Чтение 12–й страницы книги ~Тайна Пито-Као~

- Вероятнее всего, Горохова.

- Но для чего это ему? Не понимаю! Не по-ни-ма-ю... Я помню эту главу и всю
работу отца: она интересна только для специалиста, а не для дилетанта,
каким является Горохов.

- Может быть, за его спиной стоит специалист? Учтите, что Горохов -
международный вор, настоящее имя у него другое...

- Все равно я не вижу причин фотографировать... Позвольте, как вы сказали?
Вор?

- Да.

- А мы с Ниной еще в доме его принимали...

- Это опытный жулик, и его непросто разгадать, - заметил Рязанов. - Нам
ясно, что он собирает сведения об острове Статуй... Не скажете ли вы, что
это за остров?

- Голубчик, сам не знаю! Мой отец случайно набрел на него, хотел повторить
экспедицию, но не успел. Нет даже координат и научного описания острова.

- Все же они были, наверно?

- Конечно. Я полагаю, что отец передал эти материалы своему другу Иоганну
Велингеру.

- Кто он?

- Это был видный в свое время медик. Фигура положительная, Ниночка вела
переписку, пытаясь разыскать наследников, - безуспешно...

- А кто-либо из них вам известен?

- Смутно помнится, что приезжала к нам, в Задонскую, его дочь; приезжала с
мужем, не то дрессировщиком, не то укротителем... По-моему, ему было лет
тридцать - тридцать пять. Он очень интересовался островом, хотел даже
поехать туда, в надежде разыскать редкие экземпляры зверей для своей
работы, и очень увлек меня этой идеей. Несмотря на разность возрастов, мы с
ним по-своему сдружились. В честь этого, - академик улыбнулся, - он даже
вырезал наши имена на огромном дубе, росшем в саду.

- Может быть, вспомните его фамилию? - настаивал Рязанов.

- Нет, что вы! Мне же было тогда лет семь.

- Жаль, - вздохнул Рязанов.

- Еще бы, - подхватил академик. - Прекрасный, беззаботный возраст.

- Нет, я не о том...

- Ах, да... простите... Но как помочь вам, право не знаю...

- Не сохранилась ли надпись на дереве? - предположил Рязанов.

- Кто его знает. Я давно не бывал там...

- А мог ли этот дрессировщик заполучить в вашем доме еще некоторые
документы об острове?

- Как вам сказать, - задумался академик. - Матушка моя была женщина
доверчивая и мягкосердечная. Разумеется, при желании он мог у нее выпросить
кое-что. Однако, признаюсь, беседа с вами настраивает меня на детективный
лад. Забавно!

Капитан поднялся.

- Ну и что же вы намерены предпринять? Поедете в Задонскую?

- Вероятно, - ответил Рязанов. - Но сперва я хочу обстоятельно
познакомиться с рукописями Павла Александровича.

- В таком случае вместе с архивом отца я вам пришлю несколько фотографий
нашего дома и план сада, где находилось тогда дерево, на котором
"незнакомец" вырезал наши имена.

- Буду очень благодарен.

- Желаю успеха, молодой человек. Так вы наведайтесь после, хоть расскажете
о родных местах и вообще... Я, знаете ли, так заинтригован...

- Непременно, Константин Павлович. До свидания.

Запершись в кабинете, Рязанов внимательно, страницу за страницей,
прочитывал дневники, сохранившиеся письма Павла Александровича Тверского и
его записные книжки.

Читать строчки, написанные неразборчивым почерком, было трудно, несмотря на
профессиональную привычку разбирать чужую руку. А в одной записной книжке
попалось несколько страниц с совершенно потускневшими карандашными записями.

Передав их в лабораторию, Рязанов поехал в Задонскую.

Дом в станице Задонской, где провел детство Константин Павлович Тверской,
был цел и невредим. Сейчас это был Дом пионеров и в нем проводили свой
досуг будущие авиаторы, полярники, мореходы.

Большой сад, окружавший дом, был одним из самых оживленных мест в станице.
Украшением его некогда служил старый огромный дуб. В прошлом году в дуб
ударила молния и разнесла в щепы, так что от дерева осталась лишь часть
ствола,

Осмотрев кору дерева, Алексей облюбовал длинный вертикальный "свищ" - шрам
от давнего ранения с темным углублением. Срезать ножом твердый рубец было
труднее, чем срубить его топором, но Алексей не торопился. На второй день
ему удалось обнажить потемневшую древесину; он осторожно расчистил ее и...
увидел полуистлевшую надпись. Буквы шли сверху вниз, чувствовалось, что они
были вырезаны сильной уверенной рукой: "К. Тверской - Э. Дорт". А ниже
Алексей прочел дату: "1913".

К следственным материалам добавилась небольшая подробность. Сколько их
нужно еще, чтобы закончить дело?..

Перед отъездом из станицы Рязанов зашел к директору Дома пионеров, местному
старожилу и краеведу Сергею Ивановичу Карпенюку. Поблагодарив за разрешение
"портить" дерево, он осторожно завел разговор о Павле Александровиче
Тверском. Сергей Иванович, не решавшийся до сих пор сам поговорить с
приезжим, охотно поддержал беседу.

- Замечательный человек был Павел Тверской, - сказал он в конце разговора и
с гордостью добавил: - О нем уже пишут монографию! Скоро о нашем земляке
узнает вся страна... - Кто пишет?

- Да вот незадолго перед вами приезжал сюда представитель из Московского
медицинского института, дня три прожил у нас, беседовал с жителями, все
искал архивы Тверского. - Это такой высокий и худой? - взволнованно спросил
Рязанов.

- Напротив, плотный... Я бы сказал, атлет.

Карпенюк подробно рассказал о "представителе" из института. Записав все,
что относилось к внешности неизвестного, Рязанов в сопровождении Сергея
Ивановича прошел по станице.

Из разговоров с теми, с кем встречался "представитель" института, Рязанов
узнал, что последний довольно настойчиво расспрашивал о Тереховой.

- Кто это, Сергей Иванович? - спросил Рязанов, когда они остались одни.

- У Павла Тверского был слуга Федор Иванович Терехов. Помню, еще в годы
нэпа его сын женился на городской.

- Имя и отчество ее знаете?

- Нет, товарищ Рязанов, да и вряд ли кто-нибудь здесь знает ее сейчас.
Кажется, она ростовчанка...

Вечером Алексей был в Ростове-на-Дону. Доложив Козлову по телефону о
результатах своей поездки, Рязанов отослал ему фотографию с надписью на
дереве и принялся за поиски Тереховой.

- Горохов работает не один, - сказал Козлову Алексей, - я иду по следам его
сообщника...

Когда Козлов показал академику фотографию, полученную от Рязанова,
Константин Павлович был озадачен.

- Помилуйте, - воскликнул он, - но я совсем не знаю этой фамилии!

- Вы знали ее, но забыли, - подсказал Козлов.

- Впрочем, вы правы, конечно. Прошло столько лет... Но вдруг это совсем не
укротитель, а кто-нибудь другой?

"Надо покопаться в архивах библиотеки имени Ленина... - решил Козлов. - О
его гастролях в России, наверное, писали".

Просмотрев комплекты журналов и газет за 1913 год, полковник нашел нужную
заметку. Одна из петербургских газет писала:

"Жуткое зрелище!

Большой популярностью у петербуржцев пользуется приехавший к нам на
гастроли со своей группой львов и тигров знаменитый укротитель господин
Эмиль Дорт! Мужество его беспредельно! Так, укротитель с улыбкой объезжает
вокруг манежа верхом на страшном царе пустынь и, награждаемый всяческими
выражениями восторга наших петербургских красавиц, теребит его за уши. Лез
издает могучий рык, но... не осмеливается наброситься на господина Дорта!

...Мы рады возможности поделиться с читательницами известием еще об одной
победе красавца укротителя.

Во время гастролей в Германии в минувшем году в него страстно влюбилась
юная Генриетта Велингер, дочь солидного профессора медицины. Обезумев от
охватившего ее чувства, она оставила отчий дом и бежала из родных мест с
господином Дортом... Сраженный горем отец покончил с собой..

Мы не склонны оправдывать господина укротителя, но... чего только не делает
пылкая любовь! Госпожа Генриетта обвенчалась с господином Эмилем Дортом и
является не только его помощницей, но и законной супругой!"

Так забытая статья болтливого корреспондента помогла Козлову точно
установить фамилию человека, в чьи руки могла попасть часть архива
врача-путешественника.

"Еще шаг вперед, - размышлял Козлов. - Надо выяснить дальнейшую судьбу
Эмиля Дорта и его наследников и... найти остров."

Вошла секретарша и доложила:

- Товарищ полковник, ни один московский медицинский институт не направлял
своего представителя в станицу Задонскую...

- Хорошо, Любовь Васильевна, я так и думал. Что о Стасе?

- Пока ничего. Из лаборатории прислали записную книжку Павла Тверского, ту,
что передавал им товарищ Рязанов, и восстановленный текст.

- Положите на стол и минут двадцать никого не пускайте ко мне.

- Хорошо, товарищ полковник.

Козлов даже не предполагал, какую добрую услугу оказали ему терпеливые,
настойчивые лаборанты. Им удалось восстановить следующую запись: