достигнуть исполнения или осуществления, когда ст ремление и
действительность, то, чего мы хотим, и то, что мы испытываем, не совпадают и
не соответствуют. Итак, страдание состоит в зависимости нашей воли от
внешнего, чуждого ей бытия, в том, что эта воля не имеет сама в себе условий
своего удовлетворен ия.
страдания для воли заключается в ее гетерономии (чужезаконности), и,
следовательно, высшая, последняя цель нормальной, практической деятельности
состоит в освобождении мировой воли, т.е. воли всех существ, от этой
гетерономии, т.е. от власти этого чуждого ей бытия.
самозаконностью воли, и прямая задача этики показать возможность этой
автономии, те условия, при которых она может быть действительною.
Определение этих условий будет заключать в себе объ яснение основного
морального различия между должным и недолжным, так как нормальность
нравственной деятельности прямо зависит от условий ее самозаконности.
в опыте мы познаем только волю, связанную чуждым ей бытием, проявляющуюся по
законам внешней для нее необходимости, волю чужезаконную. Таким образом,
чрез опыт мы можем получить то лько условия гетерономии воли, следовательно,
искомые условия ее автономии могут быть найдены лишь чистым, или априорным,
разумом.
ее автономии, определяемой a priori, или из чистого разума, мы неожиданно
перешли в сферу моральных идей Канта. Таким образом, последний результат
эмпирической, или материальной, эт ики естественно превращается в требование
этики чисто разумной или формальной, к которой мы теперь и обратимся.
по себе недостаточным, потому что, имея своим содержанием одно из
фактических свойств человеческой природы (сострадание, или симпатию), оно не
может объяснить это свойство как всеоб щий и необходимый источник нормальных
действий и вместе с тем не может дать ему практической силы и преобладания
над другими, противуположными свойствами. Правда, последнее требование -
дать нравственному началу практическую силу и преобладание - может б ыть
отклонено философским моралистом как находящееся вне средств философии
вообще. Но первое требование разумного оправдания или объяснения
нравственного начала, как такого, то есть как начала нормальных действий,
необходимо должно быть исполнено этическ им учением, так как в противном
случае не видно, в чем бы могла состоять вообще задача такого учения.
философского учения. Первая может довольствоваться классификацией
нравственных фактов и указанием их материальных, фактических оснований в
человеческой природе. Такая этика составля ет часть эмпирической
антропологии или психологии и не может иметь притязаний на какое-либо
принципиальное значение. Такая же этика, которая выставляет известный
нравственный принцип, неизбежно должна показать результат этого принципа,
как такого.
человека к известным стремлениям или склонностям, составляющим фактическое
свойство его природы, причем в низших формах этой морали основное
стремление, из которого выводятся все п рактические действия, имеет характер
эгоистический, в высшей же, окончательной форме основное нравственное
стремление определяется характером альтруизма, или симпатии.
склонности, как такой, не может иметь собственно нравственного характера, то
есть не может иметь значения нормальной, или долженствующей быть,
деятельности. В самом деле, не говоря уже о те х низших выражениях
эмпирической морали, которые вообще не в состоянии указать никакого
постоянного и определенного различия между деятельностями нормальными и
ненормальными, даже в высшем выражении эмпирической этики, хотя такое
различие и указывается,
определяются естественным стремлением ко благу других, или симпатией, то,
признавая в этой симпатии только естественную, фактически данную склонность
его природы и ничего более, спрашивается : в чем же заключается для него, я
не говорю практическая обязательность, но теоретическое, объективное
преимущество такой деятельности предо всякою другою? Почему он не будет или
не должен действовать в других случаях безнравственно или эгоистически, ко
гда эгоизм есть такое же естественное свойство его природы, как и
противоположное стремление, симпатия? Оба рода деятельности являются
одинаково нормальными, поскольку оба одинаково имеют своим источником
естественные свойства человека. А между тем на са мом деле, когда мы
действуем нравственно, мы не только от самих себя требуем всегда и везде
действовать так, а не иначе, но предъявляем такое же требование и всем
другим человеческим существам, совсем не спрашивая о тех или других
свойствах их натуры; сл едовательно, мы приписываем нравственному началу,
как такому, безусловную обязательность, независимо от того, имеем ли мы в
данный момент в нашей природе эмпирические условия для действительного
осуществления этого начала в себе или других.
нормальность, не может определяться той или другою естественною склонностью,
а должен состоять в чем-нибудь независимом от эмпирической природы.
преимущество пред другими, он должен иметь признаки всеобщности и
необходимости, независимые от каких бы то ни было случайных эмпирических
данных. Другими словами, этот род деятельност и должен быть безусловно
обязателен для нашего сознания188.
или другого эмпирического мотива, а исключительно его внутреннею
обязательностью. Нравственное действие становится таковым, лишь поскольку
оно сознается как обязанность, т.е. как необ ходимость действия из одного
уважения к нравственному закону. Лишь чрез понятие обязанности
нравственность перестает быть инстинктом и становится разумным убеждением.
основание некоторой обязательности, должен иметь в себе абсолютную
необходимость, то есть иметь значение безусловно для всех разумных существ,
и, следовательно, основание его обязательнос ти не может лежать ни в природе
того или другого существа, например человека, ни в условиях внешнего мира, в
которые эти существа поставлены; но это основание должно заключаться в
априорных понятиях чистого разума, общего всем разумным существам. Всякое
практическим правилом, но никогда не может иметь значение морального закона.
то, очевидно, еще недостаточно, чтоб это действие было только согласно или
сообразно обязанности, а необходимо, чтоб оно совершалось из обязанности,
или из сознания долга, ибо дейс твие, согласное само по себе с обязанностью,
но имеющее в действующем субъекте другой источник помимо обязанности, тем
самым лишено нравственной цены. Так, например, делать по возможности
благодеяния есть обязанность, но помимо этого существуют такие, ко торые
делают это по простой природной склонности. В этом случае их действия хотя и
вызывают одобрение, но не имеют собственно нравственной цены. Ибо всякая
склонность, как эмпирическое свойство, не имеет характера необходимости и
постоянства, всегда може т быть заменена другою склонностью и даже перейти в
свое противоположное, а потому не может и служить основанием для всеобщего,
или объективного, нравственного принципа. В нашем примере тот человек,
который делает благодеяния по естественной склонности,
больших огорчений и несчастий, которые ожесточат его характер и, наполняя
его душу сознанием собственного страдания и заботами о себе, сделают его
нечувствительным к страданиям и нужд ам других, он может вследствие этих
обстоятельств совершенно утратить свою склонность к состраданию. Но если,
несмотря на это, он будет по-прежнему делать добрые дела, но теперь уже безо
всякой склонности, а исключительно из обязанности, тогда его действ ия
получат подлинную нравственную цену. Более того, представим себе человека
хотя и честного, но без особенных симпатических склонностей, холодного по
темпераменту и действительно равнодушного к страданию других, не по грубости
своей нравственной природы , а потому, может быть, что он сам переносит
собственные страдания с терпением и стоическим равнодушием; такой человек,
делая добро не по склонности, а по безусловной нравственной обязанности,
будет его делать всегда и совершенно независимо от каких бы т о ни было
эмпирических условий; таким образом, хотя природа и не создала его
человеколюбцем, он в самом себе найдет источник гораздо большего
нравственного достоинства, нежели каково достоинство доброго
темперамента189.
достоинство не в той цели, которая этим действием достигается, а в том
правиле, которым это действие определяется, или, точнее, которым
определяется решимость на это действие. Следовате льно, это нравственное
достоинство не зависит от действительности предмета действия, но
исключительно от принципа воли, по которому это действие совершается
независимо от каких бы то ни было предметов естественного хотения190.
формален, и своими эмпирическими мотивами, которые материальны. Она
находится между ними как бы на распутьи, и так как нравственная воля в этом
качестве не может определяться материальными побуждениями, как не имеющими
никакой нравственной цены, и, однако же, ей необходимо чем-нибудь
определяться, то, очевидно, ей не остается ничего более, как подчиняться
формальному принципу191.