это прозвучало совершенно не убедительно. Она сдернула перчатки. - И это не
сон, и не догадки, и не выдумки. Говорю вам, - она уже почти перешла на крик
и бегло глянула на Еву, не встретясь с ней глазами, - они собираются
арестовать Еву!
за этим последовала неловкая пауза.
думала, не гадала".
гостиная виллы "Привет" сияла натертым паркетом. Передние окна выходили на
рю дез Анж; в задние окна заглядывал прохладный зеленый сумрак сада.
Косматый, золотистый, в темных подпалинах спаниель преданно смотрел из-за
чайного столика на дядю Бена. Сам дядя Бен, приземистый, плотный, с
короткими седеющими волосами, как всегда, молчал и смотрел приветливо.
Елена, рослая, любезная, страдающая одышкой дама в серебряных буклях,
контрастировавших с круглым розовым лицом, натянуто и недоверчиво
улыбалась...
на Еву.
губам; рот у нее был большой, что нисколько ее не портило. - Мы знаем,
конечно, что это не вы.
вы ведь не выходили из дому той ночью, правда? Вы ведь не возвратились домой
вся в крови, верно же? А наш ключ у вас в кармане? Не было же этого? Ну и..,
осколок от табакерки? Не прилипал же он к вашему подолу? Ничего этого не
было, ведь правда?
скулил, требуя кормежки. Елена нашарила очечник, вынула оттуда пенсне и
посадила на нос. И так и застыла с открытым ртом.
от самого префекта полиции. Да! - упрямо повторила она.
потрепал за уши своего спаниеля. Он полез в карман за неизбежной трубкой.
Наморщенный лоб и добродушные голубые глаза выдали изумление, которое он
тотчас же стыдливо спрятал.
видная шишка в судебной психиатрии. То есть это доктор, а не Горон; я где-то
видела его фотографию. Горон сказал, что Ева в ту ночь пришла вся в крови с
осколком табакерки на подоле.
ужас.
забрала ее халат; на нем была кровь...
не видела ее. Еве хотелось расхохотаться и хохотать, хохотать, лишь бы
заглушить страшный шум в ушах.
Как удар ножом в спину. Нет, все равно смешно. Только вот в этом бреде
насчет "осколка табакерки, прилепившегося якобы к ее подолу" - вот уж
действительно непонятно! - ничего смешного нет. Тут какое-то недоразумение,
или ее нарочно хотят загнать в угол и прикончить. Конечно, полиции ей
бояться нечего. Кошмарное, нелепое обвинение в убийстве старика Лоуза легко
опровергнуть. Достаточно открыть все про Неда Этвуда, а он подтвердит.
Этвуда...
дайте хоть в себя прийти!
запнулась. Голос у нее дрогнул так, что это было красноречивей всяких слов.
будто спохватились, и так непонятно посмотрели, и сказали "то есть" - как
будто что-то все-таки на самом деле было.
сыпала Дженис. - Ведь тут не может же быть что-то верно, а что-то нет?
Бен, снова откашлявшись.
уставились на Еву. На секунду у нее перехватило дыхание.
Или еще похуже, как, например, этот "осколок табакерки", который навязчиво и
мучительно плясал у нее в уме. Но ведь кое-что из этого факты. Полиция может
их доказать. И совершенно бесполезно отрицать их.
что именно я могла.., ну.., поднять руку.., именно на него?
посмотрели на Еву просительно. - Вы только скажите нам, что все это ложь.
Больше нам ничего не надо.
Тоби?
гостиную и села на низенький мягкий стул против Евы. Нежная, почти
прозрачная кожа, какая часто бывает у рыжих, в минуты волнения порой отдает
зловещей синевой. Большие, темные глаза Дженис уставились на Еву. В них
смешались восторг и отвращение.
своих двадцати трех лет. - Я даже вами восхищаюсь. Правда. Я всегда вами
восхищалась. Но просто префект полиции об этом говорил. Я только за ним
повторяю. То есть насчет того, зачем вам могло понадобиться убить папу. Я не
говорю, что вы убили, поймите! Я вовсе и не думаю, что это вы. То есть что
это именно вы... Только...
кроме Тоби и еще, пожалуй, бедного Мориса. Но знаешь ли, Дженис!
помимо всего прочего, сообщил, что вы до сих пор в него влюблены и что он
вас вернет во что бы то ни стало, даже если ему придется ради этого открыть
нам на вас глаза.
начинало бешено колотиться. Она просто онемела от этой наглости.
тем, как умер папа?
пришибленный и огорченный? И не пошел с нами в театр? И ни за что не хотел
объяснять почему. И ведь только когда ему позвонил антиквар насчет
табакерки, он успокоился, верно? И что-то такое он еще сказал Тоби перед
нашим уходом в театр, помните? И Тоби тоже стал какой-то странный, да?
у нее на глазах и с круглого лица сползли благодушие и румянец. - Тоби так
расстроился тогда просто из-за того, что "Профессия миссис Уоррен" - пьеса
о.., ну, словом, о проституции.
вот, если этот мистер Этвуд пошел за ним и сказал ему что-то насчет...
Тоби. Тоби ему не поверил. Ну вот только представьте себе, что все было так!
И - помните? - Тоби не мог заснуть. В час ночи он позвонил Еве. И если он
передал ей папины слова? А она пришла сюда выяснять отношения с папой и...
заговорила.
прекрасная, вы лучше всех! О господи, да куда же это опять запропастился мой
носовой платок! Просто когда Дженис несет про эту кровь и бог знает про что
еще, а вы ее не обрываете, вы не отрицаете...