свое время Михайлов пережил сильное нервное потрясения, каким-то образом
связанное с железнодорожным тоннелем. Возможно, авария, крушение поезда.
это произошло - вот вопрос!
воспоминаниям Михайлова - в ту пору ему было шесть или семь лет. Что же
касается конкретного тоннеля, то его придется искать. К счастью, их не так
уж много. А если отбросить Дальний Восток, Забайкалье, Сибирь, Алтай,
Урал, Север - в столь далекий вояж мать не взяла бы маленького сына, то
остаются Карпаты, Крым, Кавказ.
Свяжитесь предварительно с Министерством путей сообщения, это во многом
облегчит вашу задачу. А потом поезжайте на место, покопайтесь в архивах.
Считаю, что такая командировка не будет лишней даже в разгар бархатного
сезона...
Федосеевич, больные из соседних палат, врачи, медсестры, даже майор
Валентин Георгиевич - одаривают меня предметами первой необходимости: от
безопасных бритв и туалетных принадлежностей до выходных рубашек и
галстуков (галстуки в основном дарит Лилечка). По-моему, большинство из
них делают это не только из-за доброты (хотя все они, безусловно, добрые
люди), но и из чувства неловкости передо мной, словно они виноваты, что в
тридцать лет я должен начинать свою жизнь с нулевого цикла (выражение
Кирилла Самсоновича). С нулевого так с нулевого, меня это нисколько не
огорчает. Без работы я не останусь, место в общежитии мне обещают,
товарищи у меня есть. Чего же еще? Однако находятся люди, которые
попрекают меня непротивлением болезни. Тот же Кирилл Самсонович как-то
сказал:
скромность украшает тридцатилетнего мужчину. Но у того же мужчины должны
быть определенные претензии к себе, иначе жизнь потеряет смысл. Согласись,
что мелкий ремонт автомобилей и созерцание ночного неба на досуге - не
предел возможностей гомо сапиенс конца двадцатого столетия.
менее, ирония Кирилла Самсоновича не достигла цели - я не виноват, что мне
проломили голову. Не реагирую я и на высказывания Зои о том, что, дескать,
многие мужчины, подобно мне, хотели бы забыть об обязанностях по отношению
к своим семьям. В том, что у меня была семья, Зоя не сомневается. А я
сомневаюсь: сколько помню себя, безответственность не была свойственна
мне. Да и к детям я неравнодушен - не могу пройти мимо малыша, непременно
остановлюсь, заговорю с ним. И малыши - они появляются здесь в дни
посещения больных со своими папами, мамами, бабушками - охотно вступают со
мной в контакт. Я не верю, что мог бы позабыть своего ребенка, если бы он
у меня был. Это исключено. Совершенно исключено!
профессор-консультант задел меня, что называется, за живое.
покопаться в своей памяти! - расшумелся он. - И не бравируйте
травмированным виском! Это безграмотная отговорка. У вас остались
миллиарды нервных клеток, которые частично уже взяли на себя функции
поврежденного участка. А они могут взять все - есть у них такое свойство.
Надо только заставить их. Но первоначально надо заставить себя не
лениться!
вступился за меня. Но профессор рассердился и на него:
выдержит организм. Это не лечение! Надо заставить больного бороться с
недугом: он должен денно и нощно копаться в двигательной, образной,
эмоциональной памяти, в своем подсознании. Потрудитесь объяснить ему, что
это такое. А он должен вспоминать, вспоминать, вспоминать. До головной
боли, до крика! Ничего, не помрет. Человек не вправе терять свою личность,
а ваш больной может, я уверен, обрести ее вновь. Надо только захотеть.
Очень захотеть. А он не хочет. И вы потакаете ему в этом.
безрезультатно, если не считать, что вспомнил, как по наущению приехавшей
на каникулы дядипетиной племянницы - она была старше, а потому хитрее меня
- пытался добыть мед из пчелиного улья и был жестоко наказан за это
рассвирепевшими пчелами.
физиологической основе, характере запоминаний. Особо отметил эмоциональную
память:
втолковывал он мне. - Это давно известно. На это обращали внимание не
только врачи, но и писатели, поэты. У Пушкина есть такая строка: "О память
сердца, ты сильней рассудка памяти печальной..." Очень верно замечено. Так
вот, постарайтесь вспомнить какое-либо из пережитых вами в возрасте
семнадцати-двадцати лет сильных чувств. Ну, скажем, первое чувство к
женщине. Сейчас вам тридцать или что-то около этого. Вы недурны собой и не
производите впечатление схимника. Значит, в вашей жизни были женщины.
Много или мало - не стану гадать, но одна, несомненно, была. Не могла не
быть! И вы любили ее или, по меньшей мере, испытывали к ней влечение. Если
вспомнить это чувство, вспомните и ее. А это уже брешь в стене вашего
забвения...
руки, губы, черные, как смоль, волосы. Но лица не помню. И голос забыл. Не
исключено, что моим воспоминаниям мешает Лилечка. Ее присутствие я ощущаю
даже, когда она находится в других палатах. Не знаю, как это назвать - мне
достаточно только видеть ее, слышать ее голос, знать, что она где-то
поблизости, рядом. А от той женщины мне надо было другое. Но такие вещи не
хочется вспоминать. Тем более сейчас, когда я не могу не думать о Лилечке.
Есть в этих воспоминаниях нечто безудержное, выключающее разум, и, дай им
волю, они нахлынут, завертят меня в круговороте, как уже было когда-то. А
главное, Лилечка тут же догадается, о чем я думаю - она читает мои мысли,
как раскрытую книгу - и, конечно же, станет презирать...
действительно мой Пигмалион, а вернее - профессор Хиггинс, который, в
отличие от Пигмалиона, имел дело с достаточно беспокойным материалом.
Впрочем, я стараюсь не доставлять Лилечке огорчений. На днях она принесла
альбом репродукций картин известных художников и затеяла очередную игру на
узнавание. Я узнал только репинских бурлаков и "Девятый вал" Айвазовского.
Лилечка так расстроилась, что я попросил оставить альбом и уже через день
сумел назвать еще три картины. Чего это мне стоило, знаю только я. Но мои
мучения были вознаграждены с лихвой: Лилечка поцеловала меня. Это был
восхитительный поцелуй - щека до сих пор хранит ощущение ее губ.
охладил мой пыл.
сказал он. - Потеряв все, ты обрел то, чего очевидно, никогда не имел -
бесхитростную любовь хорошей девушки. Но смотри, не потеряй и этого. Это
легко потерять даже при здравой памяти. Именно при здравой памяти и так
называемом трезвом рассудке это теряют легче всего.
курс лечения Кириллом Самсоновичем. Он оставил мне свою электробритву и
номер домашнего телефона.
- Когда выпишешься, обязательно позвони: подумаем, как и куда тебя
пристроить. Больничный гараж - не твоя стихия, я уверен. Да и заработки
здесь не ахти какие. Тебе с нулевого цикла надо начинать. В общем, подыщем
работу поосновательней.
цветами, а накануне ему сообщили, что принято решение о назначении его
главным механиком треста. Кирилл Самсонович доволен - все-таки оставили на
руководящей работе.
Мы успели повздорить и подружиться, а теперь он вернулся в свою обычную,
но чужую для меня жизнь. Терять товарища нелегко, тем более такого,
понимающего тебя с полуслова.
отведя глаза, сказала, что ее переводят в другое отделение, которое
находится в противоположном конце больничного городка, поэтому теперь мы
будем видеться редко. Вначале я не понял, потом бросился к ней, схватил за
руки, сказал, что никуда ее не отпущу, а она не имеет права уходить из
нашего отделения. Ни в каком другом случае я не позволил бы себе такую
смелость.
их силой.
вас и, видимо, для меня. Пожалуйста, отпустите.
- дышать не смогу. Это вырвалось как бы само собой, но это была правда -
так я думал в тот момент: Лилечка негромко ахнула и не то чтобы отпрянула,
а как-то осела. Мне показалось, что она падает, я подхватил ее, невольно
привлек к себе, ощутил упругость ее тела. И тут произошло неожиданное: она
Корнев Павел
Аникина Наталья
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Верещагин Олег
Мичурин Артем