комнатной пальмы.
Затем улыбнулась и выплеснула содержимое на пальму.
волноваться.
это проверяю... особенно с тех пор, как окончательно выяснила, что мой
обожаемый папочка промышляет наркотиками.
а сам к этому зелью не прикасается... не хочет замарать свои холеные
наманикюренные ручки. В таком случае, конечно, это меняет дело. Это просто
замечательно!
другим тоном:
меня, чтобы вынести тело и оживить его черным кофе.
"мерседесу". Шейху в нем было гораздо удобнее. Мысль о том, что я не
разделяю ее восторга по поводу того, что Шейху будет удобно среди моих
постельных и походных принадлежностей, явно не приходила в голову Мойры.
Когда она вернулась, второй раз за сегодняшний вечер поправив
разлохматившиеся волосы, мы спустились на лифте, вышли на стоянку и
забрались в грузовичок.
Потом спросила:
пикника. Мойра устало привалилась ко мне.
она, потом мечтательно хмыкнула. - Ладно, сверни направо и езжай прямо. Я
скажу, куда ехать дальше...
своей внезапностью. Я не успел и глазом моргнуть, как грузовичок уже катил
посреди унылого однообразного ландшафта, словно по поверхности Луны или
Марса, едва освещаемой просыпающимся на востоке светилом. Следуя указаниям
Мойры, я свернул на грунтовую дорогу, исчезающую вдалеке у неясных пологих
холмов. Когда уже ничто вокруг не напоминало о малейших признаках
цивилизации, я остановил грузовичок, заглушил мотор и выключил фары.
необходимость хотя бы поцеловать даму, так что я потянулся к своей спутнице.
Мойра, однако, отстранилась и покачала головой.
полумраке лицо и устремленные на меня глаза.
нужен, да?
Значит, ты охотишься за Фенном. Поэтому я и показала его тебе. Кстати,
милый, ты лишь совсем немножко выдал себя. Совсем чуть-чуть. - Она облизнула
губы. - Мне было... немного страшно следить за тобой. Ты вдруг стал похож на
ястреба или какую-то другую хищную птицу.
нормальными родителями? Почему все так гнусно? За что? Пусть тебе и вправду
нет дела до моего отца... Но если вдруг ваши пути пересекутся...
ухитрялась попадать в самую точку. Я знавал немало профессионалов, которые
потратили бы добрую неделю на то, чтобы выжать из меня столько сведений,
сколько она выкачала за один лишь вечер. И самое забавное - чем больше она
выведывала, тем сильнее я убеждался, что она именно такая, какой казалась.
Какая-то детская наивность и непосредственность в расспросах Мойры заставили
меня поверить, что все мои подозрения на ее счет были необоснованны.
и заметил лугового кролика, суетившегося в редком кустарничке. Хотя солнце
еще не взошло, уже было достаточно светло. Мойра высвободилась из моих
объятий и потянулась к ручке дверцы.
Давай его быстрей сюда, пока я вытащу собаку.
бинокль с семикратным увеличением - из Европы я привез более компактный
новехонький "ляйц", но он существенно уступал в мощи своему допотопному и
громоздкому предку. Когда я спрыгнул на землю, Мойра уже извлекла Шейха
наружу - ценой нескольких отпечатков грязных лап на платье. Пока девушка
отряхивалась, пес лениво потянулся, являя собой довольно нелепое зрелище:
костлявый зад, устремленный в небо, и длиннющее тело, выгнутое, словно лук
Робин Гуда.
шествие в туфлях на высоких каблуках, ведя на поводке совершенно несуразного
пса. Я осторожно ступал следом в мокасинах, держа в руках зачехленный
бинокль. Не знаю, спугнули ли мы того самого кролика, - кстати, на самом
деле это зайцы, а не кролики, - но вдруг впереди что-то хлопнуло и из травы
взметнулась серая тень. Мойра быстро присела и отстегнула поводок. Потом
обняла и тут же отпустила пса.
интересовал его. Пес немного постегал, принюхиваясь. Зачем он это сделал,
ума не приложу, ведь афганы, как я считал, преследуют добычу, полагаясь на
зрение, а не на обоняние. Может, никто не объяснил ему это...
кроликом. Набирал скорость он как-то незаметно, как отходящий от станции
поезд, однако в считанные секунды он исчез из вида за ближайшим пригорком.
видно.
тоже, не знаю - довольно колко. То и дело острые колючки впивались мне в
ступни, прокалывая насквозь тонкие подошвы кожаных мокасин. Каково
приходилось Мойре в ее чисто символических туфельках, мне даже думать не
хотелось. Когда мы, порядком запыхавшись, вскарабкались на вершину холма и
огляделись, то никого не увидели.
мне бинокль. - Там, где сухое русло реки...
так далеко. Невооруженным взглядом казалось, что он едва движется. Когда же
я поднес к глазам бинокль, у меня просто дух перехватило. Вам приходилось
слышать рассказы о красоте бега оленя? Это и впрямь захватывающее зрелище:
взрывная мощь, переливающиеся мышцы. Но афган мчался с такой скоростью,
которая ни одному оленю и не снилась; он скорее не бежал, а стлался и при
этом, похоже, не тратил ни малейших усилий.
Мойры. - Эти борзые могут делать шестьдесят миль в час. Сейчас он припустит
по-настоящему... Во! Он взялся за дело. Смотри!
выковырять из ступней иголки. Скажи, когда он прикончит кролика.
сознавая, что ему пришел конец. А за ним безмолвно неслась удлиненная серая
смерть с вытянутой мордой и прижатыми ушами. Через мгновение все было
кончено: один щелчок челюстей, резкий взмах головы - и все... Я перевел дух
и отвернулся.
Вообще это и в самом деле ужасно, но ведь именно для этого и созданы
афганские борзые. Там, у себя, они охотятся на газелей, но у нас-то газелей
нет, верно? Как же ему запретить? В конце концов, он больше ни на что не
годен.
Есть она не захотела. Я вытащил из кузова матрас и разложил на песке, чтобы
Мойра посидела, пока я колдую над портативной плитой. Потом мы потягивали
кофе и следили за солнцем, медленно выплывающим из-за горизонта.
добавила:
видела, как ты смотрел на нее там, на ранчо. На свою холодную принцессу.