Чтение 12–й страницы книги ~Еще не вечер~

справа, а вилку слева) открывал бутылки. Из глубины дома доносились голоса,
смех, вскоре зазвучала музыка. Толик управлялся ловко и быстро, два шофера
охотно уступили ему эту честь и вернулись к своим машинам. Когда приехавшие
спустились на веранду, Толик, босой, в одних шортах дочерна загоревший,
встретил их, не стесняясь - в гостинице он привык разговаривать с гостями:

- Прошу к нашему шалашу! Чем богаты, тем и рады!

Первым вошел старый седой мужчина сверкнув золотыми зубами, рассмеялся.

- Ты кто такой? Абориген?

- Точно! - Толик не знал этого слова, но привык с гостями во всем
соглашаться.

- Тебя наняли, ты здесь работаешь?

- Нет, я на общественных началах. На пороге стоял мужчина помоложе
смотрел внимательно и, как почувствовал Толик враждебно.

- Давай общественник ноги в руки и на выход!

- Подожди, - остановил уже собравшегося смотаться Толика седой.

Он подошел к перилам и громко сказал.

- Степаныч ты что же человека к работе привлек и устранился? Накорми
парня и поработай с ним.

Толик насчет работы ничего не понял, а есть никогда не отказывался.
Водители уже поставили на траве столик и встретили Толика как старого
знакомого.

Вскоре, уплетая ужасно вкусные бутерброды, он взахлеб рассказывал о
городе, курортниках, гостинице, родителях и своем интересном житье-бытье.
Шофер Степаныч кивал и подбадривал, намазывая на хлеб икру. Он служил в
ведомстве, где вопросы задавать умеют, поэтому Толик, не подозревая, что с
ним "работают" рассказывал красочно, вставал, изображая смешных курортников.

- Ты здорово рассказываешь, - смеялся Степаныч, - наверно, и в школе
тебя любят и с интересом слушают?

Толик хотел согласиться, но задумался и после паузы сказал.

- Нет, в школе я помалкиваю. Это моя работа, мне платят, а люди не
любят трепачей. Я сказал, второй передал, четвертый повторил, дойдет до
гостей - меня звать перестанут.

Степаныч взглянул внимательно, налил ему сухого белого вина.

- За знакомство, Толик.

- Не употребляем, - по-взрослому ответил Толик, чем и решил свою
дальнейшую судьбу.

Работал Толик в "заповеднике" много лет всякое повидал, но даже дома
никогда ничего не рассказывал. Служба была непостоянная то сутки в неделю,
то неделю в месяц, никакого соглашения, деньги получал в конверте солидные.

Чаще других в "заповедник" приезжал тот старый, седой с золотыми
зубами. Иногда с семьей, чаще с приятелями. Собирались компании и без него
иногда с девчонками. Толик быстро научился отличать жен от девочек,
последние пили и шумели первые приказывали и упрекали, да и возраст и
внешность у них были совершенно различные.

Годам к семнадцати Толик уже составил для себя своеобразную табель о
рангах. Хозяева и гости. Кто из хозяев поважнее отличить было просто. Один
говорит, другой слушает, один перебивает другой при этом замолкает. Да и за
стол садились по-особенному кто-то уже расположился, а кто-то оглядывается
выжидает. Очень Толик любил за всем этим наблюдать, большое удовольствие он
получал, когда ритуал по чьей-либо вине нарушался, возникали пауза и
замешательство.

Гости вели себя совсем иначе. Приехав пытались свою машину загнать в
укромное место. Старые и не очень, толстые и худые они все, без исключения
обладали одинаковыми походками и голосами. Приближались к особняку, шаркая,
непрестанно кивая хотя у них еще никто ничего не спрашивал говорили тихо,
пришептывая.

Толик, в белом джинсовом костюме, пробковом шлеме африканского
колонизатора (подарок золотозубого хозяина) с коричневым непроницаемым лицом
(взгляд чуть выше головы пришельца) встречал вежливым поклоном молча, зная,
что такая манера хозяину нравится.

С годами к Толику настолько привыкли, что на него не обращали никакого
внимания, вели деловые разговоры, кого-то снимали, кого-то назначали. Иногда
убирая посуду. Толик видел пухлые конверты, о содержимом которых
догадывался. Подарки привозили в багажниках и контейнерах ящиках банках
коробках свертках. Командовал разгрузкой и погрузкой Степаныч, к Толику он
благоволил, называл крестником однако держал в строгости.

Здесь, в "заповеднике", Толик прошел высшую школу, научился отвечать,
угадывая, что спрашивающий желает услышать, молчать, ничего не видеть, все
мгновенно забывать, лгать, улыбаясь, лгать с непроницаемым выражением лица,
без разрешения Степаныча не прикасаться к голым девкам, даже когда зовут и
грозят наябедничать.

Здесь он встретил немолодую, некогда красивую женщину. От нее пахло
дорогими духами и коньяком, она годилась ему в матери, даже в бабушки и была
женой лица очень важного.

- Ты, мальчик, можешь пойти далеко, - сказала она, - только худощав
больно займись своим телом.

Толик приобрел гантели, штангу, в сарае организовал спортзал.

Через год "учительница" вновь пригласила его к себе, оглядела довольно
улыбаясь ощупала наливающиеся мышцы сказала.

- Каждому свое. Будешь слушаться, сделаю человеком.

Толик слушался, жил красиво. Степаныч перестал разговаривать с ним
покровительственно в его голосе зазвучали нотки уважительные. Несмотря на
холуйский и паразитический образ жизни Толик вырос парнем не злым, страстью
к вещам и накопительству не страдал, охотно ссужал пятерки менее удачливым
Сверстникам. Его нельзя было назвать галантным кавалером, но девушек он
никогда не обижал, прощал пьяные истерики профессионалкам относился к ним с
искренним сочувствием, зная, что жизнь их тяжела, унизительна.

Толик начал задумываться над своей жизнью. Двадцать два года - немного,
но уже и немало, надо как-то определяться. Газет он не читал, программу
"Время" не смотрел, не знал, что надвигается гроза. Толик обратил внимание,
что седой и золотозубый хозяин в "заповеднике" появляться стал реже, но не
придал этому значения.

Наступил май, Толик убирал дорожки парка, думая о том, что проводит
здесь последний сезон, а потом...

За воротами раздался низкий автомобильный гудок, Толик бросился
открывать, "Чайка" подплыла к вилле из машины вышел Степаныч.

- Все, парень. Праздники кончились, начинаются серые будни, - сказал
он.

- Случилось что?

Степаныч тяжело вздохнул, оглядел Толика с ног до головы, словно
впервые увидел, и, неизвестно почему, запел:

- Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Помоги мне, Толик,
кое-что забрать-упаковать да собирай свои манатки, я тебя подброшу. Ты здесь
никогда не был, никого не видел, ничего не знаешь. Что не воровал Толик,
одобряю, да иначе и выгнал бы давно. Деньжат хоть немного скопил?

- Не знаю, - искренне ответил Толик, - рублей триста, наверное.

Степаныч снова вздохнул пошел в дом. Толик вернулся к родителям.
Вечером за ужином отец долго молчал поглядывая на сына.

- Прикрыли твою кормушку. - Он закурил. - И правильно. Да, а как у нас
теперь будет?

- Да что случилось? - не выдержал Толик.

Отец махнул на него рукой.

- Москва конечно далеко. Но первая волна докатилась, боюсь дальше хуже
будет.

Так Толик Зинич узнал о том, что в жизни страны начались серьезные
перемены.

Толик тоже изменил свою жизнь, мама помогла. Он оформился физруком в
санатории. У человека с такой фигурой спрашивать документ о специальном
образовании просто неприлично, его и не спросили.

В новой ипостаси Толик акклиматизировался быстро - заповедник не только
его развратил, но и научил многому. Он хорошо усвоил, что командуют в жизни
мужчины, а правят женщины. Но определенной категорией женщин Толик управлять
умел.

Через месяц работать в санатории ему уже больше нравилось, чем в
заповеднике. Там конечно богаче жирнее, но за забором здесь же беднее, зато
простор аудитория признание.

Когда он появлялся на спортивной площадке или пляже многие дамы
украдкой вздыхали и отворачивались от своих супругов. Мужчины завидев
Толика, втягивали животы переставали временно дышать выпячивали грудь
напрягали атрофированные дряблые мышцы. Он быстро усвоил не следует лезть к
женщинам, которые взглядом не зовут, необходимо аккуратно держаться со
спортсменами - их рельефными мышцами не обманешь станешь "надуваться" тут же
вызовут на какие-нибудь соревнования, позора не оберешься.

Толик честно работал в своем санатории, но чтобы ему особенно не
досаждали он создал определенную систему. Когда происходил очередной заезд
отдыхающих он садился в радиорубке у микрофона и начинал уговаривать вновь
прибывших не увлекаться едой и врачами посвятить весь отпущенный срок
физической культуре.

На следующий день утром Толик собирал откликнувшихся энтузиастов
демонстрировал свое тело выводил группу на пробежку и как он выражался
легкую разминку. На третий день не только в спортзал или на площадку, но и к
завтраку выходили немногие. Толик специального образования, как известно не
имел, но занимаясь сам давно выяснил какие с виду легкие упражнения
впоследствии вызывают у нетренированного человека сильную мышечную
крепатуру.

На данный заезд работа Толика заканчивалась, он лишь натягивал
волейбольную сетку изредка подметал площадку и был свободен.

Закон Толик чтил и по возможности старался его не преступать. Однажды
он столкнулся с майором Антадзе, когда позволил себе демонстрировать
физическое превосходство перед двумя парами измученных тяжелой сессией