Чтение 111–й страницы книги ~Властелин молний~

время заседаем, и чем глубже мы изучаем эту проблему, тем сложнее она нам
кажется. Мы с радостью принимаем любую помощь, а ваш совет был бы для нас
особенно интересен. Осенью вы произвели на нас прекрасное впечатление. Нам
показалось, что вы и ваши коллеги настроены несколько враждебно, но,
надеюсь, вы понимаете, что мы только ищем пути к тому, чтобы использовать
для всеобщего блага эту новую силу, которую вы, ученые, открыли и передали
на наше попечение. Однако, повторяю, это не так-то легко. - Он засмеялся.
- Сами посудите, ведь научная разработка этой проблемы заняла у вас четыре
года. Нельзя же требовать, чтобы мы справились с ней за один вечер.

- Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы находитесь в затруднительном
положении, - ответил Эрик, в свою очередь, непринужденно улыбнувшись
Хольцеру. - Но ведь осенью я и многие другие предупреждали вас об этом.
Конечно, все это очень трудно, тем более что вы, по-видимому, решили
избрать самый неправильный путь.

Хольцер не смутился.

- Вот это мы и хотели услышать! Почему вы считаете этот путь
неправильным?

- Да ведь вам уже говорили, - ответил Эрик самым любезным тоном. - Вы
слышали все это осенью. И тем не менее вопрос о заключении международного
соглашения по атомной энергии вы предоставили решать Объединенным Нациям,
а ведь вас предупреждали, что сейчас ничего хуже нельзя придумать. Вы
отлично знаете, что не придете ни к какому соглашению без предварительного
совещания представителей четырех держав. И напрасно вы стараетесь сделать
вид, будто речь идет об атомной энергии вообще, ведь мы же требуем решения
вопроса о производстве атомной бомбы. Вместо того чтобы начать с
разработки международного соглашения о расширении работ по использованию
атомной энергии в мирных целях, вы довели до сведения всех стран, что у
вас есть свои особые планы, а они могут либо следовать вашему примеру,
либо поступать, как им угодно. Если вы руководствовались целью расколоть
мир, то можно считать, что вы своего достигли. Если же вы действительно
заинтересованы в соглашении, то сколько вас ни предупреждали, вы сделали
все, чтобы добиться обратных результатов.

Сенатор жестом выразил свое неодобрение.

- По-моему, события, происшедшие с тех пор, уже доказали, насколько
утопичны эти ваши идеи, - мягко сказал он.

- Вовсе нет, - возразил Эрик. - Наоборот, события только подтверждают
нашу правоту. Совершенно ясно, что если мы займемся производством атомной
бомбы и будем пользоваться ею в качестве прямой или скрытой угрозы, то
другие государства либо испугаются, либо рассердятся, а может, и то и
другое. Послушайте, сенатор, мы стали работать над атомной энергией
потому, что боялись, как бы нас не опередили немцы. Мы были так напуганы,
что не пожалели на эту работу трех миллиардов долларов. Мы обезумели от
страха при одной мысли о такой возможности. Теперь мы поставили мир перед
фактом существования атомной бомбы. Представляете, как страшно теперь
должно быть им! И если мы истратили три миллиарда, насколько больше готовы
истратить они? А если даже у них на это нет денег, то они примут другие, и
притом самые отчаянные, меры.

- Я готов с вами согласиться, но не думаю, чтобы наш народ пожелал
рассекретить производство атомной бомбы.

- Об этом я и не говорю. Я имел в виду только обсуждение способов
применения атомной энергии в мирных целях. Энергия и бомбы - вещи разные.
Вы можете говорить о производстве энергии, даже не упоминая о ее взрывной
силе и о получении плутония. Я думаю, что теперь вы и сами, наконец,
поняли это.

- Комиссия понимает, а народ - нет.

Эрик улыбнулся.

- Почему же не растолковать ему?

- Так мы и предполагаем, конечно. Но пока у нас еще нет специальной
комиссии, которая могла бы этим заняться. Сейчас у нас существует лишь
небольшая группа, которая собирает данные для подготовки законопроекта.
Разумеется, нам необходима комиссия для распространения сведений, но эту
комиссию нужно организовать так, чтобы она могла заниматься и другими
делами - ассигнованием средств на научные исследования в
общегосударственном масштабе, а также контролем над производством бомб.

- А тем временем вы будете требовать, чтобы весь мир верил вашим добрым
намерениям на слово?

- Почему же нет? Мы зарекомендовали себя с самой лучшей стороны.

- А что если другие государства думают иначе?

- Значит, мы идем на риск, - любезным тоном ответил сенатор. - Но вот
вы подчеркиваете важность развития атомной энергии. Именно это чрезвычайно
нас интересует.

- Вы хотите, чтобы энергия была всеобщим достоянием или стала
собственностью частных компаний?

- В зависимости от того, как будет лучше для страны. Послушайте, Горин,
быть может, мы действительно ошибаемся. А вопрос назрел и требует
неотложного решения. Как быть?

- Может быть, вы мне сами скажете?

- Что я могу сказать? Мы, к сожалению, не знаем. Поэтому-то мы и просим
совета. - Сенатор вкратце рассказал Эрику о некоторых пунктах, которые
предполагалось включить в новый закон о контроле над атомной энергией.

- Но ведь это, в сущности, то же самое, что было в первом проекте
закона, - возразил Эрик. - Я не вижу почти никаких исправлений!

- Видите ли, все будет зависеть от людей, которые войдут в состав
комиссии, - сказал Хольцер, многозначительно глядя на Эрика. - Нам нужен
крепкий закон, который дал бы возможность хорошим людям, понимающим всю
многосторонность проблемы, работать для общего блага.

- Или дурным людям - натворить уйму бед и несчастий?

- Тем больше оснований, чтобы эту работу взяли на себя настоящие люди.

Эрик рассмеялся.

- Вот это называется с больной головы да на здоровую! Вы хотите
взвалить на других ответственность за свои ошибки!

Хольцер часто заморгал, стараясь сохранить хладнокровие.

- Что бы вы там ни говорили, но людям, интересующимся атомной энергией
и обладающим соответствующей подготовкой, эта работа сулит блестящие
перспективы. Вот у вас есть опыт работы в промышленности - это вам очень
пригодится.

- Наконец-то мы добрались до меня, - улыбнулся Эрик.

- По-моему, мы все время говорили о вас, - возразил сенатор, взглянув
на часы. - К сожалению, я должен идти. Вот о чем я попрошу: не могли бы вы
письменно изложить мне ваше мнение о том, что и как нам следует делать,
иными словами, написать небольшую докладную записку?

- Докладную записку? - протянул Эрик. - Ведь это потребует массу
времени и труда.

- Хорошо, в таком случае не надо писать. Просто подумайте об этом, и мы
еще раз поговорим. Давайте встретимся, как было условлено, - в четверг, в
одиннадцать часов.

- Думать-то я буду, но ответьте мне на один вопрос, сенатор: почему вы
пригласили меня?

Сенатор снова заморгал.

- Я... я не понимаю...

- Почему вы решили выбрать именно меня? Почему Эрик Горин, а не
кто-нибудь другой?

- О!.. - Хольцер коротко рассмеялся от облегчения. - Потому, что ваша
речь, так же как и все ваше прошлое, произвела на нас самое благоприятное
впечатление.

- Это очень лестно, - сказал Эрик. - Но, видимо, речь моя оставила у
вас не настолько сильное впечатление, чтобы принять мои советы.

- Все же мы считаем, что в своем выступлении вы обнаружили чрезвычайно
здравые взгляды на проблему.

- Но не настолько здравые, чтобы убедить вас, - с любезной улыбкой
настаивал Эрик. - Вы упомянули о моем прошлом. Что же именно, по-вашему,
говорит в мою пользу?

Хольцер пожал плечами и сделал широкий жест.

- Общее впечатление. Мы, конечно, знаем о вашей работе в Колумбийском
университете, и ваша деятельность в промышленности нам также достаточно
известна - мы знаем о вашем сверхскоростном фрезере. Видите ли, у вас
большой и разносторонний опыт. Другие этим похвастаться не могут. - Он
встал. - Итак, до четверга. Жду вас у себя в кабинете. Давайте перенесем
наше свидание на час дня и позавтракаем вместе?

Эрик кивнул.

- И начинайте думать, ладно?

- Я только этим и занимаюсь, - медленно улыбнулся Эрик.

Как только сенатор ушел, непринужденная уверенность Эрика моментально
уступила место жгучему недовольству своим поведением во время этого
разговора. Он злился на себя. Ведь он примчался в Вашингтон с одной только
целью - получить это место, невзирая ни на какие соображения. Самое
главное - работа и деньги, а все остальное - ерунда. Он поверил в эту
истину с той ночи, когда умер Фокс. И все-таки, очутившись лицом к лицу с
сенатором, он вел себя так, словно жизнь ничему его не научила. Он
держался слишком неприступно. Возможно, это было бы неплохой тактикой для
предварительных переговоров, если б сдержанность его была намеренной, но
ведь это вышло нечаянно и, конечно, могло только ожесточить сенатора. А
ведь Хольцер не дурак, и Эрик боялся, что после сегодняшнего разговора
сенатор под внешней любезностью затаил вражду к нему. Если так, значит,
Эрик испортил все дело. Он проклинал себя за дурацкое упрямство.