Лазарев, когда альтиметр стал показывать снижение высоты.
руки в перчатках вцепились в штурвал. Чесна пришла ему на помощь, но
самолет никак не хотел быть послушным.
свои ремни и налег на Чесну, помогая удерживать штурвал. Он ощущал
огромное, до дрожи, напряжение, в котором находился самолет.
шею!
насколько можно ровнее. Лазарев глянул на мотор левого крыла, увидел языки
красного огня, потекшие назад из-под вздувшегося обтекателя. Горящее
топливо, понял он. Если крыльевый бак с топливом взорвется...
стонал фюзеляж. Лазарев услышал звуки лопавшегося металла и с ужасом
понял, что пол кабины треснул прямо у него под ногами.
за стеклом из-за снега, но знал, что там горы, и Чесна тоже знала это.
Самолет падал, его фюзеляж стонал и напрягался, как тело под пытками.
Лазарев следил за левым мотором. Пламя погасло, сбитое ветром. Когда исчез
последний язык пламени, он вывернул штурвал назад, отчего мышцы на плеча у
него заломило. "Юнкерс" реагировал медленно. Запястья и предплечья у него
уже резала боль. Чесна ухватилась за штурвал и тоже стала тянуть назад.
Затем пришел на помощь Майкл, и "Юнкерс" трясся и стонал, но подчинялся.
Стрелка альтиметра выровнялась как раз на двух тысячах футов.
повернула самолет в ту сторону и продолжила медленно снижать высоту.
альтиметра ползла по шкале вниз. Зажегся четвертый огонек. Теперь банки с
горящим маслом однозначно указывали направление и ширину посадочной
полосы.
тряслись от напряжения, и Майкл быстро пристегнулся ремнями к сиденью.
закрылки и заглушила моторы. "Юнкерс", неуклюжая птица, заскользил по
полю, снег зашипел на горячих обтекателях. Покрышки стукнули о землю.
Прыжок. Удар, а затем прыжок поменьше. Потом Чесна стала тормозить, и
"Юнкерс", вздымая за собой султаны снега и пара, покатился по полосе.
гидравлической жидкости, скрипя, остановились.
трещине около шести дюймов шириной. Он первым выбрался из самолета. Когда
выбрались Чесна и Майкл, Лазарев уже похаживал возле самолета, снова
привыкая опираться ногами о твердую землю. Моторы "Юнкерса" парили и
потрескивали.
притормозил потрепанный, выкрашенный в белое грузовик. Несколько человек
соскочили с него и стали раскатывать огромный белый брезент. Ими руководил
рыжебородый мужчина, назвавший себя Херксом, он сам помогал грузить
рюкзаки, автоматы, боеприпасы и гранаты в грузовик. Пока Херкс занимался
этим, другие люди трудились над тем, что закрывали "Юнкерс" брезентом.
лапку. - Этот ураган чуть не оторвал нам крылья!
в бороду.
повернулись к самолету, а Лазарев от ужаса раскрыл рот. Почерневший от
огня левый мотор в несколько секунд оторвался от своего крепления, затем
лопнули последние несколько болтов, и весь мотор грохнулся на землю.
перекрикивая вой пронзительного ветра, крикнул он другим мужчинам.
затягивая затем ими брезент. Потом, когда прибывшие на самолете и норвежцы
забрались в грузовик, Херкс сел за руль и повез их от посадочной полосы в
сторону побережья, двадцать пять к юго-западу.
грязным улочкам Юскедаля. Это был рыбацкий поселок, дома которого были
построены из серых бревен и камней. Из труб вились тонкие струйки дыма,
Майкл ощущал ароматы крепкого кофе и жирного бекона. Внизу, где скалы
подступали к серо-голубому морю, на предрассветной приливной волне
покачивалась маленькая флотилия лодок, снаряженных сетями и готовых
приступить к лову. Пара тощих собак лаяла и тявкала почти под колесами
грузовика, и Майкл то тут, то там замечал фигуры, следившие за ними сквозь
полуприкрытые ставни.
летающая лодка "блом-унд-фосс" со свастикой на хвосте скользила по гладкой
водной поверхности ярдах в двухстах от берега. Она сделала два медленных
круга вокруг рыбацкой флотилии, потом, взлетев, набрала высоту и исчезла в
низко плывущих облаках. Нацистские хозяева наблюдают.
позаботимся о вашем грузе.
человеку, которого они не знали, но они не хотели идти на тот риск, что
оружие может быть найдено, если поселок будут обыскивать люди из экипажа
летающей лодки. Они с неохотой сошли с грузовика.
шеллака высушенных шкурок тюленьих бельков. - Отдыхайте. Ешьте. Ждите. -
Он надавил на газ и порулил дальше по грязи.
серебряных колокольчиков, свисающих с притолоки, зазвеневших весело, как в
канун Рождества. Колокольчики прошлись и по волосам Чесны и погладили
щетинистую макушку Лазарева. Внутри дома было мрачно, пахло рыбой и
высохшей тиной. По стенам были развешаны сети и кое-где на гвоздях висели
вырезанные из журналов картинки. В глубине чугунной печки мерцал слабый
огонь.
грязной одежды, куча эта зашевелилась и, когда вновь прибывшие уставились
на нее, села, проминая диван.
полу рядом с собой. Большая смуглая рука вынула откупорила бутылку,
подняла ее, и послышались звуки булькания жидкости. Затем отрыжки. Куча
попыталась встать и, поднявшись, оказалась значительно выше шести футов.
Пожалуйте! - Она подошла к ним, в красноватые отблески печки. Доски пола
под ней жалобно скрипели, и Майкл удивился, что они вообще ее держали. В
этой женщине было, должно быть, не менее двухсот пятидесяти фунтов веса и,
вероятно, шесть футов и два дюйма роста. Она приблизилась к ним,
колышущийся передвигающийся холм. - Пожалуйте! - сказала она еще раз,
пьяным заплетающимся языком. Широкое морщинистое лицо ощерилось в улыбке,
демонстрируя рот, в котором торчало лишь три зуба. У нее были
светло-голубые глаза миндалевидной эскимосской формы, кожа
медно-коричневого цвета и гладкие прямые волосы, остриженные будто бы по
горшку, бронзово-рыжеватого цвета: смесь, как понял Майкл, эскимосских и
нордических генов, боровшихся между собой за преобладание. Она явно была
очень необычной женщиной, и стояла с ухмылкой, завернувшись в складки
разноцветного одеяла. Майкл решил, что ей около сорока лет или даже
больше, судя по морщинам и седине в рыжих волосах.
булавка.
огненной жидкости. Он задержал дыхание, потом уважительно энергично
выдохнул и хлебнул еще раз.
женщине, которая облизнула горлышко и тоже сделала глоток.
головой. - Ваше имя? - испытала она свои познания в норвежском, который
знала очень слабо. Затем прижала руку к своей груди. - Чесна. - Показала
на Майкла. - Майкл. - Потом на довольного русского. - Лазарев.
бедер. - Китти! - сказала она. - Пожалуйте!
глубокомысленно заключил Лазарев.
себя парку и повесил на крючок на стене, в то время как Чесна продолжала
попытки общения с огромной, изрядно подвыпившей эскинордкой. Все, что ей
пока удалось понять, это то, что эта женщина живет здесь и что у нее есть
еще много бутылок водки.
Китти!