Чтение 12–й страницы книги ~О мертвых

этакой теплоты у тебя сейчас мозги начнут плавиться и потекут носом. Ишь,
как опутывает, змей! А о своем милицейском чине небось не упомянул. Или это
он за Софочку беспокоится? Вон ее и без того всю трясет от любопытства".

Мысль о Софочке заставила меня поторопиться с принятием решения.

- Ладно, господин Недостоевский, так и быть, приму вас без
рекомендаций. Но учтите: я - мастер международного класса по неспортивной
борьбе. В случае чего - не обессудьте.

- Я буду очень осторожен, - пообещал Селезнев с серьезным видом, но
зеленые глаза смеялись. Бог мой, до чего заразителен был этот смех!

Я почувствовала, как меня захлестывает паника. Почему Серж не
предупредил меня о страшном обаянии этого человека? Он должен был понимать:
запудрить мозги оперативнику с Петровки - задача непростая. Она требует
умения быстро соображать и убедительно врать, то есть максимальной
собранности. А о какой собранности может идти речь, если один вид противника
вызывает эйфорию, точно галлон закиси азота?

Стараясь унять дрожь в руках, я сунула в замочную скважину ключ,
повернула его, толкнула дверь и угрюмо пригласила:

- Входите.

Даже вид посеревшей от разочарования Софочки не доставил мне радости -
настолько сильно мучили меня дурные предчувствия.

- Мне кажется, вы продрогли, Варвара Андреевна, - заботливо сказал
Селезнев, когда я, щелкая зубами, стаскивала с себя куртку. - Может быть,
вам стоит принять горячий душ? Я могу и подождать.

Мне ужасно хотелось последовать совету, но он исходил от противника, а
народная мудрость учит остерегаться данайцев, дары приносящих. Я гордо
покачала головой:

- Обойдусь. Проходите на кухню. В гостиной у меня общая стена с
соседкой, а Софочка наверняка уже поджидает нас по ту сторону со
стетоскопом. И потом, мне нужно срочно выпить чаю.

Селезнев кивнул и послушно двинулся в указанном направлении. Я забежала
в спальню, натянула на себя второй свитер и присоединилась к гостю. Он молча
наблюдал, как я наливаю в чайник воду, зажигаю газ, достаю и расставляю
посуду, шарю в холодильнике.

Когда все было готово, я разлила по кружкам кипяток, плеснула заварки и
забралась с ногами в любимое кресло.

- Итак?

Селезнев покашлял, отхлебнул чаю и поднял на меня глаза.

- Варвара Андреевна, у меня к вам просьба. Вы догадываетесь, кто я и
почему вас беспокою? - Я кивнула. - Так вот, мне хотелось бы сначала
поговорить с вами неофициально. Не могли бы вы дать мне слово, что этот
разговор останется между нами?

От неожиданности я пролила на себя горячий чай и с чувством выругалась.
Как прикажете это понимать? Неужели этот олух надеется заманить меня в такую
примитивную ловушку? На доверительный чиновничий тон я не клюю еще со
славных советских времен. Спасибо, накушались. Придумайте что-нибудь
пооригинальнее, гражданин начальник.

Видимо, ко всем прочим своим талантам Селезнев был еще и телепатом. Во
всяком случае, он ответил на мою мысленную тираду, даже не взглянув на меня:

- Это не уловка, Варвара Андреевна. Я хочу рассказать вам одну занятную
историю и при этом довольно сильно рискую. Поверьте мне.

- Мамочка с раннего детства внушала мне: никогда не верь милиционерам.
- (Вот бы удивилась мама, узнай она, какие советы давала своему неразумному
дитяти!)

- Ну, я не настоящий милиционер, - улыбнулся Селезнев.

- Вот как? Может, у вас и милицейская фуражка с гербом города Киева
имеется? - поинтересовалась я подозрительно.

- Я не совсем правильно выразился. Я и в самом деле работаю в милиции,
но попал туда по ошибке, не по призванию. И не только туда, но и на
юридический факультет тоже.

- Это как же вас угораздило?

- Знаете, это невероятная история. Я предпочел бы рассказать ее вам
как-нибудь в другой раз, когда вы получше меня узнаете.

"Намекаешь, что наше знакомство может и затянуться?" - разозлилась я и
довольно резко спросила:

- А почему вы решили, что в другой раз я поверю вам охотнее?

- К тому времени вы уже будете знать, что я именно тот человек, с
которым может произойти самая невероятная история.

Последний довод я могла принять. Сама отношусь к числу людей,
притягивающих невероятные события. И хотя притягиваю я их, как правило, не
одна, а в компании с друзьями, наличие свидетелей и других участников не
особенно прибавляет доверия к моим рассказам. Выходит, мы с Селезневым
товарищи по несчастью. Это соображение еще больше укрепило мою
бессознательную симпатию к капитану, хотя она и без того уже достигла
угрожающих размеров. Нужно было срочно возводить барьеры.

- Как бы то ни было, Федор Михайлович, я не могу пообещать вам
молчания. Мне вообще крайне редко удается скрыть что-либо от друзей, а в
данном случае они, ко всему прочему, имеют полное право на мою
откровенность.

Селезнев кивнул.

- Понимаю. Хорошо, тогда поступим так: я расскажу вам то, что хотел, и
повторю свою просьбу, а решение оставлю на ваше усмотрение.

"Ох, не к добру эта сговорчивость!" - подумала я, но согласилась. Да и
что мне оставалось делать?

Селезнев согрел меня улыбкой, налил с моего позволения вторую чашку
чаю, отпил немного и приступил к рассказу:

- В прошлую субботу мне пришлось спозаранку поехать в одну из городских
больниц. Туда доставили человека с огнестрельными ранами; человек этот был
без сознания и умирал, но, по мнению врачей, мог перед смертью прийти в себя
и назвать стрелявшего. А я, стало быть, дежурил под дверью его палаты.
Вскоре после полудня раненый, так и не придя в себя, скончался. Я поговорил
с хирургом и собрался уходить, но у лифта меня перехватила взволнованная
медсестра и попросила разобраться в одном неприятном инциденте. Мне отчаянно
хотелось отослать ее к местному участковому и поехать домой отсыпаться, но,
услышав, что речь идет о подброшенном трупе, я заинтересовался.

Мы спустились в приемный покой, где застали двух ошалелых санитаров и
врача "скорой помощи", стоявших над покойником. Врач заявил, что тело
подкинули в машину, пока они переносили в приемный покой больного. По его
словам, он и санитары отсутствовали буквально три минуты, а вернувшись,
обнаружили совершенно невменяемого шофера и труп в салоне. Я спросил, не
может ли он предположительно назвать причину смерти. Врач уже успел бегло
осмотреть тело и видимых повреждений не нашел. Подумав немного, он сказал,
что смерть, возможно, наступила по естественным причинам.

Тогда я посоветовал даме из больничного персонала сообщить о
происшествии участковому. Если вскрытие подтвердит предположение доктора, то
в действиях тех, кто доставил таким необычным способом тело, нет состава
преступления, и милиции останется лишь установить личность покойного и
разыскать родственников. "Личность-то мы уже установили", - сказала
медсестра и протянула мне паспорт, выданный на имя Кирилла Владимировича
Подкопаева. Я убедился, что лицо на фотографии действительно похоже на лицо
покойника, и заглянул в конец. Штамп о прописке свидетельствовал, что
Подкопаев последние десять лет жил в Шатуре, но я зацепился взглядом за
предыдущую надпись: МГУ, Ленинские горы. В моем паспорте стоит точно такой
же штамп, и тоже предпоследний. Эта мысль осела у меня в голове, хотя я уже
решил покойником больше не заниматься.

Но очень скоро передумал. Попрощавшись с медиками, я вышел из приемного
покоя и столкнулся со злополучным водителем той самой "скорой". Он
действительно выглядел невменяемым. К тому же нес какую-то ахинею о бойкой
голой вьетнамке на последнем месяце беременности, которая занималась
акробатикой перед его машиной, а потом рухнула прямо на живот и с таким
грохотом, что "мальцу ее точно не жить". Мало того, когда шофер выскочил из
машины, чтобы отвести пострадавшую в больницу, она припустила от него с
такой прытью, что "ног было не видать". А вернувшись после неудачного
преследования, водитель увидел остолбеневших санитаров и невесть откуда
взявшийся труп.

После такого рассказа весь мой сон как рукой сняло. Я, каюсь, страшно
любопытен. Мне до смерти захотелось познакомиться с оригинальной вьетнамкой
и услышать разгадку этой истории.

И направил я свои стопы к альма-матер, где после долгих переговоров
уломал секретаря ректората раздобыть мне список выпускников 1986 года -
именно в тот год покойного выписали из общежития. На мое счастье, Подкопаев
Кирилл Владимирович отыскался в первой же папке, которую положила передо
мной секретарь. Закончил он, как выяснилось, мехмат.

От мехмата меня отделяло всего несколько этажей, и я не поленился их
одолеть. Там мне тоже сопутствовала удача. Я довольно быстро отыскал
сокурсника Подкопаева, а ныне преподавателя Виктора Колесника, и он
согласился ответить на мои вопросы.

Правда, услышав, что меня интересует Подкопаев, Виктор Петрович приуныл
и заговорил с явной неохотой, но все же мне удалось почерпнуть кое-какие
сведения. Во-первых, я узнал, что из Шатуры Подкопаев давным-давно уехал и
обитает в Москве. Во-вторых, нынешнего его адреса Колесник не знал, так как
покойный Кирилл Владимирович постоянно переезжал от одного сокурсника к
другому и долго на одном месте не задерживался. В-третьих, несколько лет
назад Подкопаев прожил около месяца у самого Колесника, и вспоминать об этом
Виктору Петровичу было явно неприятно. В заключение нашего разговора я
попросил Колесника назвать нескольких человек, принимавших участие в судьбе
Подкопаева, и он, полистав записную книжку, снабдил меня списком фамилий и
телефонов.

Вернувшись домой, я сел к телефону и принялся обзванивать людей из
списка. По странному совпадению все, кому я сумел дозвониться, говорить о
Подкопаеве не желали. Да, помнят такого, да, жил у них одно время, но это