вытащил пробку и налил немного на деревянную обшивку мола; кислота
зашипела и задымилась. - Она горит, - сказал Малыш. - Понюхай. - И он
поднес склянку к ее носу.
просто спирт. Я хотел предостеречь тебя, вот и все. Мы с тобой подружимся.
А я не хочу, чтобы у моей подружки было обожженное лицо. Ты мне скажешь,
если кто-нибудь станет расспрашивать тебя. Кто бы то ни был. Запомни.
Сразу же звякни в пансион Билли. Три шестерки. Легко запомнить.
освещенного концертного зала, сквозь музыку, несущуюся к берегу, наводящую
на него щемящую тоску.
вмешиваюсь ни в какие дела. Я никогда не была любопытной. Вот вам крест.
и восхищением. И вдруг, когда оркестр заиграл избитый лирический мотив:
"Прелестна на взгляд, так сладко обнять и небо само...", яд злобы и
ненависти подступил к губам Малыша.
окатывали их водой; гирлянды цветных лампочек вдоль набережной Хоува
светили тускло, как керосиновые лампы, сквозь пелену дождя. Они
отряхнулись, как собаки, в нижнем зале кафе Шерри, и Роз увидела, что на
лестнице, ведущей на галерею, стоит очередь.
заплатил три шиллинга, как будто был здесь завсегдатаем.
металлическим блеском, волосами, с маленькими черными сумочками в руках -
платные партнерши, ожидавшие приглашения. Горели цветные фонарики:
зеленые, розовые и синие.
напоминали ей огни, мотив, который наигрывал джаз, толпа на танцевальной
площадке, пытающаяся отплясывать румбу. У нее был огромный запас
немудреных воспоминаний, и когда она не жила в будущем, она жила в
прошлом. Что до настоящего... Она проходила сквозь него так быстро, как
только могла, убегая от одного, стремясь к другому, и поэтому говорила
всегда слегка запыхавшись, и сердце ее колотилось от жажды избавления или
от ожидания. "Я сунула тарелку под передник, а она и говорит: "Роз, что
это вы там прячете?" А мгновение спустя она уже с глубоким восхищением
устремила на Малыша свои широко раскрытые, наивные глаза, полные уважения
и надежды.
появилась у Сноу и на Дворцовом молу, словно крот, выбравшийся из норы на
дневной свет, она никогда не была знакома с мальчиком, у которого хватало
бы денег, чтобы предложить ей что-нибудь выпить. Она сказала бы: "Пиво", -
но у нее еще не было случая выяснить, любит ли она пиво. Мороженое за два
пенса с трехколесной тележки "Эверест" - дальше этого ее представления о
роскоши не простирались. Она беспомощно таращила глаза на Малыша. Он резко
спросил:
дольше не могла.
трущобах, "Эверест" не мог предложить ей большого выбора.
будет такое, какое ей всегда приходилось есть прежде; так оно и оказалось,
только его было больше, а в остальном с таким же успехом, держа его между
двумя вафлями, она могла бы сосать это мороженое возле трехколесной
тележки.
встречаться с девушкой моложе семнадцати лет.
юными, с презрением посмотрели в глаза, только сейчас начавшие кое-что
узнавать. Он спросил: - Ты танцуешь?
спинами; удовольствие, подумал он, они называют это удовольствием; его
охватило чувство одиночества, ужасное сознание того, что его никто не
понимает. Площадку освободили для последнего отделения ночной программы.
Светлое пятно прожектора выхватило кусок пола, певца в смокинге, микрофон
на длинном гибком черном стержне. Певец взял его нежно, словно это была
женщина, и стал осторожно покачивать из стороны в сторону, лаская его
губами, а из громкоговорителей над галереей его хриплый шепот звучал над
залом, словно голос диктора, возвещающий о победе, словно официальное
сообщение, объявленное после долгой проверки цензурой.
непреодолимому воздействию этого беззастенчивого рева.
"почтальон" - слова эти трепетали в его мозгу, как стихи; одной рукой он
ласкал склянку с серной кислотой, лежавшую у него в кармане, другой -
держал руку Роз. Нечеловеческий голос завывал над галереей, а Малыш сидел
молча. На этот раз он сам получил предупреждение - жизнь показывала ему
склянку с серной кислотой и предупреждала: "Я испорчу тебе физиономию".
Она говорила с ним языком музыки, и когда он уверял ее, что никогда больше
не будет ввязываться в такие дела, у музыки наготове был ответ: "Иногда
это от нас не зависит. Просто так получается".
площадке не хватало мест для такой массы народа). Никто не шелохнулся. Это
было как торжественный гимн в день перемирия, когда король снимает свой
венок победителя, все обнажают головы, а войска словно каменеют. Такая
любовь, такая правда, такая музыка были понятны этим людям.
резко выделялся певец, прижавший микрофон к своей крахмальной рубашке.
свете. - Музыка смолкла, и в тишине он громко засмеялся. - Ты еще
невинная. - Люди поворачивались на стульях и смотрели в их сторону;
какая-то девица захихикала. Его пальцы ущипнули Роз за руку. - Ты еще
неопытная, - повторил он. Он приводил себя в легкое чувственное бешенство,
как бывало, когда он дразнил слабых ребят в городской школе. - Ты ничего
не знаешь, - повторил он с презрением и вонзил ей в руку ногти.
почти встретились под кожей. - Хочешь, я буду твоим дружком? Будем водить
с тобой компанию?
защекотали ее опущенные веки. - Если тебе нравится это делать, продолжай.
Мережковский Дмитрий
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс