Абрамовиче что-либо, кроме как: еврей?
теперь всем за границей в жилетку плачется. Дрек! И ты, Фима, сволочь.
Пусть бы при мне кто посмел про россиянина хоть словечко обидное сказать!
Я б немедля глотку перегрыз. А ты изгиляешься перед нами, своих
соплеменников продаешь хуже любого черносотенца. Так себя потаскухи ведут,
Фима, дешевки притом.
заранее предупредите, я уведу дочь.
единственная одаренная поэтесса, вам не надо бояться гримас жизни, вам их
надо видеть. Вот, например, на всех заборах каждую ночь теперь появляются
такие призывы, начертанные рукою юных мужей, что мне, знатоку российского,
мудрого и целесообразного мата, и тому завидно. А папа, верно, велит вам
проходить мимо этих образчиков народной мысли с закрытыми глазами.
Родители, родители... Прохиндеи и лжецы.
подают пережаренное мясо.
пьян, то ли издевается:
не станет пить пустой чай, у кого десятка - потребует шашлыка на ребрышке,
а кто владеет тысячами - тому подавай печатное слово! А как же? Тысяча -
вот визитная карточка цивилизованного человека. А ему без триппера и
скандальной хроники - жизнь не в жизнь! Скандальную хронику - а ее
сущность составляет политический репортаж, публицистическая гневность и
сводка с фронта, - это все ему, цивилизанту, подаю я - лакей и
прихвостень! Мне платят не за талантливость, а за количество строк и запах
жареного! И тебе, профессор, тоже. А Долину - подавно. Он такие вонючие
пьесы ставит - просто тошно. Зато меценатам нравится. А что есть меценат?
Оно есть некультурная сволочина, которая позволяет себе судить обо всем и
советы давать всем, потому как может платить.
Долин катал хлебные шарики на скатерти, а Гаврилин скептически улыбался и
цыкал зубом - будто что попало в дупло.
Долин, - народу нравится, во всяком случае.
анекдотов.
Коля, не правы оттого, что плохо знакомы с историей русской
государственности.
про то, как Екатерина с Потемкиным в постели развлекалась! А истории
государственности нет!
признаю себя побежденным.
объятия к китайским мудрецам! Русская интеллигенция похожа на существо с
огромной головой, но без рук. И с великолепным языком: болтать можем
прелестно, писать - в год по чайной ложке, надиктовывая, а делать - нет,
это мы не можем, пусть мужик делает, мы будем скорбно комментировать и
намечать перспективы.
человеку отпускают бесплатно!
единомышленники.
льдистой, с хлебной желтизной, смирновки. - Ни к чему! Сашенька, лапа,
почитайте свои стихи - они сильны и чисты, я прошу вас, девочка!
раскосоглазый, поразительно напоминающий атамана Калмыкова, визгливо
закричал:
российскую интеллигенцию?! - все смолкло.
позывные кавалерийского марша.
столиками - к офицеру.
получиться весьма фривольно.
горбоносая!
зале сделалась напряженной и гулкой. Ванюшин грузно поднялся, оттолкнул
стул и пошел на офицера. Остановился перед ним - огромного роста, бешеный:
усы топорщатся, лоб в испарине.
пальцами. Из-за столика, поставленного близко к двери, поднялся
франтоватый молодой человек, быстро подошел к офицеру, который уже ухватил
пистолет за рукоять, и чуть тронул его за плечо. Офицер обернулся, и
молодой человек с размаху ударил его в подбородок. Офицер, грохнувшись,
проехал на заднице по вощеному паркету - к дверям.
интеллигенты молчаливо замахали руками в трескучих манжетах, выражая при
этом крайнюю степень озабоченности.
человека, пытаясь унять дрожь в руке, но тот в прыжке выбил у него оружие
и неторопливо повернулся, чтобы вернуться на свое место. Ванюшин бросился
к нему, обнял, расцеловал неловко, по-медвежьи - в шею.
Какая радость, а?! Исаев! Максим!
ему, прочувствованно повторяя:
полувоенный корабль. На носу, крепко вбив свое тело в палубу, стоит атаман
Григорий Михайлович Семенов. Он щурит острые глаза, кусает ус, жует
губами. Сейчас решается его судьба: быть ему верховным главнокомандующим
всеми войсками России или Меркуловы окончательно одержат верх.
купчики, япошки изумятся - он из Токио тайком сюда, американцы ахнут; одни
китаёзы рады, ждут, помощь обещали - только б японца с американом
поприжать и самим царствовать. А хрен с ними! Играть - так ва-банк, иначе
не стоит мараться.
Исаева левой рукой, Ванюшин размахивал над головой правой и кричал:
воспитывались на них.
твой удел сейчас - шепот!
задумчиво спросил Гаврилин.
бунта - бессмысленного и жестокого. Только тот может к нему звать, кому
чужая шейка - копейка, а своя головушка-полушка! А мы что делали?
Успенского с прислугой вслух читали, государя бранили при любом удобном
случае - ради красного словца, забыв, что он прямой наследник Петра! Если
что до конца Россию и погубит, так это разговорчики сытых интеллигентов!
Пушкина читать надо, Пушкина!
наследниках Петра? Нет? Он писал, что ничтожные наследники северного
исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностью подражали
ему во всем, что не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия
правительства были выше собственной его образованности и добро
производилось не нарочно, между тем как азиатское невежество царило при
дворе!
не цитировали.
запродались?