положения, в которое он так мгновенно и легко был приведен, - во всяком
случае, Семен, даже напившись, воздерживался буянить.
утрам он влезал в ванну и поливался из душа ледяной водой, оглушительно
ухая, крякая и даже подвизгивая от удовольствия и холода. Потом он
выходил на кухню и, пока заваривался кофе или вскипал чайник, ставил
длинную стройную ногу на табурет и наводил окончательное солнечное
сияние на свои хромовые сапоги. Он еще даже и рубашки на голубую майку
не натягивал, а пистолет был уже в кобуре на поясе его галифе. И соседи
косились на кобуру опасливо и уважительно. И вообще он им был сильно
симпатичен: хоть и был он явно большой начальник, но все-таки простой и
к ним, людям маленьким, вполне снисходительный и даже доступный - мог
пошутить или из своей необыкновенной жизни рассказать что-нибудь
поучительное и интересное.
сталкиваясь с ним на кухне или в коридоре, бормотал:
соседям Жеглов был по душе. Не было в нем зазнайства или какого-то
особого воображения о себе - так и объясняли мне соседи о моем приятеле,
и мне нравилось, что все так вышло.
мы и обмоем тебя по всем правилам...
первую зарплату мы тоже не смогли, потому что, собственно говоря, и не
получили ее.
иметь этот пасмурный сентябрьский день, и уж тем паче не подозревал,
какое он окажет влияние на наши взаимоотношения с Жегловым.
убили ее накануне, а нам только сообщили в этот день, и эксперт так и
сказал:
вчера вечером.
полу женское тело, и лежало оно неестественно прямо, вытянувшись, ногами
к двери, а головы мне было не видать, голова, как в детских прятках,
была под стулом, и одной рукой убитая держалась за ножку стула.
"Надя", - сказала она, протягивая Жеглову ладошку пять минут назад,
когда мы поднялись уже по лестнице, чтобы вскрыть дверь, из-за которой
со вчерашнего дня никто не откликался. Надя оттолкнула меня, рванулась в
комнату, но Жеглов уже схватил ее за руку:
крикнул: - Гриша, побудь с женщиной на кухне!..
отвести себя на кухню. Ослабевшие ноги не держали ее, и она слепо, не
глядя, осела на стул, и крик ее стих, и только булькающие судорожные
рыдания раздавались сейчас в пустой и безмолвной квартире.
здесь квартира ее сестры Ларисы и они договорились созвониться. Она
звонила ей вчера весь вечер, никто не снимал трубку, и сегодня никто не
отвечал, и она стала сильно беспокоиться, поэтому приехала сюда и с
улицы увидела, что на кухне горит свет - а с чего ему днем гореть?..
увидел голые молочно-белые ноги, вытянувшиеся поперек комнаты к дверям.
Задрался шелковый голубой халатик. И мне было невыносимо стыдно смотреть
на эти закоченевшие стройные ноги, словно убийца заставил меня невольно
принять участие в каком-то недостойном действе, в противоестественном
бессовестном разглядывании чужой, бессильной и беззащитной женской
наготы посторонними мужиками, которым бы этого вовек не видеть, кабы
убийца своим злодейством уже не совершил того ужасного, перед чем
становятся бессмысленными и ненужными все существующие человеческие
запреты, делающие людей в сово- купности обществом, а не стадом диких
животных.
распростертого на полу тела, будто задумался о чем-то, затем гибко,
легко опустился на колени, заглянул под стул, и со стороны казалось, что
он согласился поиграть в эти ужасные прятки и скажет сейчас: "Вылезай,
мы тебя увидели", - но Жеглов повернулся к нам и сказал эксперту:
Тараскин, понятых, быстро. А потом по всем соседям подряд - кто чего
знает...
осматривать обстановку, записывать и фотографировать, - пока убитая
лежит обнаженной. Я наклонился, чтобы одернуть на ней халат, но Жеглов,
стоявший, казалось, ко мне спиной, вдруг резко бросил, ни к кому в
отдельности не обращаясь, но я сразу понял, что он кричит это именно
мне:
стол, накрытый к чаепитию. На чашке с чаем, чуть начатой, остался еле
видный след губной помады, и вдруг резкой полнотой ощутил я неодолимый
приступ тошноты. Я быстро вышел на кухню и стал пить холодную воду,
подставив рот прямо под струю из крана. Вода брызгала в лицо, и тошнота
ослабла, потом совсем прошла, осталось лишь небольшое головокружение и
невыносимое чувство неловкости и вины. Я понимал, что приступ вызвал у
меня вид мертвого тела, и сам в душе подивился этому: за долгие свои
военные годы я повидал такого, что давно должно было приглушить
чувствительность, тем более что особенно чувствительным я вроде сроду и
не был. Но фронтовая смерть имела какой-то совсем другой облик. Это была
смерть военных людей, ставшая за месяцы и годы по-своему привычной,
несмотря на всегдашнюю неожиданность. Не задумываясь над этим особенно
глубоко, я ощущал печальную, трагическую закономерность войны - гибель
многих людей. А здесь смерть была ужасной неправильностью, фактом, грубо
вопиющим против закономерности мирной жизни. Само по себе было в моих
глазах парадоксом то, что, пережив такую бесконечную, такую
смертоубийственную, кровопролитную войну, молодой, цветущий человек был
вычеркнут из жизни самоуправным решением какого-то негодяя...
позванивала, резонируя с высоким голосом Нины Пантелеевой, старательно
вытягивавшей верха "Тальяночки". Надя, прижимая платок к опухшему от
слез лицу, протянула руку, чтобы повернуть регулятор репродуктора.
Неожиданно для себя я взял девушку за руку:
из глаз снова полились слезы.
после школы поступить в театральное училище не удалось, это знаете, как
трудно... Но она занималась все время, брала уроки...
вкус прекрасный... Ну, и училась каждую свободную минуту... Все роли
наизусть знала...
зазнавшаяся актриса, пользуясь своим влиянием, не допускает талантливую
соперницу на сцену.
был дать роль девушке, работающей в театре невесть кем - парикмахершей,
что ли, - и та блестящей своей игрой покоряет всех: и труппу, и
режиссера, и публику... Цветы, овации, злые слезы поверженной актрисы...
Вот и эта бедняга мечтала, наверное, как однажды ее вызовут из
костюмерной и попросят сыграть главную роль вместо заболевшей
заслуженной артистки.
года жили душа в душу... а потом пошло как-то все вкривь и вкось.
Ларочкино увлечение театром... то есть, по правде говоря, даже не совсем
это...
специфику, что ли... Спектакли кончаются поздно, часто ужины... цветы...
подумайте - ничего серьезного, но Илья Сергеевич не хотел понимать даже
самого невинного флирта...