выползать в прихожую. Из комнаты послышались кашель, мат, вой. Похоже,
следующую гранату собирались зафинделить в кухню, но до ушей Тарана долетел
предостерегающий крик Милки:
- Не надо! Там только Юрка!
Сразу после этого человек пять в касках, бронежилетах и противогазах
вломились в прихожую. Четверо тут же ринулись в комнату, где выли от рези в
глазах и заходились кашлем Фроська и ее "гости". А пятый - Таран даже через
скрежет мембраны противогаза узнал голос Ляпунова - заорал:
- Бегом на улицу! - и, подхватив Юрку под локоть, выволок во двор раньше,
чем газ стал затекать в кухню.
Во дворе орудовали "мамонты". Они прибыли на бежевом с зеленой полосой
инкассаторском броневике. Как раз в тот момент, когда Ляпунов и Таран
выскочили на крыльцо, в этот броневик заталкивали последнего из тех троих,
что попались во дворе.
- Сюда, в "восьмерку"! - распахивая дверцу "княжеского экипажа", приказал
Тарану капитан. - Лезь! Простудишься! Ты ж в одних трусах и босиком, а на
дворе не май месяц!
"Восьмерка" остыть еще не успела, и Таран, пробравшись на заднее сиденье,
даже куртку запахивать не стал, только сел по-турецки, чтоб ноги погреть.
Мимо окон машины "мамонты" провели кашляющего и матерящегося Магнуса в
наручниках, хнычущую и ноющую Фроську, проволокли стонущего и сыплющего
недворянские выражения Сержа. Их тоже затолкали в броневик. Затем без
всяких лишних церемоний вывели в противогазах Василису и Макса, вынесли
Геру. Таран захотел было посмотреть, куда их посадят, но в этот момент
почуял, что у него глаза сами собой закрываются... Ему даже показалось,
будто все снадобья, которыми его напичкала Фроська, смешавшись, сработали
на убой.
Однако Юрка и на этот раз не помер. Правда, очнулся он на сей раз уже не в
машине, а в самолете, похоже, в том же самом "Ан-26", на котором уже не раз
летал в Москву и обратно. На нем откуда-то взялись кроссовки, тренировочный
костюм китайского производства и даже вязаная шапка. Автомата и "ПСМ" не
было. Рядом слева сидела мрачная, нахохлившаяся Милка, а справа тоже не
очень веселый Топорик.
- Очухался? - спросила Милка так, будто была этим очень недовольна. Глаза б
на тебя не смотрели... Завез, блин, Сусанин! Так и знала, что эта жопа
колхозная пакость сделает. Если б я не проснулась, в окошко не выпрыгнула
со второго этажа да не прижала тех, что со двора тебя обойти хотели, - была
б твоя Надька вдовой. Может, нашла б себе другого, не такого бесстыжего!
- Да правильно он все сделал! - заступился Топорик. - Если б он вас сюда не
привез, мы бы не знали, где вас искать. Кстати, говорят, при одном жмуре
нашлось то, чего в барсетке у Евсеева не было. Так что двух зайцев убили. А
может, даже трех. Алика вот только жаль...
- А что случилось? - спросил Таран.
- Да понимаешь, когда мы с той, писательской дачи хотели следом за вами
гнать и уже собирались в наш фургон садиться, "Паджеро" неожиданно вывернул
откуда-то. Вроде мимо нас проехал, спокойно так, неторопливо. Откатил
метров на полета, и тут из верхнего люка высунулся гад с "мухой" - шарах!
Прямо нам в лоб гранату засадил. Если б мы все уже по местам сидели...
Можешь догадаться, чтоб из нас было. А так нас только волной слегка
тряхнуло. Но не сильно, даже стекла на даче не вылетели. Серега, правда,
рацию выронил и раскокал. Ну, а Алик уже за баранкой сидел... Хорошо, что
ты его не видел.
- А мы думали, они дачу взорвали, - произнес Юрка, - зарево было - будь
здоров.
- Ни хрена этой даче не сделалось, - хмыкнул Топорик. - И "мерс" вы почти
не поцарапанным оставили. Вещички целы, а человека нет... И за что, почему
погиб - неизвестно. Так и живем, господа-товарищи!
ЭПИЛОГ
Вредлинские завтракали в своей дачной столовой. Их трапезу разделяли Стас и
Василиса.
- Знаешь, Миля, - сказала Александра Матвеевна, помешивая кофе серебряной
ложечкой, - оказывается, прямо перед нашей дачей на улице позавчера вечером
взорвали машину!
- Правда? - искренне изумился и испуганно захлопал глазами драматург.
Откуда это известно?
- Василиса сегодня ходила в магазин, там все об этом судачат.
- Странно, а мы, когда возвращались вечером, ничего не заметили.
- Конечно, ее же убрали еще вчера днем. В то время мы гуляли по Суздалю.
Осталось какое-то пятно на асфальте, а так ничего, никаких следов.
- Ужасно! Здесь, в поселке, где живут интеллигенты, - и такое. Кто-нибудь
погиб?
- Один человек, кажется, шофер, - произнесла Василиса. - Говорят, машина
как факел горела.
- Скорее всего, Эмиль Владиславович, - подал голос телохранитель, - ее не
взорвали, а из гранатомета подожгли. Если б в машине хотя бы одна шашка на
200 грамм сработала, тут бы ни одного стекла не осталось, ни у нас, ни
напротив. А тут видно, что кумулятивная граната ударила. Попали в ветровое
стекло, водителя разорвало, бензобак взорвался, но основная ударная волна
вдоль улицы прошла.
- Все равно ужасно! Куда катимся, черт побери?!
- Миля, не волнуйся, тебе это вредно, дружочек! Думай о хорошем. Ведь ты
так хорошо чувствовал себя эти два дня!
- Я и сейчас себя прекрасно чувствую, - бодро сказал Вредлинский. По-моему,
эта поездка вдохнула в меня новые силы! Для писателя очень важно время от
времени прикасаться к изначальному, к истокам, к вечному... Какой духовный
кладезь есть православная вера! Какие благолепные лица у монахов
возрожденных обителей! Насколько все это выше, чем все эти бандитские
разборки...
- Конечно, конечно! - пропела Александра Матвеевна. - Тебе непременно надо
написать сценарий на тему духовного возрождения России. А Жора Крикуха его
с блеском поставит.
- Непременно! Вот пусть только вернется из Америки Пашка Манулов!
Обязательно возьмем за бока этого буржуя!
Никто из четверых сидевших за столом не сохранил в своей памяти ничего,
кроме воспоминаний о поездке во Владимир и Суздаль. Они были бы очень
удивлены, если б кто-то поведал им о том, что воскресенье, понедельник и
вторник они проводили совершенно по-другому. И'еще больше их удивило бы,
если б они узнали, что помянутый за столом Манулов находится не в Америке,
а гораздо ближе...
* * *
Сколько прошло времени - Павел Николаевич не знал. Впрочем, когда он
очнулся, его этот вопрос вовсе не интересовал. Его не волновали и другие
вопросы, которые изводили его еще накануне. И в памяти у него не было даже
следа от виртуальной беседы с Бородой. И о том, как ему сделали инъекцию
желтоватой жидкости из ампулы с лаконичной наклейкой "331", он не помнил.
Зато самочувствие у Манулова было отличное. Он ощущал необыкновенную
бодрость и силу во всем теле, вообще-то порядком поистрепавшемся за 60 с
лишним лет. Он лежал на той же солдатской койке, что и вчера, глаза его
видели ту же унылую обстановку камеры, ноздри чуяли все тот же парашный
дух, но никаких неудобств от этого он не испытывал. И голода, и холода не
чувствовал, и на волю, в пампасы, не хотелось. Единственное, чего он желал,
- это чтоб пришел Командир и отдал Приказ...
Гробовщик вбил последний гвоздь в крышку гроба.