воскликнула Дора.
сказать это получше), что и мне казались они чудесными, пока я не увидел их
рядом с ней. Но я не мог выговорить ни слова. Она была умопомрачительна.
Когда я увидел, как она прижала цветы к крохотному подбородку с ямочкой, я
потерял присутствие духа, дар речи и от восторга впал в идиотизм.
Удивительно, что я не сказал: "Убейте меня, мисс Миллс, если у вас есть
сердце! Позвольте мне здесь умереть!"
нюхать. Дора захохотала и еще ближе поднесла их к нему. Джип вцепился зубами
в цветок герани и растерзал его, словно это была кошка. Дора шлепнула его,
надула губки и сказала с таким огорчением: "Мои бедные, чудесные цветочки!"
- словно Джип вцепился в меня. О, если бы это было так!
сейчас нет. Она уехала на свадьбу своего брата и пробудет там по крайней
мере три недели. Разве это не чудесно?
для нее, чудесно и для меня. Мисс Миллс улыбалась, глядя на нас с видом
мудрым и доброжелательным.
не можешь себе представить, Джулия, как она брюзжит и какая она ужасная!
Дора и взяла ее за руку.
чем и объясняется ее манера себя держать, исполненная мудрой
благожелательности, которую я уже подметил. А позже, в течение дня, я
выяснил, что это было именно так: мисс Миллс не посчастливилось в любви, и
она после пережитых ею жестоких потрясений удалилась от света, но тем не
менее не утратила снисходительного интереса к еще не увядшим упованиям
юности и волнениям сердца.
словами:
"Наслаждайтесь, майские мотыльки, этим сияющим утром, пока вы еще так
молоды!"
действительно никогда не было.
провизией и футляр с гитарой; конечно, фаэтон был открытый. Я ехал верхом
следом за ними, а Дора сидела спиной к лошадям и смотрела на меня. Она
положила букет рядом с собой на мягкое сиденье и не позволила Джипу
примоститься рядом с ней с этой стороны из боязни, что он его помнет. Она
частенько брала цветы в руки и нюхала. А наши взгляды частенько встречались,
и я понять не могу, как это я не перелетел через голову моей красивой серой
лошадки прямо в коляску.
что мистер Спенлоу убеждал меня не гарцевать в облаке пыли, но я совсем ее
не замечал. Я видел только Дору в ореоле любви и красоты, а кроме нее -
никого и ничего. Иногда мистер Спенлоу вставал и спрашивал, нравится ли мне
ландшафт. Я отвечал, что он восхитителен, да так оно, должно быть, и было,
но Дора заслонила от меня все. Солнце светило Доре, птицы щебетали для Доры.
Южный ветерок дул только ради Доры, и для Доры цвели все цветы на холмах,
решительно все, до последнего бутона. Утешением было то, что мисс Миллс
понимала меня. Только мисс Миллс могла постичь до конца мои чувства.
приехали. Может быть, куда-нибудь неподалеку от Гилдфорда. А может быть,
какой-нибудь волшебник из "Тысячи и одной ночи" сотворил это место на один
только день, а когда мы уехали, стер его с лица 3емли. Это была зеленая
лужайка на холме, покрытая мягким дерном. Росли там и тенистые деревья и
вереск, и, насколько мог охватить взгляд, пейзаж был великолепен.
и моя ревность, даже к леди, была безгранична. Что же касается
представителей моего пола, они все были моими смертельными врагами - в
особенности один плут, года на три-четыре старше меня, с рыжими баками,
которые являлись для него достаточным основанием быть невыносимо
самонадеянным.
Рыжие Баки объявили, что умеют заправлять салат - чему я не верю! - и этим
привлекли к себе всеобщее внимание. Несколько юных леди обмыли для них латук
и по их указанию нарезали его. Среди этих леди была и Дора. Тут я
почувствовал, что сама судьба дала мне в соперники этого человека и что один
из нас должен пасть.
есть, ни за что на свете я бы не прикоснулся к нему!), объявили себя главным
виночерпием, и - этакая продувная бестия! - устроили винный погреб в дупле
дерева. А вскоре я увидел, как Рыжие Баки с тарелкой в руках, на которой
лежал почти целый омар, обедают у ног Доры!
после того, как это мрачное зрелище предстало моим глазам. Ну что ж, я был
очень весел, но это была напускная веселость. Я подсел к юной леди с
маленькими глазками и в розовом платье и немилосердно стал за ней ухаживать.
Мое ухаживание она принимала благосклонно, но не ведаю, можно ли было
отнести это на мой счет или она имела какие-нибудь виды на Рыжие Баки. Пили
за здоровье Доры. Тут я сделал вид, будто неохотно прерываю мою болтовню, а
когда выпил, немедленно ее возобновил. Отвешивая Доре поклон, я встретил ее
взгляд, и мне показалось, что взгляд был умоляющий. Но она поглядела на меня
поверх Рыжих Бак, и я остался непреклонен.
соображений высшей политики, нас разделила. Впрочем, и вся компания
распалась, покуда убирали остатки обеда, и я стал слоняться между деревьев в
состоянии крайнего раздражения, терзаясь угрызениями совести. Я уже
подумывал о том, не удрать ли мне на моей серой лошадке, сославшись на
нездоровье, - но только куда? - как вдруг увидел Дору и мисс Миллс.
внушительным тоном. - Не давайте весенним цветам увянуть от ничтожной
размолвки. Если они погибнут, то погибнут навсегда. Я говорю это по опыту
собственного прошлого, которого уже не вернешь. Родник, сверкающий на
солнце, не следует засыпать камнями из-за какого-то каприза. Нельзя
необдуманно уничтожать оазис в пустыне Сахаре!
поцеловал! А она не сопротивлялась! Поцеловал я руку и мисс Миллс. И все мы,
кажется, очутились на седьмом небе.
гуляли среди деревьев, причем Дора застенчиво продела свою ручку под мою. И
пусть это будет глупо, но один бог знает, какое было бы счастье, если бы мы
вдруг стали бессмертны и с этим глупым чувством в сердцах остались бродить
среди деревьев навсегда!
услышали, как кто-то окликал:
захотели достать из коляски футляр с гитарой, но Дора сказала, что никто не
знает, где он находится, кроме меня. Итак, Рыжие Баки были посрамлены в один
момент. И футляр достал я, и открыл его я, и гитару вынул я, и около Доры
сидел я, и я держал ее носовой платочек и перчатки, и я упивался каждой
нотой ее восхитительного голоска, и она пела для меня, который ее любил, а
все остальные могли рукоплескать, сколько им угодно, но не имели ко всему
этому ни малейшего отношения.
что вот-вот я проснусь на Бэкингем-стрит и услышу, как миссис Крапп звенит
чайной посудой, приготовляя завтрак. Но Дора пела, и пели остальные, и мисс
Миллс пела об эхо, дремлющем в пещерах Памяти, как будто мисс Миллс прожила
на свете сто лет... И спустился вечер, и мы пили чай, заварив его в котелке
на цыганский манер, и я был счастлив, как никогда.
Рыжие Баки, стала разъезжаться и мы отправились домой уже в сумерках, в
догорающем свете дня, а вокруг все благоухало. Мистера Спенлоу начало
клонить ко сну после шампанского - да будет благословенна земля, породившая
виноград, и солнце, взрастившее его, и гроздья, из которых давили вино, и
торговец, который вино это подделал! - и мистер Спенлоу крепко заснул в углу
фаэтона, а я гарцевал рядом и говорил с Дорой. Она восхищалась моей лошадкой
и похлопывала ее - о! какой очаровательной казалась ее крошечная ручка на
шее лошади! А ее шаль никак не хотела держаться на плечах, и мне то и дело
приходилось ее поправлять, и даже Джип, кажется, стал замечать, что
происходит, и начал понимать, что пришло время подумать о том, как бы со
мной подружиться.
затворница, этот двадцатилетний патриарх, покончивший с мирскими радостями и
горестями и ни за что на свете не желавший пробуждать уснувшее эхо в пещерах
Памяти, - какое доброе дело она сделала!
Копперфилд, приблизьтесь ко мне с этой стороны коляски. Я хочу вам что-то
сказать, - обратилась ко мне мисс Миллс.
Суворов Виктор
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Перумов Ник