Чтение 12–й страницы книги ~Сознание лейтенанта в лотосе, или медитация времен...~

Камински же явно еще пребывала в отключке. Я коснулся ее руки и
получил по СБС данные по ее пошатнувшемуся здоровью.

Вот зараза: какая-то дисфункция дыхательного центра и аритмия
сердца, кислорода в тканях на двадцать пять процентов ниже
нормы!

Лицо диверсантки сейчас было невинным и даже жалким. Мой
образованный микрокомпи предложил сделать ей интубацию, да еще
вколоть латровита с адреналином прямо в сердце.

Какая тут на фиг интубация? Мне бы еще в сердце ей попасть.
Я вознес руку со шприцом, пробил иглой посиневшее тело
напарницы, и надавил на ампулу.

Вовремя надавил. Снаружи раздался какой-то грохот, потом еще.
Ну как не узнать родные звуки. Это точно автоматные очереди --
ишь как тарахтят, 1000 выстрелов в минуту не меньше.

Притом секли они все ближе и ближе. Я попробовал открыть дверь
контейнера, но ее, видимо, заклинило смежным контейнером.

Придется пробиваться с помощью направленного взрыва. Но только
где?

Ультразвуковой миниробот-зонд в таком нагромождении металла
никак не мог подыграть. Я обстучал стальные стенки и мне
показалось, что сверху имеется свободное пространство.

Прикрепил к подволоке контейнера два батончика со взрывчаткой,
воткнул иглы взрывателей и двадцать секунд подождал.

Потом было много дыма, пара, вони, брызг фреона и окалины.
Однако крепкий оказался контейнер. Металл крыши был пробит и
отогнут, но до нормальной дыры оставалось еще далеко. Я
приподнялся насколько мог и стал, обжигаясь и кряхтя, отжимать
кусок рваного горячего железа.

Затем высунул голову из контейнера и мои сенсоры, инфракрасный и
электрочувствительный, дали мне мимики-контуры окружающего
пространства.

Мы были в закрытом трюме, но по его люку топали
тяжелые башмаки. Я по этому звуку догадался, что не наши
башмаки. Да и голоса долетали не наши, больно визгливые. Шухер,
над головой кунфушники!

Я вернулся в контейнер и начал тормошить Камински. Эта чертова
машина для убийства, еще считающая себя женщиной, никак не хотела
очухаться. Потом она застонала, даже прошептала, что холодно,
но глаза так и не открыла.

Я прижал ее к себе, обнял, дул на ее потрескавшиеся губы, будто
она была не матерой разведчицей, а маленькой девочкой. Лицо ее
действительно переменилось -- ничего зловещего и хищного. Все
это было лишь мимиком-маской запрограммированной на убийства
женщины. А вот миловидность проступила "наружу". Никакая
она не Камински, а Катерина Матвеевна, сбившаяся с пути
истинного. Если точнее, поставленная на путь неистинный.

Потом я услышал скрежет -- это поднимался трюмный люк,
Бросил Камински и стал вылезать из контейнера. В
трюм уже попадал дневной свет, ледяная крупа, грубые гнусные
голоса. Увидел я вскоре и стволы.

Наверное, и меня заметили, поэтому крикнули на английском с
квакающими китайскими интонациями: "Выходи."

Ну, сейчас я им выйду! И заодно попробую отвлечь их внимание от
Камински и Раджнеша.

-- Выхожу, выхожу, не стреляйте, соколики,-- сказал я, прикрепляя
пистолет-пулемет "Ель" клейкой лентой к щиколотке. Прилепив,
стал подниматься по опустившемуся вниз трапу.

Едва моя голова поднялась выше комингса люка, я осознал всю
мрачность ситуевины. Мы плыли на судне под нейтральным
либерийским флагом, но на борту, кроме нескольких
матросов-негров, имелось с десяток крепких раскосых парней --
из морской пехоты кунфушников.

-- Руки за голову,-- крикнул ближайший ко мне морской пехотинец
и уже потянулся, чтобы ухватить меня за шиворот.

Ухватил, но в этот момент я одной рукой дернул его на себя, а
второй вырвал чеку осветительной гранаты, висевшей у меня на
шее.

Случилась вспышка, но я вовремя зажмурил глаза и видел
мимики-силуэты окружавших меня людей -- микрокомпи не ослеп и
продолжал сканировать электрополя своим сенсором. Морпех,
которого я схватил, несколько раз дернулся -- похоже в него
попала очередь из пуль с повышенным останавливающим действием --
предназначавшаяся, конечно же, мне.

Потом я ласточкой вылетел из люка, скатился с комингса и открыл
стрельбу из своего пистолет-пулемета. Троих ближайших морпехов
уложил сразу. Меня, конечно, едва не изрешетили, но я уже
перебрался за брашпиль лебедки.

Пули и иглы кунфушников в общем-то дзинькали рядышком и я
понимал, что еще минута и мне конец -- тем более, что я видел,
как на меня наводят ствол гранатомета. Но против такой кончины я
не особо возражал.

Впрочем, благородная кончина была отложена.

Раздались выстрелы с неожиданной стороны. Помимо меня они были
неожиданными и для кунфушников. Гранатометчик, а с ним еще трое
морских пехотинцев покатились по палубе, брызгая кровью. Из
люка выскочила очухавшаяся и злая Камински с короткоствольным
автоматом -- на лице ее уже восстановилась валькиричья красота.

Вражеские морпехи еще стреляли по нам со стороны рубки, но без
особого успеха.

Рядом с нашим ржавым "корытом" болтался на волнах катер
кунфушников. Но с него перебраться на либерийский борт было не
так-то просто. По крайней мере, тех двоих морских пехотинцев,
что попробовали вскарабкаться по веревочным трапам, мы с
Камински сняли сразу. Потом катер отвалился от нашего борта и
стал отходить подальше. Я так понял, чтобы удобнее было вжарить
по нам ракетой "корабль-корабль".

Но сцена внезапно усложнилась. От неба, похожего на грязное
одеяло, отделились две пилюли -- да это же вертолеты -- и спустя
десять секунд они произвели ракетные залпы. По катеру и по
надстройке. Ракеты, скатившись сверху яркими шариками, сыграли
точно.

Судовую надстройку объемным боезарядом превратило в скомканную
туалетную бумагу. А кунфушный катер, благодаря умелому
воздействию кассетной боеголовки, обернулся снопом бенгальских
огней, которые осели черной трухой на морскую гладь.

Никаких других останков я на поверхности воды не
различил.

-- Точную наводку я сделала?-- похвастала Камински и поиграла
лазерным "фонариком"-целеосветителем.

Немного погодя один из двух вертолетов, огромная
машина с защищенным винтом роторного типа, завис над палубой,
гоня ледяную крошку на лица совсем очумевших матросов-негров. Из
открывшегося люка упало несколько трапов и сетка-люлька. Заодно
на резиновых тросах спустилось пяток солдат и офицер.

Несмотря на то, что вертолет и вояки были без опозновательных
знаков, я сразу узнал наших.

Офицер направился ко мне -- это был один из тех солдафонов,
которых я видел в подземном бункере военной разведки.

На этот раз он представился:

-- Полковник Лучинский... Ваджрасаттва с вами?

-- А как же, в виде леденца.

Я показал пальцем на трюм.

Спустя десять минут мы с Камински уже сидели в здоровенной
кабине вертолета и дули чай с шоколадом.

Биокибернетик пребывал пока в состоянии "мертвой царевны".
Температура полутрупа, десять ударов сердца в минуту, еле
заметное дыхание. Полковник принял решение
оставить его в виде "леденца" -- неудачно разморозишь и
довезешь одну тухлятину. А за это дело генерал головку снесет...
Наоборот две капельницы еще добавляли ученому консервантов. Для
пущей сохранности "мертвую царевну" положили в "хрустальный
гроб", если точнее, в бортовой холодильник.

Похоже, задание родины выполнено. По-крайней мере, свою часть
задания мы с Камински исполнили.

Камински вначале отдыхала на скамье напротив; поверх трофейного
халатика на ней сейчас была здоровенная десантная куртка.
На лице лишь какие-то остатки валькиристости: может, дело
даже не в маске, а в душевном настрое -- ее и моем.

Затем Камински перебралась ко мне и села вплотную, пусть места
свободного хоть отбавляй. Солдатики-то вообще играли в карты на
другом конце кабины, а там и вовсе закемарили. Полковник
подробно расспросив нас, тоже не показывался. Наверное, ему
было неловко, что сам-то он ничего рассказать не может.

-- Спасибо, Дима, что отогрел меня.

-- А что ты разве не спала, когда я старался? Откуда ты вообще
знаешь, что это был я, а не дедушка Мороз.

-- Дедушка Маразм. Да не спала я, хоть не могла пошевельнуть
даже пальцем. Хреновое ощущение. И еще я думала, что кунфушники
достанут меня и здорово потешатся. Знаешь, я не люблю быть
пассивным объектом.