Чтение 12–й страницы книги ~Дора Брюдер~

"От начальника жандармерии и начальника муниципальной полиции.

Вниманию окружных, районных и участковых комиссаров Парижа и
начальников прочих управлений муниципальной полиции и жандармерии (для
ознакомления: Управлению общей информации, Управлению технического
обслуживания, Управлению по делам иностранцев и евреев...)

Инструкция

1. Мужчины-евреи от 18 лет и старше.

Всякий еврей; нарушивший предписание, подлежит аресту и содержанию в
тюрьме предварительного заключения по особому именному ордеру,
составляемому районным комиссаром в двух экземплярах (копия направляется
г-ну Ру, начальнику службы предварительного заключения жандармерии). В
этом документе, помимо места, даты, времени и обстоятельств ареста,
указываются имя, фамилия, дата и место рождения, семейное положение,
профессия, адрес и гражданство арестованного.

2. Несовершеннолетние мужского и женского пола от 16 до 18 лет и
женщины-еврейки.

Равным образом подлежат аресту и содержанию в тюрьме предварительного
заключения согласно вышеизложенной процедуре.

Служба предварительного заключения направляет оригиналы ордеров на
арест в Управление по делам иностранцев и евреев, которое, по получении
визы немецких властей, выносит решение по каждому случаю. Ни один
арестованный не может быть освобожден без письменного ордера Управления.

Управление жандармерии

Танги

Управление муниципальной полиции

Эннекен".

Сотни подростков, таких же, как Дора, были арестованы на улицах в те
июньские дни согласно четким и подробным инструкциям, спущенным на места
господами Танги и Эннекеном. Они прошли через тюрьму предварительного
заключения, через Дранси, а конечным пунктом стал Освенцим. Разумеется,
"особые именные ордера", копии которых направлялись г-ну Ру, были
уничтожены после войны, а может быть, уничтожались по мере накопления. Но
все-таки кое-какие документы, забытые по недосмотру, уцелели.

"Протокол от 25 августа 1942

25 августа 1942

Отправлены в тюрьму предварительного заключения за неношение еврейского
отличительного знака:

Стерман Эстер, род. 13 июня 1926, в 12-м округе Парижа; проживает: ул.
Фран-Буржуа, 42 - 4-й округ.

Ротштейн Бенжамен, род. 19 декабря 1922 в Варшаве; проживает: ул.
Фран-Буржуа, 5, арестован на Аустерлицком вокзале инспекторами 3-го
отделения Управления общей информации".

А вот полицейский рапорт, датированный 1 сентября 1942 года:

"От инспекторов Кюринье и Лазаля господину старшему комиссару,
начальнику Отдела особого назначения.

Передаем в ваше распоряжение Якобсон Луизу, родившуюся двадцать
четвертого декабря тысяча девятьсот двадцать четвертого года в двенадцатом
округе Парижа (...) национальность еврейская, с тысяча девятьсот двадцать
пятого года имеет французское подданство, не замужем.

Проживает у матери, улица Буле, 8, 11-й округ; студентка.

Арестована сегодня около четырнадцати часов по месту жительства матери
при следующих обстоятельствах.

Когда мы приступили к обыску в доме по указанному адресу, Луиза Якобсон
вошла в свою квартиру, и мы заметили, что на ней нет отличительного знака,
который положено носить евреям согласно немецкому предписанию.

Она заявила нам, что ушла сегодня из дома в восемь часов тридцать минут
и отправилась на лекцию в лицей Генриха IV, улица Кловис.

В дальнейшем соседи упомянутой молодой особы сообщили нам, что эта
молодая особа часто выходит из дома без отличительного знака.

Луиза Якобсон не числится в архивах нашего управления, равно как и в
картотеке правонарушителей".

"17 мая 1944. Вчера, в 22 часа 45 минут, двое полицейских 18-го округа,
совершая обход, арестовали Барманна Жюля, еврея, французского подданного,
род. 25 марта 1925 в 10-м округе Парижа, проживающего по адресу: ул.
Рюисо, 40-бис (18-й округ). Желтой звезды не носил, при задержании пытался
бежать. Полицейские трижды стреляли ему вслед, однако не ранили, после
чего задержали на 9-м этаже дома 12 по улице Шарль-Нодье (18-й округ), где
он пытался скрыться".

Но ведь, если верить "служебной записке для мадемуазель Соломон", Дора
Брюдер была передана с рук на руки матери. Носила она звезду или нет -
мать-то наверняка носила к тому времени уже неделю, - это означает, что
для полицейских участка Клиньянкур в тот день не было принципиальной
разницы между Дорой и любым другим беглым подростком. Если только не от
самих полицейских исходит "служебная записка для мадемуазель Соломон".

Мне не удалось найти никаких следов этой мадемуазель Соломон. Жива ли
она? Судя по всему, она работала во ВСЕФе, организации, возглавляемой
именитыми французами еврейского происхождения, которая при оккупации
объединяла благотворительные учреждения, оказывавшие помощь еврейским
общинам. Всеобщий союз евреев

Франции в самом деле помог большому количеству евреев, но, к сожалению,
сыграл двойственную роль, так как инициаторами его создания были немецкие
власти и правительство Виши: немцы полагали, что такая организация под их
контролем облегчит им работу, - как "Юденраты" [еврейская полиция,
созданная немцами во всех гетто], созданные ими в городах Польши.

Именитые евреи и сотрудники ВСЕФа носили при себе так называемую
"легитимационную карточку", ограждавшую их от облав и арестов. Но эта
льгота на поверку оказалась фикцией. Очень скоро, начиная с 1943 года,
сотни руководителей и служащих ВСЕФа были арестованы и депортированы. Я
нашел в списках некую Алису Соломон, работавшую в свободной зоне. Но не
думаю, что это та мадемуазель Соломон, которой адресована записка по
поводу Доры.

Но кто написал эту записку? Должно быть, какой-нибудь служащий ВСЕФа.
Из этого можно заключить, что во ВСЕФе к тому времени знали о
существовании Доры Брюдер и ее родителей. Возможно, Сесиль Брюдер, мать
Доры, доведенная до крайности, обратилась в эту организацию, как делали
многие евреи, едва сводившие концы с концами, которым не на кого было
больше надеяться. Для нее это был еще я единственный способ узнать хоть
что-нибудь о муже, с марта находившемся в лагере Дранси, и передать ему
посылку. И еще она, должно быть, думала, что с помощью ВСЕФа ей удастся
разыскать дочь.

"Сотрудницы социальной помощи полицейского управления (набережная Жевр)
готовы принять необходимые меры при наличии запроса". Их было двадцать,
этих сотрудниц; тогда, в 1942 году, они входили в состав службы по охране
несовершеннолетних при жандармерии. Это было самостоятельное
подразделение, возглавляемое сотрудницей в офицерском чине.

Я раздобыл фотографию двух из них, сделанную в то время. Две женщины
лет по двадцать пять. На них черные - или темно-синие? - пальто и пилотки
с эмблемами, на которых видны две буквы "П" - Префектура полиции. Та, что
слева, брюнетка с волосами почти до плеч, держит в руке сумочку. У той,
что справа, похоже, накрашены губы. За спиной брюнетки на стене можно
разглядеть две таблички. На верхней написано: "Социальная помощь". Под
надписью - стрелка. Под ней - еще одна надпись: "Прием с 9-30 до 12-00".
Нижнюю табличку наполовину скрывает голова брюнетки в пилотке. Можно
прочесть только:

"Отдел ин...

ИНСПЕКТОР"

И ниже, под стрелкой: "Правый коридор, дверь N..."

Нам никогда не узнать номер этой двери.

Что же все-таки произошло между пятнадцатым июня, когда Дора была в
участке квартала Клиньянкур, и семнадцатым, которым датирована "Служебная
записка для мадемуазель Соломон"? Отпустили ее из полиции с матерью или
нет?

Если предположить, что она ушла из участка и вернулась вместе с матерью
на бульвар Орнано - это недалеко, пройти пешком по улице Эрмель, - значит,
за ней пришли через три дня, когда мадемуазель Соломон связалась с
сотрудницами социальной помощи с набережной Жевр.

Но мне почему-то кажется, что все было не так просто. Я часто хожу по
улице Эрмель в ту и в другую сторону, к Монмартру и к бульвару Орнано, и,
сколько ни закрываю глаза, не могу представить, как Дора с матерью идут по
этой улице к своей гостинице солнечным июньским днем, будто просто гуляют.

Я думаю, что 15 июня в полицейском участке квартала Клиньянкур была
запущена машина, и ни Дора, ни ее мать уже ничего не могли поделать. Так
уж повелось, что детям нужно больше, чем их родителям, и, столкнувшись с
невзгодами, они дают куда более яростный отпор. Далеко, очень далеко