считать "Опус деи"
"Опус"
существуют в шестидесяти странах пяти континентов. И вот, пользуясь тем
моральным капиталом, который наработал в Испании католицизм, они, -
профессор обернулся к журналисту, - твои друзья по "Опусу", объединив вас
в масонскую ложу бизнеса, растаскивают Испанию по карманам, не утруждая
себя думами о национальном достоинстве испанцев! Поэтому вас не любят.
состоит в "Опусе"!
не помог борьбе с безработицей? У нас ведь нет безработицы, Эусебио! Разве
"Опус" - если, конечно, это "Опус" - не строит отели на Солнечном берегу
[Солнечным берегом называют район Средиземноморья от Малаги до
Гибралтара], куда приезжает ежегодно двадцать миллионов туристов?! А их
доллары остаются в Испании! Хочу подчеркнуть - в Испании!
немедленно вкладываются в строительство новых отелей и вилл!
анархисты...
отточенной четкостью формулировок и предельной обнаженностью своих позиций.
отели, а это означает в свою очередь приток еще большего числа туристов,
что позволит в будущем иначе спланировать бюджет страны, выделив средства
на строительство школ и больниц...
Как в тюрьме! У меня нет денег на стоматолога!
не твои зубы, а твои соображения. Что ты предлагаешь - в широком плане?
Ничего я не предлагаю, я выступаю лишь против очевидно несправедливого. И
я очень боюсь того, что армия, те в ней силы, которые связаны с
американцами, - а это "черные полковники", - могут воспользоваться
народной нелюбовью к "Опусу"... И американцы поддержат "полковников",
потому что те - против ваших "европейских тенденций развития".
против того, чтобы вы вели свой бизнес, - возразил профессор, - но только,
пожалуйста, думайте хоть немного о будущем, а это значит - о народе... И
не только через призму вашего личного благополучия, а как о той силе,
которая станет в конечном итоге принимать решение, самое последнее
решение! От этого никому и никогда не уйти. Никогда, и никому, - повторил
профессор, - и нигде... Вы все ищете лишь очевидную выгоду. И губите душу
народа: разлагаете юношество мизерными идеалами аккуратного благополучия;
ученых заставляете служить вашей схеме, душите их мысль; в искусстве
поощряете серость...
человека в белых смокингах и накрахмаленных перчатках кончали сервировать
стол.
гостя может создаться впечатление, что Испания составлена из одних только
нерешенных проблем. Разве мы не готовим Испанию к демократии? Разве мы не
накормили народ и не одели? Разве испанские женщины ездят за продуктами во
Францию, Эусебио? Нет, к нам по субботам приезжают француженки и унижают
себя дотошной торговлей на рынках Сан-Себастьяна и Барселоны... Ты знаешь
испанцев, ты знаешь горячность нашу и порывистость, податливое загорание
от яркого слова и горделивое желание умереть за то слово, в которое
поверил. У нашего гостя может создаться впечатление, что мы сейчас выходим
из изоляции лишь потому, что полны нерешенных проблем, а это ведь неверно.
Мы идем на широкие контакты с миром лишь потому, что наиболее сложные
проблемы уже решены, и решены спокойно, бескровно и взаимоуважительно...
(Хм-хм, - "бескровно и взаимоуважительно"!)
то, что сказал, только в ином тоне, без гнева, и твои аргументы окажутся
наисильнейшими".
о демонстрации в Мадриде. Несколько демократов, и среди них выдающийся
режиссер Бардем, автор "Смерти велосипедиста" и "Главной улицы", были
арестованы. Диктор читал бесстрастным голосом о забастовках в Астурии,
которые, по утверждению корреспондента, "были организованы коммунистами",
и о подготовке к процессу в Бургосе.
все-таки я прав...
Балагера, который советует: "Научись употреблять слово "нет".)
реальным.
солнца до солнца".
рассвета.
показал мне головой на трех неимоверно расфранченных юношей с тщательно
уложенными в парикмахерской кудрями. (Наверное, в подвалах на
Пуэрта-дель-Соль, где размещена секретная полиция, есть свои искусные
парикмахеры. Как-то неудобно, по-моему, приходить в обычную парикмахерскую
и делать кудри, чтобы потом следить на улицах за хорошими людьми.)
праздношатающихся, а таких у нас много, они поэтому незаметны в толпе.
Будь мы с тобой в промышленной, высокоразвитой стране, я бы искал шпиков,
загримированных под рабочих. В Парагвае их, например, гримируют под нищих
крестьян - это типично для диктатуры Стресснера. Тайная полиция оберегает
диктатуру нищеты. Ничего, а?
лет, из них два года в одиночном "пенале".
двенадцать наших товарищей. Младшему было шестнадцать. По закону нас
обязаны отпустить после семидесяти двух часов задержания, если у тайной
полиции нет материалов, чтобы передать дело в трибунал. Поэтому первые
трое суток - самые трудные. Спать не дают ни минуты. Сначала тебя
допрашивают молодые ребята вроде тех, которые шлепают сейчас за нами, -
завитые, в перстнях, очень сильные. Впрочем, допрашивают они мало, больше
бьют. В тайную полицию отбирают очень сильных молодых людей - они проходят
специальную медицинскую комиссию. Среди молодых шпиков более всего ценятся
тупицы - их "бросают" на работу с арестованными интеллектуалами; это одна
из форм "прессинга" на узника: попробуй поговори со стеной, сразу начнешь
беситься. Молодые следователи избивают в течение двух суток, они работают
по конвейеру: четыре часа бьет одна группа, четыре - другая, четыре -
третья. И так - сорок восемь часов кошмара. А потом в камеру врывается
старик - в скромном костюме, без перстней, седой, как правило. Мне потом
показалось, что их специально подкрашивают, - седина всегда вызывает
доверие.
сразу начинаете свои штучки! Вон отсюда! Вы уволены из полиции! Ищите себе
работу на фабриках!"
направленный в твои глаза, снимает наручники, дает воды, заказывает кофе и
начинает беседу.
время гражданской войны; сиротство, ожесточенность. В конце концов,
виноваты обе стороны, но не это главное. Главное в том, что мы все
испанцы, одна нация, одна страна".
исподволь вступать с ним в беседу, и подпишешь какой-нибудь, по его
словам, "сущий пустяк", арест продлят на месяц или на год. Некоторые из
товарищей, особенно молодые, не знакомые с опытом борьбы, попадаются в
ловушку - после двух суток пыток, без сна, когда глаза слезятся от света
прожекторов, люди начинают тянуться к этому мягкому голосу, к
доброжелательному взгляду, к участливо протянутому стакану воды.
этому старому актеру, тогда как?
шесть зубов и поломали три ребра. Потом, когда подходит конец третьих
суток и меня надо по закону отпускать, они вводят в игру провокатора,
который дает показания, что я член подпольной группы, готовил восстание,
ну и так далее.