне, маячила очень длинная штуковина, то ли спица,
то ли башня, возможно даже дерево. Когда большой дядя Витя привык к
пейзажу, то разобрал, что камни прутся не куда попало, а вертятся, иногда
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Русанов Владислав
Лукьяненко Сергей
Корнев Павел
Круз Андрей