Чтение 12–й страницы книги ~Посол без верительных грамот~

молчаливого Генриха словно на высказанную мысль:

- Ты прав - человек поразительный! Жаль, что мы так мало о нем знаем.

- Сегодня узнаем больше. - Генрих обратился к роботу: - Твой хозяин
чаще всего сидел в библиотеке, так?

- Да, он любил библиотеку, - сказал робот.

- Проведи нас в библиотеку, - приказал Генрих - И поторопись, у нас
мало времени!

Робот тяжело зашагал в последнюю комнату; за ним, подталкивая его в
спину рукой, пошел Генрих. Рой удивился, но промолчал.

Не так уж часто бывало, чтобы деликатный Генрих властно кому-то
повелевал и кого-то бесцеремонно поторапливал.

Библиотека в этом музее старого быта была самой музейной комнатой. Ее
тоже наполняла стационарная мебель - диван, два кресла, свисающая с
потолка люстра, гардины на неизбежных окнах. Кроме мебели в ней были еще
книги, обязательная принадлежность старых квартир, - сотни книг на
застекленных стеллажах: маленькие и большие, тоненькие и толстые, с яркими
иллюстрациями и заполненные одними буквами.

Рой не любил книг: это был несовершенный способ передачи информации -
медлительный, с малым коэффициентом полезного действия. Он бросил
скучающий взгляд и устроился как мог в неудобном постоянном кресле. Зато
Генрих обошел стеллажи, вглядывался в корешки, некоторые книги вынимал.

В библиотеке Джексона была одна принадлежность, роднившая его
архаическое обиталище с современными жилыми помещениями: между стеллажами
втеснился стереоэкран. Рой вспомнил, что во времена Джексона стереоэкраны
только входили в быт и с ними еще конкурировало кино, а Джексону в
признательность за снотворческое мастерство поставили лучшую из тогдашних
стереомоделей. В сравнении с теперешними эта диковина, поражавшая
воображение современников, казалась убогой. Рой скользнул по экрану
взглядом. Генриха тоже не заинтересовал дедушка нынешних стереоэкранов, он
лишь задержался у рукоятей управления, одну из них, чему-то усмехнувшись,
осмотрел.

В углу комнаты стояло странное сооружение, и на него засмотрелся Рой.
Это был лакированный цилиндр в рост человека, с проводами и сигнальными
приборами. Небольшой барьерчик отгораживал аппарат от комнаты.

Рой кивнул Генриху на цилиндр с проводами.

- Забавное сооружение! Для чего оно могло служить?

- Ты говоришь о высоковольтном аппарате? Олли пользовалась им для
подзарядки. - Генрих говорил так уверенно, словно годы работал с
аппаратом. Он с такой же уверенностью властно потребовал от робота
подтверждения: - Два раза в день, так? Утром и вечером?

- Утром, - ответил робот. - Хозяин в это время уходил поесть.

- Естественно. Воздух слишком ионизировался, к тому же возможность
разряда... Напряжение регулировал ты?

- Потом и Олли научилась.

- Она говорила тебе, когда выключать аппарат?

- Я знал и без нее. Мне объяснил хозяин.

- Но она разговаривала с тобой?

- Очень мало.

- А сидела она чаще всего здесь?

- Да, здесь.

- Твой хозяин беседовать с ней приходил сюда?

- Чаще сюда, иногда в гостиной. Я не понимаю...

- Это неважно, понимаешь ты или не понимаешь. Спрашивать буду я, ты -
отвечать. Так ты говоришь, Олли любила читать? Какие же книги она читала?

- По астрономии и физике, еще - по биологии и по... - Единственный
глаз робота вдруг налился малиновой яростью. Он прохрипел с угрозой: - Вы
- недруги. Я не говорил, что Олли любила читать, вы сами... Вы сделаете
Олли зло. Вам нужно уйти.

Генрих засмеялся и похлопал старого робота по плечу. Теперь Генрих
говорил своим обычным голосом:

- Не сердись, милый. Мы знаем, что Джексон запретил тебе говорить об
Олли. И мы не хотим ей делать зло, даже мертвой. Поверь, я отношусь к ней
с не меньшим уважением, чем он.

- Вам нужно уйти, - повторил робот хрипло. Голосовые контакты опять
отказали, и он уже не старался их продуть. - Вы заставили меня нарушить
запрет хозяина.

Не сделав и трех шагов к двери, Генрих опять остановился. В узком
промежутке между двумя стеллажами висела фотография - хозяин квартиры со
своей обезьянкой. Джексон на снимке стоял у окна. Это был человек среднего
роста, он соответствовал своему голосу - улыбающееся лицо, веселые глаза.
На его плече лежала рука обезьянки - перед ней-то и замер Генрих. Олли не
доставала Джексону и до плеча и очень напоминала шимпанзенка -
длиннорукая, рыжеволосая, широкомордая, со ртом до ушей, с синими губами,
выпирающими челюстями...

Но была одна странность в ее облике. Всякому, кто внимательно
вглядывался в фотографию, просто нельзя было не заметить печали на
мордочке Олли: пронзительно умными, бесконечно скорбными глазами
всматривалась обезьянка в остановившихся перед нею людей.

Генрих снова повернулся к роботу.

- Друг мой! Старина! Не сомневаюсь, что Джексон запрещал тебе
записывать голос Олли, но если хоть звук ее речи сохранился, хоть один
звук!..

Ответ робота донесся словно из-за десяти дверей:

- Если вы знаете, что хозяин запрещал мне сохранять голос Олли, то
должны также знать, что я ежедневно стирал с пленок все, что случайно она
запечатлевала на них...

На улице Рой с улыбкой посмотрел на брата:

- Не мытьем так катаньем ты приобщаешь меня к анализу сновидений.
Согласись все же, что прямого отношения к терзающим меня загадкам жизнь
Джексона Петрова не имеет.

- Самое прямое, - убежденно ответил Генрих. - После вторичного
посещения музея я в этом уверен. Послушай доказательства...

- Если ты о том, что Олли не имеет ничего общего с шимпанзенком Нелли
и вовсе не обезьянка, а великолепно исполненный робот с электрическим
питанием, так не стоит трудиться.

- Разве я давал тебе повод считать меня глупцом, Рой? Что между Нелли
и Олли нет ничего общего, не требует доказательств.

- Тогда что же ты хотел сообщить?

- Ты узнал бы об этом две минуты назад, если бы не перебивал.
Помнишь, в какой катушке напечатано бредовое эссе "Обезьяны в космосе"?

- Помню. Четырнадцатая катушка.

- А чем она отличается от других?

- Она последняя. По словам Артемьева, она завершает полное собрание
сновидений Джексона Петрова.

- Вот тут ты ошибаешься. Четырнадцатая катушка - дополнительная к
собранию, а не просто последняя. В ней посмертно собраны все ранние вещи
Джексона, которые он не хотел вносить в свои сборники, считая
художественно слабыми.

- Ты хочешь сказать, что сновидение "Обезьяны в космосе" - из ранних
произведений Джексона?

- Я хочу сказать, что это было первое сновидение Джексона,
передававшееся в эфир. Именно с "Обезьян в космосе" начался этот странный
вид искусства.

Рой даже остановился от удивления.

- Генрих, ты и не подозреваешь, как это важно!

- Может быть, все-таки подозреваю? - Генрих потянул брата за руку. -
Терпеть не могу, когда ты ни с того ни с сего каменеешь на ходу.

- Куда мы идем?

- Ты не догадываешься?

- В Музей космоса, наверно?

- Куда же еще?

В огромных залах Музея космоса всегда было полно посетителей. На
стенде экспедиции "Цефея" цветные фотографии показывали экипаж
галактического корабля. На одной была изображена и Нелли рядом с
командиром Сергеевым и штурманом Борном.

Рослая шимпанзе положила руки на плечи астронавтов, уродливая морда
ее была вровень с головами людей.

- Ты знаешь, что меня удивляет? - сказал Рой. - Что эту тупую рожу
спутали с тонким и умным лицом Олли, я еще могу объяснить - людям все
обезьяны на одно лицо. Но заметить, что молодая шимпанзе в экспедиции не
подросла, а стала меньше - это, согласись, не требовало особой
наблюдательности.

- Возможно, кто-нибудь и заметил эту несуразность. И, может быть,
узрел в ней новый закон природы: обстановка в космосе, в частности авария
"Цефея" вызывает уменьшение тел животных.

Во всех музеях около человека, надолго задержавшегося у какого-нибудь
экспоната, вскоре собирается кучка любопытных. Рой с Генрихом не обошли и
трети стенда "Цефея", как им стали мешать толкающиеся посетители: