Чтение 12–й страницы книги ~Оборотень~

-- Да, Максим Леонидович, именно вам. Вы молоды, умны и решительны и, я уверен, сумеете найти выход, когда окажетесь на свободе.
Он изложил мне свой план, снизив голос до чуть слышного шепота. План был до смешного прост и, казалось, легко выполним, причем наиболее опасная часть его ложилась на плечи доктора. Он должен был отвлечь Курта, хотя бы на минуту удалив его из зала. Я принял план безоговорочно, так как отлично понимал, что выжидательная позиция может привести к трагедии. Надо было действовать -- действовать уверенно, умно и наверняка. Договорившись о деталях, Иван Ильич приступил к реализации плана. Он спустился с теннисного стола на залитый водой пол и направился к выходу, где маячила неподвижная фигура Курта. Когда до двери оставалось метров семь, доктор остановился.
-- Эй, Курт, или как тебя там, -- сказал он нетерпеливо, -- скажи своему шефу, что мне нужно выйти.
Курт не шелохнулся.
-- Ты что, оглох, что ли? -- раздраженно произнес доктор. -- Я тебе, кажется, русским языком говорю: мне нужно выйти.
Иван Ильич сделал еще два шага -- и тут Курт резко вскинул автомат и направил его в грудь доктору.
-- Стоять! -- рявкнул он с угрозой и ухмыльнулся. -- Что, приспичило? Боишься в штаны наложить? А ты ложи, не стесняйся...
-- Не будь идиотом, -- произнес доктор, в упор глядя на бандита, -- мне действительно нужно выйти. Мужик ты, в конце концов, или...
-- Ладно, -- нехотя проворчал Курт, -- сейчас доложу. А ты ступай назад, и чтобы ни одна собака не смела приближаться к двери -- прошью насквозь, и пикнуть не успеете. Всем ясно?
-- Ясно, -- ответил Иван Ильич за всех и пошел обратно к столу.
-- То-то, -- самодовольно хмыкнул Курт и открыл дверь. -- Эй, кто-нибудь!..

7.

Тех нескольких секунд, что Курт стоял к залу спиной, мне хватило, чтобы соскользнуть со стола и добежать до ближайшего угла, в котором были свалены маты, неисправный спортинвентарь и несколько бухт каната. Но этот угол был примечателен другим: здесь была дверь, неизвестно куда ведущая и не замеченная бандитами. Только бы она не оказалась запертой! Я толкнул ее и, к величайшей своей радости, почувствовал, как она поддалась. Я юркнул в образовавшуюся щель и хотел было прикрыть дверь, но кто-то оттолкнул меня так, что я чуть не упал. Я сжал кулаки, готовясь продать свою жизнь как можно дороже, и ринулся было на невидимого врага -- но в недоумении остановился. Прямо передо мной стоял длинный парень с пучком волос за спиной, перехваченных шнурком, и старательно делал мне знаки, чтобы я не поднимал шума. Что-то знакомое показалось мне в чертах его лица, где-то я уже видел эти глаза... Ба, да это же Фома! Только теперь он был без бороды и усов и выглядел лет на десять моложе.
-- Тише! -- одними губами прошептал он, прикрывая за собой дверь. -- Если вы не возражаете, Максим, я пойду с вами.
План доктора заключался в следующем: проникнуть в помещение, скрытое за этой одинокой дверью, замеченной им еще накануне, и действовать согласно обстоятельствам. Правда, дверь могла оказаться запертой, и тогда план доктора рухнул бы еще в самом начале, но, к счастью, судьба благоволила нам. А тут еще Фома подвернулся... Верно говорят, что характер человека проявляется в критических ситуациях. Я даже и представить себе не мог, что он способен на такой решительный шаг. В тот момент я чувствовал к этому симпатичному человеку такую благодарность, что готов был буквально расцеловать его. Ведь так приятно сознавать, что рядом надежный друг, всегда готовый прийти тебе на помощь. Я крепко пожал ему руку.
-- Спасибо, Фома, -- с чувством сказал я. -- Будет просто великолепно, если вы пойдете со мной. Ваша поддержка может оказаться весьма кстати.
Он ответил понимающим взглядом. Мы осмотрелись. Помещение, куда нас занесло, было небольшой комнатой или, вернее, служебным кабинетом спортивного инструктора -- по крайней мере, таков, видимо, был первоначальный замысел создателей этого уникального спортивного комплекса. Кабинет отличался запущенностью и повышенной влажностью, в углах и на стенах красовались причудливые узоры плесени. У стены стоял письменный стол с кипой старых, пожелтевших книг на спортивные темы, рядом возвышался покосившийся пустой шкаф со стеклянными дверцами, а на нем, словно гигантские грибы, росли облезлые кубки, неведомо кем завоеванные, и бледный, покрытый толстым слоем пыли глобус с рваной дырой на месте Саудовской Аравии. Позади стола часть стены была закрыта большим деревянным щитом, имеющим отношение, по-моему, к местной системе канализации и водоснабжения; шум воды в трубах, доносившийся из-за него, служил подтверждением этому. Но наше с Фомой внимание было обращено в совершенно ином направлении -- к окну. Окно было без решетки, и выбраться через него на волю не составляло особого труда. Мы обменялись с Фомой взглядами, как бы окончательно решая вопрос о пути нашего дальнейшего следования, и принялись осторожно, без лишнего шума, открывать раму. Но легкая на первый взгляд операция заняла у нас довольно-таки много времени: рама словно вросла в оконный косяк, древесина набухла от сырости и почти не поддавалась нашим усилиям. В конце концов нам удалось сдвинуть эту проклятую раму с места, но Фома вдруг схватил меня за руку и замер. Я невольно последовал его примеру и прислушался. Из-за двери, со стороны спортзала, доносились голоса.
-- Что случилось, граждане отдыхающие? -- вежливо спрашивал Баварец. -- Кто желал меня видеть и по какому поводу?
Далее я разобрал голос Ивана Ильича, но он говорил настолько тихо, что я ничего не понял.
-- Увы, я не в силах удовлетворить вашу просьбу, товарищ, -- вновь послышался невозмутимый голос Баварца. -- Мои люди заняты поимкой опасных преступников, скрывающихся где-то в здании, каждый человек у меня на счету, а мне самому водить вас на оправку, согласитесь, не солидно. Так что решайте этот вопрос сами, коллегиально, без привлечения моих парней и по возможности в рамках этого помещения. По принципу: лучше пусть лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь. Всего хорошего, граждане, приятного вам отдыха. Всегда к вашим услугам.
В ответ раздалось несколько возмущенных голосов, но Баварец больше не отвечал -- видимо, успел покинуть зал.
-- Мерзавец! -- крикнул кто-то.
-- Да они просто самые настоящие фашисты! -- в сердцах воскликнула какая-то женщина.
-- И откуда они взялись на нашу голову?
И тут я услышал отчетливый голос Ивана Ильича:
-- Нет, товарищи, они не фашисты. Тех толкала на убийство вера в превосходство арийской расы и в торжество идей национал-социализма, а этих -- исключительно животные инстинкты.
-- Закрой свою пасть, падаль, -- ворвался в общий хор грубый голос Курта, -- и не вякай без нужды, не то... -- далее последовала длинная тирада с применением исключительно сленговых выражений, общий смысл которых сводился к тому, что у Курта вдруг возникло непреодолимое желание выяснить, сколько у собравшихся в зале зубов и у всех ли они стоят в шахматном порядке.
-- Подонки, -- промычал Фома и хрустнул скулами. Голубые глаза его потемнели, руки непроизвольно сжались в кулаки.
Мы снова принялись за окно. Рама шла туго, и нам пришлось немало повозиться, прежде чем мы без шума ее открыли.
-- Послушайте, Максим, -- шепнул мне Фома в самое ухо, когда мы почти что добились успеха, -- вы, возможно, знаете, кого ищут эти мерзавцы, и потому вам небезынтересно будет узнать, что в зале не хватает шести человек.
-- Вот как? -- Это наблюдение меня весьма заинтересовало.
-- Пока мы там сидели, я внимательно оглядел всех присутствующих и пришел к выводу, что шестерых среди нас нет. У меня хорошая память на лица, и я не мог ошибиться. Вы знаете, кто эти шестеро?
Я кивнул. Ими могли быть только Щеглов, Мячиков и четверо алтайцев. Мячикову удалось скрыться, Щеглов покинул здание еще до открытого выступления банды Баварца, а алтайцы были заодно с бандитами и поэтому в спортзал не попали. Мне вспомнились последние слова Щеглова о практикантке Кате, и у меня невольно защемило сердце. Где она сейчас? Грозит ли ей опасность и нуждается ли она в моей помощи? Я был в совершенном неведении.
-- Для вас что-нибудь прояснилось? -- спросил Фома. -- Я имею в виду тех шестерых.
Я снова кивнул. Да, для меня многое прояснилось. Для меня совершенно ясным стало то, что я окончательно запутался. Пожалуй, здесь и сам Щеглов оказался бы в тупике. Все дело в том, что след Артиста растворился, исчез, растаял, словно никакого Артиста и в помине не было. Баварец не опознал Артиста среди собравшихся в спортзале -- значит, его там действительно не было, а тех шестерых я знал достаточно хорошо, чтобы сделать аналогичное заявление относительно них. Мячиков и Щеглов были моими друзьями, в них я был уверен, как в самом себе, а алтайцы сами пострадали от Артиста и были его непримиримыми врагами. Выходит, что Артист не существует -- физически не существует. Но он должен был существовать -- иначе все здесь происходящее теряло смысл.
Окно наконец отворилось, и я первым полез в него, стараясь делать это бесшумно и быстро. Перевалившись через подоконник, я оказался по колено в воде. Вода подступала чуть ли не к самому окну. Вцепившись обеими руками в водосточную трубу, так как под водой скрывался гладкий и скользкий лед, стоять на котором не было никакой возможности, я скорее почувствовал, чем услышал, как рядом со мной оказался Фома.
-- Вот мы и на воле, -- чуть слышно шепнул он.
Хороша воля, когда шаг ступить боишься без риска грохнуться в ледяную воду! Однако стоять здесь и трястись от холода было бы уже совсем неразумно. Осторожно ступая, мы двинулись вдоль стены, пригибаясь напротив окон, чтобы не быть замеченными из помещений первого этажа. Минуя небольшой навес, примыкающий к стене здания, и крест-накрест заколоченную дверь, неизвестно куда ведущую, Фома вдруг поскользнулся и с громким плеском упал в воду. Стараясь не терять драгоценных секунд, я схватил его за шиворот и буквально втянул под навес, где мы оба и затаились. Фома промок до нитки и дрожал теперь крупкой дрожью, губы его посинели, но глаза пылали такой жаждой деятельности, что я невольно улыбнулся.
-- Пустяки, -- прошептал он, бодрясь. -- Обсохну.
То, чего я опасался больше всего, случилось: шум от падения Фомы привлек внимание бандитов. Скрипнула рама, и где-то над нами открылось окно. К счастью, навес надежно скрывал нас от посторонних глаз.
-- Проклятье! Там кто-то есть! -- послышался сверху настороженный голос.
Фома сильно сжал мне руку. После небольшой паузы кто-то ответил:
-- Наверное, снег с крыши упал. Видишь, что творится...
Мимо нас, описав в воздухе дугу, пролетел окурок.
-- Мрак, а не погода, -- согласился первый.
Мы выждали еще минут десять и двинулись дальше вдоль стены. Что мы искали, на что надеялись, не смогли бы ответить ни я, ни Фома -- нас толкала вперед исключительно вера в будущее и в счастливую нашу звезду. Обогнув угол здания, мы остановились. Прямо над нами уходила вверх пожарная лестница -- та самая пожарная лестница, по которой минувшей ночью мы с Щегловым взобрались на крышу. Мы миновали ее и добрались до следующего поворота. Нашим взорам открылся ряд неказистых одноэтажных построек, выполняющих, по-видимому, функции хозяйственных и подсобных помещений. Среди них выделялся запертый гараж (на нем висел мощный амбарный замок), но автобусу, который привез нас сюда, места в гараже почему-то не нашлось: он одиноко стоял в стороне, чуть ли не до половины погруженный в воду. Ровная водная гладь ослепительно сверкала на солнце, заставляя нас жмуриться. Возможно, этот нестерпимый блеск послужил причиной галлюцинации, или нервное перенапряжение последних дней сыграло со мной злую шутку, но мне вдруг показалось, что в окне одной из построек мелькнул чей-то силуэт -- мелькнул и тут же исчез. Я повернулся к Фоме, чтобы поделиться увиденным (либо померещившимся), но сдержался. Фома, не переставая дрожать, напряженно всматривался в сторону леса, лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.
-- Там люди, -- произнес он с тревогой, кивая вдаль.
-- Люди? -- Я проследил за направлением его взгляда, но ничего не увидел, кроме мокрых сосен и рыхлого, покрытого коркой тающего льда, снега. -- Я никого не вижу.
Он тряхнул головой, зажмурился и снова устремил взор на группу деревьев метрах в ста пятидесяти от нас.
-- Странно, -- сказал он растерянно, -- но я только что видел их. Думаете, показалось?
Я пожал плечами. Он произнес это так, словно спрашивал: "Думаете, я сошел с ума?"
-- Мне тоже кто-то привиделся вон в том доме. Возможно, это просто нервы.
Он неуверенно покачал головой.
-- Если бы так...
Мы двинулись дальше, опасаясь удаляться от стены, и вскоре наткнулись на свисающий сверху канат. Я задрал голову и обнаружил, что канат крепится в одном из окон четвертого этажа. Вдруг меня осенило.
-- Это же то самое место, где нашли труп неизвестного, убитого сегодня утром! -- воскликнул я, забыв об осторожности.
-- Тише! -- предостерег меня Фома.
Мысль подняться по канату и проникнуть в здание через окно пришла нам в голову одновременно. Я, как всегда, полез первым. Признаюсь честно: подобное упражнение давалось мне с трудом, несмотря на узлы, которыми был снабжен канат.
Я миновал первый этаж, мельком заглянув в окно и ничего не увидев из-за толстого слоя грязи на стеклах (хотелось бы верить, что я также был невидим для возможного наблюдателя изнутри), миновал окно второго этажа -- за ним обнаружилась чья-то аккуратно прибранная жилая комната, и наконец добрался до этажа третьего. Окно было чуть приоткрыто, и я, не зная еще, пусто ли помещение, скрытое за ним, осторожно заглянул внутрь. На наше счастье, в помещении никого не оказалось. Это был стандартный номер для рядового отдыхающего, вернее, для пары отдыхающих, но, по-видимому, так никем и не заселенный. Везде были чистота и порядок. Что ж, стоит рискнуть, подумал я, и толкнул раму. Окно раскрылось.
-- Ну что там? -- услышал я приглушенный шепот Фомы.
-- Порядок, -- махнул я рукой, приглашая его следовать за собой, и ступил на подоконник.
Вскоре мы оба были в номере. Из-за двери не доносилось ни звука. Мы переглянулись.
-- Что будем делать? -- спросил я.
-- Действовать! -- решительно сказал он. -- Сперва проникнем в коридор, а там -- смотря по обстоятельствам.
Я кивнул. Хотя особого смысла в подобных действиях я пока не видел, но отсиживаться здесь, в тепле и безопасности, ожидая Щеглова и его опергруппу, было бы преступно не только по отношению к оставшимся в спортзале людям, но и по отношению к собственной совести. У самой двери я случайно увидел пуговицу и поднял ее. Пуговица как пуговица, подумал я про себя, но что-то необычное показалось мне в ее не совсем идеальном овале. Пожав плечами, я сунул ее в карман, по собственному опыту зная, что подобная предусмотрительность совершенно неожиданным образом может оказать мне добрую услугу.
Фома осторожно повернул ручку и слегка нажал на дверь. Дверь поддалась -- тишина... Тогда, осмелев, он толкнул дверь посильнее, и...

8.

-- Та-ак, -- произнес чей-то резкий, неприятный голос, -- к нам святой отец пожаловал. Не иначе как с благими вестями, а, батюшка?
Я выглянул из-за плеча Фомы и вздрогнул от неожиданности. В номере по ту сторону коридора, как раз напротив нас, скрывшись за самодельной баррикадой из мебели, постельных принадлежностей и какого-то хлама, из-за ствола крупнокалиберного ручного пулемета гнусно ухмылялся Старостин. Чуть позади него, щупая нас недобрыми, колючими взглядами, от которых холодок пробегал по спине, примостились остальные трое алтайцев.
-- Ба, и этот сморчок здесь! -- удивленно воскликнул долговязый и осклабился, обнажив гнилые зубы. -- Видали, мужики?
К дверному проему приблизился второй алтаец и мрачно спросил:
-- Чего надо? Какого дьявола вас сюда принесло?
Мы с Фомой неподвижно стояли в двух метрах от их баррикады и ждали развязки. Пулемет холодно уставился на нас, готовый в любую секунду выплюнуть смертоносный заряд свинца и тем самым пресечь наши неудавшиеся жизни. Но долговязый не спешил, ситуация его явно забавляла. Отхлебнув из стоявшей возле него бутылки изрядную порцию спиртного, он громко икнул и с издевкой произнес:
-- Святой отец, на коленях молю об отпущении грехов -- и мне, недостойному, и моим несчастным товарищам, по уши погрязшим в... э-э... пороке и плененным блеском злата. Выведи нас из мрака, отче, наставь на путь истинный, ибо... э-э... как там дальше, мужики?
Ответом ему послужил взрыв дружного хохота.
-- Ха-ха-ха! Во, завернул, прямо как по писаному шпарит!..
-- Кончайте эту комедию! -- выкрикнул Фома, сдвинув брови от негодования. -- Либо стреляйте, либо...
Он осекся, не веря в возможность второго "либо". Багровая физиономия Старостина внезапно стала серьезной и злой.
-- Ни одной капли человеческой крови не пролила вот эта рука! -- рявкнул он, потрясая над головой огромным кулаком. -- Слышишь, поп, или кто ты там есть на самом деле? Ни одной! И через вас свою душу марать не хочу -- не стоите вы того.
-- Как! -- вырвалось у меня. -- Разве не вы убили того несчастного? -- Я кивнул в сторону каната, болтающегося за нашими спинами.
И без того багровое лицо Старостина приобрело угрожающий оттенок -- угрожающий скорее не мне, а его здоровью.
-- Сопляк! -- зарычал он, гневно сверкая глазами. -- Да как ты смеешь! Я ж тебя, щенка... -- Он схватился за пулемет и резким движением направил его в мою грудь.
Вот и все, подумал я, пробил мой последний час.
-- Брось, -- остановил Старостина один из алтайцев, -- не стоит горячиться из-за этого... -- Он угрюмо посмотрел на меня. -- А ты не трепи языком попусту, понял? -- Я судорожно кивнул. -- То-то же. Куда твой кореш подевался?
-- Кореш? -- не понял я. -- Какой кореш?
-- Да сыскник, черт бы тебя побрал!
До меня наконец дошло, что он имеет в виду Щеглова. И еще я понял, что, сказав правду, может быть, спасу себе жизнь -- себе и Фоме.
-- Он уже три часа как покинул здание. С минуты на минуту сюда нагрянет милиция.
Я остался доволен произведенным эффектом. Их физиономии вытянулись, от былого куража не осталось и следа. Старостин резко повернулся к своим сообщникам.
-- Так какого ж черта Баварец медлит?! -- взорвался он. -- Долго он будет разводить эту канитель?!
-- А ты его об этом спроси, -- огрызнулся один из его дружков. -- Артиста с Клиентом, поди, все ловит.
-- Вот и пусть ловит, а нам здесь ловить больше нечего, -- решительно заявил долговязый. -- Хватит, поиграли в кошки-мышки, того и гляди паленым запахнет. Уходить надо, мужики, пока менты не нагрянули.
-- А с этими что? -- кивнул в нашу сторону один из алтайцев.
-- Пусть проваливают, откуда пришли. Слышите, вы, шелупонь вонючая? -- Старостин обернулся к нам. -- А ну валите отсюда, пока я из вас сито не сделал! Ну!
Мы не стали себя долго уговаривать и тут же захлопнули за собой дверь, снова скрывшись в номере. Фома вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
-- Фу-ух! -- выдохнул он. -- Ну и денек!
-- Быстрее! -- торопил я его. -- Отсюда надо убираться, пока эти молодчики не передумали.
-- И то правда!..
Мы бросились к окну. И вот я снова лезу по канату -- вверх, на четвертый этаж, туда, где было совершено убийство. Второй раз за сегодняшний день я попадаю в это помещение.

9.

Спрыгнув на пол, я первым делом замер и прислушался. Где-то вдалеке слышались голоса. Я помог Фоме взобраться на подоконник и сделал ему знак соблюдать тишину. Он молча кивнул. Я осторожно выглянул в коридор. В противоположном крыле рыскали бандиты и громко переговаривались между собой. Они переходили из одного помещения в другое и постепенно приближались к нам. Судя по голосам, их было трое или четверо. "Они ищут тех двоих!" -- догадался я.
-- Отсюда надо уходить, -- шепнул Фома, оценив ситуацию.
-- Куда? -- беспомощно развел я руками.
Фома не успел ответить: из коридора донеслись приближающиеся шаги. Едва мы успели скрыться за ветхим шкафом, лежащим на боку, подняв в воздух тучу пыли, как в комнату вбежали два бандита и еще кто-то третий.
-- Скорее, Смурной! -- услышал я торопливый голос одного из них. -- Здесь нам никто не помешает.
-- Э-э, нет, сначала гони обещанное, -- отозвался второй.
-- Да успеется, черт побери! Потом разочтемся.
-- Разочтемся сейчас, -- упрямо возразил Смурной. -- В конце концов, телку я привел -- я с нею и займусь, а ты ищи себе другую. Если хочешь, конечно.
-- Ну ты и скотина! -- взвыл первый. -- На, подавись! -- Он рывком снял с себя часы и швырнул Смурному; тот ловко поймал их.
-- О'кей! -- удовлетворенно хмыкнул он. -- Теперь ты вступаешь в долю -- но только после меня... А ну-ка, девочка, подойди ко мне! Ух, хороша!..
И тут я увидел Лиду. Смурной вытолкнул ее на середину комнаты, и свет из окна упал на стройную фигуру девушки. Руки ее были связаны за спиной, платье на плече разодрано, волосы в беспорядке падали вниз. Губы плотно сжаты, в глазах затаились ужас и ненависть. Боже мой, что они хотят с ней сделать?! Я услышал, как Фома скрипнул зубами.
Смурной жадно облизнулся и заурчал, словно сытый кот.
-- Уйди! -- крикнул он второму, но тот не шелохнулся.
Скинув автомат, Смурной бросил его на пол. Второй бандит последовал его примеру. У обоих тряслись руки, воздух со свистом вырывался из их глоток. Такой омерзительной картины мне видеть еще не приходилось. Мне показалось, что у Смурного текут слюни. Ну и рожи!.. Я крепко сжал руку Фоме.
Бандиты, словно учуявшие мясо псы, медленно приближались к девушке, а та, замирая от страха и отвращения, пятилась назад, в нашу сторону.
-- Ну куда же ты, девочка? -- мурлыкал Смурной. -- Я не сделаю тебе ничего плохого. Ну иди же сюда, ну... Иди сюда, стерва! -- вдруг заревел он и кинулся на бедную девушку.
В ту же секунду из укрытия вылетел Фома и с яростным воплем обрушился на Смурного. Отстав от него лишь на сотую долю секунды, я ринулся на второго бандита. Лида вскрикнула и отскочила в сторону. А мы тем временем катались по полу, сцепившись в два плотных, урчащих и мычащих клубка.
Эффект неожиданности сыграл свою роль, и на первых порах мы с Фомой одерживали верх, но физическая сила наших противников -- а они были явно здоровее нас -- в конце концов решила исход схватки не в нашу пользу. Краем глаза я видел, как Смурной одолевал Фому, да и мой противник уже оседлал меня и размеренно, со знанием дела вколачивал мою бедную голову в пол. И тут буквально в двух шагах от своего правого уха я увидел брошенный автомат одного из бандитов. Теряя сознание, с совершенно безрассудной надеждой на чудо, я протянул было руку к нему, но этот мерзкий тип опередил меня и, скривив в злорадной усмешке толстые губы, схватил автомат первым. В это самое мгновение Смурной, хрипя и кроя изощренной бранью всех и вся, осыпал Фому мощными ударами, на что несчастный музыкант лишь глухо охал и безрезультатно пытался сбросить бандита на пол.
И тут произошло нечто неожиданное. Не успел еще мой противник как следует схватиться за автомат, как над его рукой взметнулся острый дамский каблук и с силой пригвоздил ее к полу. Молодец Лида! Вот это по-нашему! Бандит взвыл, лицо его исказилось от ярости и боли. Он сразу обмяк и ослабил хватку. Вот он, единственный шанс из тысячи!.. Я собрал воедино все свои оставшиеся силы и скинул его с себя. В следующий миг автомат был у меня в руках.
-- Встать! -- заорал я, забыв о всякой осторожности.
Смурной на мгновение оторвался от избиения Фомы и удивленно поднял голову. Воспользовавшись его замешательством, Фома вскочил на ноги и нанес бандиту сокрушительный удар в челюсть. Смурной упал навзничь и зарычал.
-- Я сказал -- встать! -- повторил я, наступая на бандитов и угрожая им оружием. Фома тем временем завладел вторым автоматом.
Бандиты поднялись и угрюмо уставились на меня. Сейчас они походили на смертельно раненных хищников -- и тем опаснее были.