мудраанджали не помогает ему. Он все навсегда позабыл.
клокочет сома в сосуде, свистят и покрапывают в змеевике его пары. Но
вдруг леденящий кровь рев тигра прокатывается по джунглям и заглушает все
звуки. И долго молчит потом притаившаяся ночь.
своего божества, в которой только и можно называть его имя:
немоты? Он же ничего не знает о том, что творится в клокочущем сосуде из
обожженной глины! Вообще не задумывался над тем, для чего многократно
перегоняют и дистиллируют сок, который призван освящать огни и веселить
душу. В самом деле, зачем? Что найдет главный жрец, когда отобьет поутру
узкое горло сосуда? Это тайна. Святая святых. Ее раскроют перед ним в
урочный час высшего посвящения, когда придет его черед занять жреческое
место у каменного алтаря. Но это случится не скоро, а пока надо смиренно
ждать и, ни о чем не спрашивая, учиться терпению. Когда Ушас, утренняя
звезда, зазеленеет над джунглями, он уйдет в деревню, так ничего и не
узнав о <Красном Яйце>, которое созрело в жаре Сомы и Сурьи. <Дочь Сурьи
родится из капли>*. Это единственное, что ему известно. На сто восьмой
день в этом самом узкогорлом кувшине Луна превратится в Солнце.
начал?
главный брахман и самая юная из храмовых танцовщиц. Такая ритуальная
церемония всегда предшествовала приготовлению сомы, символизируя рождение
огня из влаги... Но хоть бы одним глазком взглянуть на это <Красное
Яйцо>...
затрещали кузнечики и цикады. Потом прогудела, как надтреснутый колокол, и
неожиданно умолкла кукушка кокил - вестник любви.
сменить. Он так и не уловил, сколько ни прислушивался, приглушенных ударов
барабана. Деревенский мриданга молчал утром, когда земледельцев-вайшиев
созывают на полевые работы, не заговорил он и в полуденный зной.
Брахмачарин не знал, что и подумать. Поев немного холодного риса, он запил
его водой и забрался в пятнистую тень древовидного папоротника. Сладкая,
расслабляющая сонливость одолела его. Лишь забота об очаге не позволяла
заснуть. Он совершил утреннее омовение и, сделав несколько дыхательных
упражнений, разогнал сон. От очага решил не отходить до прихода смены.
запах гари, Гунашарман понял, что никто сюда не придет. Недаром так
воспаленно горела над лесом кровавая звезда Картикея! Очевидно, несметные
полчища Тимура-Хромого сломили сопротивление индусов и
огнепоклонников-гебров и сумели переправиться через реку Джаун. Ни горы,
ни леса не остановили варваров - млеччха. Они прорубили дорогу сквозь
джунгли и ворвались в ущелье между горами Кука и Суалик.
лошадях ахалтекинской и монгольской породы, и зажмурился, чтобы сдержать
слезы. Он слышал рассказы о том, как свирепые джагатаи с саблей в правой и
с факелом в левой руке рубили сплеча, как с диким гиканьем летели через
деревни, поджигая соломенные крыши хижин. Нет, он не ошибся, почуяв в
горестном ветре запах родного пепелища. То, чего со страхом ожидала вся
долина - раджа и рани в крепости, брахманы в храмах, крестьяне в деревнях,
- свершилось. Хромоногий вновь будет играть отрубленными головами, на
скаку загоняя их в лунки клюшкой из железного дерева.
дорогам потянутся толпы скованных цепью рабов.
Сомы более не проберется тайной тропой на священную поляну, он спокойно
загасил в очаге угли. Отныне он один нес ответственность за сокровище, о
котором ничего не знал. Пока сосуд остывал, юноша собрал ритуальную утварь
и вместе с давильными камнями перенес ее в джунгли, где и схоронил все в
дупле старой смоковницы. Потом он бережно снял с очага теплый еще кувшин
и, сгибаясь от тяжести, перетащил его к жертвеннику. Гимнам и мантрам,
сопровождающим сокровенную церемонию освобождения дочери Сурьи из плена,
его не обучили. На всякий случай он, прежде чем отсоединить змеевик, спел
<Космический жар>, в котором были подходящие случаю слова:
резким, точным ударом отбил горловину. Из кувшина вырвались зеленоватые
удушливые пары. Задержав дыхание, дерзкий брахмачарин наклонил сосуд и
подставил под бурую дымящуюся струю сито. Во что только превратилось за
сто восемь дней благоуханное молоко сомы? Маслянистая едкая жидкость,
подобно степному пожару, обуглила овечью шерсть. Просачиваясь сквозь сито,
она стекала на красную почву и по каменному желобу убегала в подземный
резервуар. Насекомые, которые обычно сползались на запах сомы, теперь
разбегались по норам и трещинам; кого настигала тягучая бурая струйка,
сразу замирали и обугливались. Не убереглась и любопытная ящерица,
забравшаяся в желоб. Она едва успела выскочить, волоча за собой
удлиняющиеся клейкие нити, но, не добежав даже до ближайшего куста,
судорожно забилась в пыли и затихла.
источнику. В холодной ключевой воде грязь вспухла и запузырилась. Сначала
быстрый поток унес пену и слизь, потом подхватил мелкую взвесь, и тогда
стало видно, что на дне тяжело провисающего сита лежит рыхлый
фиолетово-черный комок. Когда промывные воды посветлели и опаленная шерсть
стала обретать сероватый оттенок, сделавшийся в одночасье таким одиноким,
брахмачарин бережно вынул оставшийся в сите ком. Холодный и разбухший, он
легко крошился в руке. Осторожно перетирая пальцами податливую массу,
Гунашарман присел возле источника.
водоема. Из джунглей тянуло прелью и жарким смрадом болот. Где-то совсем
близко кричали сизые цапли. Юркие оранжевые обезьяны перелетали с дерева
на дерево, раскачиваясь на упругих канатах лиан, и бабочки необыкновенными
цветами раскрывались вокруг посреди опутанного бледными присосками
воздушного корневища. Как пестра и великолепна была эта вечно ликующая
неуемная жизнь! Гунашарман зажмурился. Мертвый щекочущий дым невидимо
просачивался сквозь горячую сырость непроходимого леса. Это горел, не
сгорая, погребальный костер, унося в невыразимое ничто родных и близких.
Он знал, что, покуда дышит, будет чувствовать эту гарь.
раскрыл полные слез глаза и тут же вновь зажмурился, ослепленный
нестерпимым блеском изломанной алой искры. Шарик выскользнул и закатился в
траву. Но долго искать его не пришлось. Ослепленный слезами, Гунашарман
упал перед слетевшей с неба звездой на колени.
ладонью.
о тройственном единении Сомы, Индры и Сурьи. Гунашарман попытался запеть
благодарственный гимн, но память о мертвых сдавила горло, и, упав лицом в
красную от пыли траву, он разрыдался по-детски открыто и безутешно.
на земле. Каплей расплавленного металла прожигал ему руку джьоткраса,
которого он никогда раньше не видел, но сразу узнал.