Нью-Йорк, там устроился на работу в германское консульство, вступил в
члены НСДАП, там выполнял первые поручения секретной службы рейха. В
Португалию его перевели уже официально - как офицера СД. Он там работал в
торговой миссии до тех пор, пока не вспыхнул мятеж Франко в Испании. Тогда
он появился в Бургосе в форме СД впервые в жизни. И с тех пор он жил
большую часть времени в Берлине, выезжая в краткосрочные командировки: то
в Токио (там перед войной он последний раз видел Зорге), то в Париж, то в
Берн. И единственным местом, куда его тянуло, где бы он не путешествовал,
было это маленькое озерцо в сосновом лесу. Это место в Германии было его
Россией, здесь он чувствовал себя дома, здесь он мог лежать часами на
траве и смотреть на облака. Привыкший анализировать и события, и людей, и
мельчайшие душевные повороты в самом себе, он вывел, что тяга именно в
этот сосновый лес изначально логична и в этой тяге нет ничего
мистического, необъяснимого. Он понял это, когда однажды уехал сюда на
целый день, взяв приготовленный экономкой завтрак: несколько бутербродов с
колбасой и сыром, флягу с молоком и термос с кофе. Он в тот день взял
спиннинг - была пора щучьего жора - и две удочки. Штирлиц купил полкруга
черного хлеба, чтобы прикормить карпа - в таких озерцах было много карпов,
он знал это. Штирлиц раскрошил немного черного хлеба возле камышей, потом
вернулся в лес, разложил на пледе свой завтрак - аккуратный, в
целлофановых мешочках, похожий на бутафорию в витрине магазина. И вдруг,
когда он налил в раздвижной синий стакан молока, ему стало скучно от этих
витринных бутербродов, и он стал ломать черный хлеб и есть его большими
кусками и запивать молоком, и ему стало сладостно-горько, но в то же время
весело и беспокойно. Он вспомнил такую же траву, и такой же синий лес, и
руки матери - он помнил только ее пальцы, длинные и ласковые, и такой же
черный хлеб, и молоко в глиняной кружке, и осу, которая ужалила его в шею,
и белый песок, и воду, к которой он кинулся, и смех матери, и тонкий писк
мошки в предзакатном белом небе...
темному шоссе. - А, я хотел отдохнуть... Вот я и отдохнул. Не забыть бы
завтра, когда поеду к Эрвину за ответом от Алекса, взять консервированного
молока. Я наверняка забуду. Я сейчас должен положить молоко в машину, и
обязательно на переднее сиденье".
красив - снежные лапы искрились под лунным светом, тишина лежала над
миром.
фюреру человека - против Гесса. Правда, какую-то минуту Гиммлер был тогда
на волоске от гибели: Гитлер был человеком парадоксальных решений. Гиммлер
получил от своих людей кинопленку, на которой был заснят Гесс в туалете -
он занимался онанизмом. Гиммлер немедленно поехал с этой пленкой к Гитлеру
и прокрутил ее на экране. Фюрер рассвирепел. Была ночь, но он приказал
вызвать к себе Геринга и Геббельса, а Гесса пригласить в приемную. Геринг
приехал самым первым - очень бледный. Гиммлер знал, почему так испуган
рейхсмаршал: у него проходил бурный роман с венской балеринкой. Гитлер
попросил своих друзей посмотреть "эту гнусность Гесса". Геринг хохотал.
Гитлер накинулся на него, "Нельзя же быть бессердечным человеком!" Он
пригласил Гесса в кабинет, подбежал к нему и закричал:
крушении исполина - второго человека партии.
фюрер! Я не стану скрывать этого! Почему я делаю это? Почему я не сплю с
актрисами? - Он не взглянул на Геббельса, и тот вжался в кресло (назревал
скандал с его любовницей, чешской актрисой Бааровой). - Почему я не езжу
на ночь в Вену, на представления балета? Потому что я живу только одним:
партией! А партия и ты, Адольф, - для меня одно и то же! У меня нет
времени на личную жизнь! Я живу один!
затылку. Гесс выиграл бой. Гиммлер затаился: он знал, что Гесс умеет
мстить. Когда Гесс ушел, Гитлер сказал:
движению человека. Покажите мне фотографии кандидаток: он примет мою
рекомендацию.
Геринг и Геббельс разъехались по домам, Гиммлер сказал:
ценим подвижничество Гесса. Никто не смог бы так мудро решить его судьбу.
Поэтому позвольте мне сейчас, не медля, привезти вам еще некоторые
материалы. Вашим солдатам надо помочь так же, как вы помогли Гессу.
алкоголиком, его пьяные скандалы не были секретом ни для кого, кроме
Гитлера. Гиммлер выложил досье на "бабельсбергского бычка" - Геббельса;
его шальные связи с женщинами отнюдь не чистых кровей шокировали истинных
национал-социалистов. Лег на стол Гитлеру в ту ночь и компрометирующий
материал на Бормана.
сплетня.
обостренным любопытством фюрер листал материалы, как он по нескольку раз
прочитывал донесения агентов, и Гиммлер понял, что он выиграл фюрера -
окончательно.
всей Германии. С этого дня все гаулейтеры - партийные вожди провинций -
поняли, что Гиммлер - единственный человек после Гитлера, обладающий
полнотой власти. Все местные организации партии начали посылать основную
информацию в два адреса: и в штаб партии, к Гессу, и в канцелярию
Гиммлера. Материалы, поступавшие Гиммлеру от особо доверенной группы
агентов, не проходили через отделы, а сразу оседали в его личных
бронированных архивах: это были компрометирующие данные на вождей партии.
А в 1942 году Гиммлер положил в свой сейф первые компрометирующие
документы на фюрера.
документы одному из своих ближайших друзей - доктору Керстену, лучшему
врачу и массажисту рейха. Он тогда запер дверь и достал из сейфа историю
болезни фюрера. Керстен от неожиданности опустился на диван - из
врачебного дела со всей очевидностью явствовало: фюрер перенес жесточайший
сифилис.
психически...
гибели - тот сменит его врачей...
политической разведки бригаденфюреру СС Вальтеру Шелленбергу прощупать
западных союзников - в какой мере они готовы заключить почетный мир с
Германией. Он следил за тем, как заговорщики из генеральской оппозиции
вели свою игру с Алленом Даллесом, представителем американской разведки в
Берне. Он особенно долго сидел над сообщением одного из заговорщиков:
"Представители Запада с охотой склонялись к переговорам и к миру с рейхом
из-за страха перед большевизмом, но имели опасения в отношении
неустойчивого гения фюрера, которого они считали не заслуживающим доверия
партнером по переговорам. Он ищут маленькую группу интеллигентных, трезвых
и достойных доверия лиц, таких, как рейхсфюрер СС..."
прислушиваясь к тишине соснового леса, - двадцатого июля сорок четвертого
года, через пять часов после покушения на Гитлера, я мог бы стать фюрером
Германии. У меня была возможность взять все в свои руки в Берлине, пока
царили паника и хаос. У меня была возможность не бросать Гердлера в
тюрьму, а послать его в Берн к Даллесу с предложением мира. Фюрера,
Геббельса и Бормана расстрелять - как тогда, в тридцать четвертом,
Штрассера. Пусть бы они тоже метались по комнате, и падали на пол, и
молили о пощаде... Хотя нет... Гитлер бы никогда не молил. Впрочем, и
Геббельс тоже. Молил бы о пощаде Борман. Он очень любит жизнь и в высшей
мере трезво смотрит на мир... А я проявил малодушие, я вспоминал мои
лучшие дни, проведенные возле фюрера, я оказался тяпкой... Во мне победили
сантименты..."
этого июльского проигрыша. Подавил путч в Берлине Геббельс, но Гиммлер
вырвал у него победу. Он знал, на что бить. Фанатик Геббельс мог отдать
свою победу, лишь оглушенный партийной фразеологией, им же рожденной, а
потому с такой обостренной чувствительностью им же и воспринимаемой. Он
объяснил Геббельсу необходимость немедленного возвеличивания роли СС в
подавлении мятежа. "Мы должны объяснить народу, - говорил он Геббельсу, -
что ни одно другое государство не могло бы столь решительно обезвредить
банду наемных убийц, кроме нашего, имеющего героев СС".
Фюрер тогда был особенно добр к Гиммлеру. И какое-то время Гиммлеру
казалось, что генеральный проигрыш оборачивается выигрышем: особенно в
день девятого ноября, когда фюрер, впервые в истории рейха, поручил ему,
именно ему, рейхсфюреру СС, произнести вместо себя праздничную речь в
Мюнхене.
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Лукин Евгений
Никитин Юрий