Чтение 12–й страницы книги ~При исполнении служебных обязанностей~

...Та часть рыбы, которую не успели уложить в ящики, вмерзла в синий
пузырчатый лед.

- Любопытно, - сказал Павел, опустившись на корточки, - вот в тех
пузырях во льду есть жизнь или нет? В общем-то если там воздух, то,
значит, должна быть.

- Пашенька, не мучайте себя вопросами такого глубокого философского
смысла, - посоветовал Аветисян. - У нас в Ереване живет академик
Амбарцумян, он занимается этими вопросами лучше, чем вы.

- Вас понял, - отозвался Павел задумчиво, - перехожу на прием.
Академику Амбарцумяну от меня передайте "88".

Аветисян засмеялся и заверил Богачева официально:

- Почту за честь.

Павел не удержался и спросил:

- Геворк Аркадьевич, а почему у вас в Закавказье говорит не "честь", а
"чэсть"?

Аветисян ответил сразу:

- Так, дорогой, звучит возвышеннее. Мы, армяне, романтичной души люди,
в горах живем, рядом с орлами. Есть еще вопросы?

- Вопросов нет.

- Тогда пошли, поможем загружать рыбу в машину.

Рыбакам трудно загружать рыбу, потому что их одежда покрыта ломкой
корочкой льда.

Старый струмилинский знакомый дядя Федя, ответственный в артели за
сдачу рыбы, суетясь, говорил пилотам:

- Что вы, ребятки, не тревожьтеся, мы сами зараз управимся.

- Да погрейтесь идите, - предложил Пьянков, - а нам мышцами потрясти,
поразмяться - одна радость. Вы ж продрогли совсем.

- Так нешто подо льдом холодно? - удивился дядя Федя и постучал
красными квадратными пальцами по ватнику, схваченному льдом. - От холода,
обратно же, холодом защищаемся!

- Пошли, пошли, Федя, перекурим, а там подсоединимся к ребятам, пошли -
погреешься, ты ж нас ждал два часа на ветру.

- Ветер не огонь, его стерпеть можно.

- Герой, что говорить! Ну, пошли, ребят посмотреть хочу, не виделись
бог знает сколько времени.

- Так, Пал Иваныч, ты ж сушей пренебрегаешь, все по воздусям, -
отозвался дядя Федя, - над океанами паришь...

Они вошли в маленькое зимовье, срубленное прямо на берегу. Здесь жила
артель.

Шесть рыбаков сидели вокруг стола. От ватников валил пар, потому что
здесь было натоплено сверх меры. Рыбаки сидели, тесно прижавшись друг к
другу, и молча ели помидоры, привезенные Струмилиным.

- Поклон поморам! - сказал Струмилин.

У рыбаков были горячие, влажные руки, мозолистые и сильные. Струмилин
поздоровался с каждым по очереди, а потом сел рядом с артельным, в центре
стола.

- Спирту, папаша, - попросил артельный. Дядя Федя пошел к нарам и
принес оттуда две бутылки спирту.

- Разлейте, папаша, за гостей поднимем.

Дядя Федя разлил спирт ровно и быстро. Струмилин накрыл свой стакан
ладонью.

- Что?

- Мне не лейте, нельзя.

- Неуважение будет, - сказал артельный.

- Упадем мы из-за спирта.

- Падать не надо: об лед больно, и обратно, рыбу некому возить будет.
Тогда ваше здоровье, Павел Иванович, и всех доблестных летчиков.

- Что это ты высоко заговорил так, Леня?

Дядя Федя хихикнул:

- Он у нас агитатором работает, по линии общества. Со мной тоже так
разговаривать стал, хоть шляпу для солидности надевай.

Рыбаки посмеялись, выпили и закусили помидорами.

Артельный Леня выпил последним и сказал:

- Вы, папаша, человек старый и многого в нашей жизни не понимаете, а
перед гостями на меня позор наводить - нехорошо. Как я с вами говорил
раньше, так и теперь говорю...

- Да я шучу, чудной, - сказал дядя Федя, - нешто гость не понимает?

Потом все подошли к самолету и стали ломиками выбивать рыбу, вмерзшую в
лед.

Струмилин тоже взял ломик и начал работать вместе со всеми. Он глубоко
вдыхал холодный воздух и весело щурился, потому что в ледяных брызгах,
искрой вылетавших из-под ломиков, звонко всплескивалось сине-красное
солнце и слепило глаза.

Струмилин работал радостно и споро. Он сделался мокрым, плечи болели
хорошей усталостью, а дыхание очистилось от папиросного перекура и стало
чистым и глубоким.

"Надо обязательно физически работать, - думал он, - без физической
работы человек гибнет лет на тридцать раньше, чем положено. Обязательно
начну что-нибудь копать..."

Вдруг Струмилин, слабо охнув, опустил руки с ломиком и замер.

- Что, ушиблись? - спросил Аветисян.

- Нет, - тихо ответил Струмилин и почувствовал, что сильно бледнеет, -
немного совсем. Чуть-чуть...

Он не ударился. Просто в сердце вошла боль, острая и неожиданная. Так у
него было три раза. Он пугался этой неожиданной и страшной боли, но она
довольно быстро проходила, а потом оставалась слабость, как после
бессонницы.

"Черт возьми, неужели же это настоящее что-нибудь? - думал Струмилин,
опускаясь на лед. - Неужели это настоящая болезнь сердца?" Но прошло
несколько минут, и Струмилину показалось, что боль прошла совсем. Он
положил под язык таблетку валидола и улыбнулся.

"Нет, ерунда, - решил он, - просто, наверное, устал. Поедем к морю с
Жекой, и все пройдет. Это уж точно..."

Никто, кроме Аветисяна, ничего не заметил, потому что и Пьянкову, и
Броку, и Богачеву не было еще тридцати. И хотя дяде Феде было за
семьдесят, он не знал, в какой стороне груди бьется сердце, потому что всю
свою жизнь он занимался только одним: ловил рыбу.

- Кто хочет пойти в баню? - спросил Аветисян.

- А где? - удивился Пьянков. - День-то сегодня не банный.

- Ориентировка на местности, милый...

- Где баню сориентировал?

- В подвале электростанции. Вполне приличное помещение.

- Крыс нет?

- Есть, но они сытые и на такого тощего, как ты, не польстятся.

- Тогда я за баню, - сказал Брок и стал доставать из портфеля чистое
белье и мыло.

В подвале электростанции было темно и холодно. Летчики шли друг за
другом, натыкаясь на какие-то трубы, куски металла и ободья от бочек. Они
сдержанно чертыхались. Аветисян пробирался первым и все время приговаривал:

- Ничего, ничего, скоро мы выйдем на цель.

"На цель" они вышли не скоро: Аветисян забыл короткий путь, фонарика
они с собой не взяли, светить могли только спичками и поэтому чем дольше
шли, тем яростней чертыхались.

- Сейчас, сейчас, - успокаивал Аветисян, - последний отрезок остался.

Когда они пришли в помещение, которое так расхваливал Аветисян,
Струмилин присвистнул и сказал:

- Нет, дорогие мои, я в этом спектакле не участвую.

Помещение было темное и грязное. Горячую воду надо было брать из
котлов, которые все время глухо урчали и, казалось, должны были с минуты
на минуту взорваться.

Холодная вода, которой следовало разбавлять кипяток, почему-то из бака
не шла.

- Это ничего, - сказал Аветисян, - небольшой перерыв, а потом пойдет. В
общем кому не нравится, может отмежеваться. Лично я буду мыться, я уже
мылся тут три раза, и очень мне нравилось.

- Я повременю, - сказал Володя и ушел вместе с командиром.

Богачев, Аветисян и Брок остались. Они разделись и только тогда
почувствовали, как здесь холодно. Понизу дул сквозняк, и Богачев, как
гусь, поджимал пальцы и переваливался с ноги на ногу. Аветисян открыл кран
и набрал кипятку в три больших таза. Потом он попробовал долить их
холодной водой, но холодной воды до сих пор не было. Где-то рядом работал
мотор на плохом топливе, и поэтому через пять минут три товарища стали
грязно-серого цвета.

- Скоро будет холодная вода? - сухо осведомился Брок.

- Сейчас, сейчас, - пообещал Аветисян и куда-то ушел.

- Веселая у нас получается баня, - сказал Брок и стал бить себя по
спине, чтобы согреться.

Они скакали на месте и били себя по спине и по плечам, чтобы согреться,
но им становилось все холоднее, а в довершение ко всему вошел неизвестный
дядька в ватнике и закричал:

- Разрешение от Дим Димыча есть?

- Нету.

- А ну, вон отсюда!

- Да что ты, дядя? - взмолился Богачев. - Мы же как негры теперь, дай
хоть отмыться.