не сказал.
места? - крикнул саперный капитан.
по пятам. Шум запущенного двигателя не позволил Гаю услышать тот звук,
который хорошо услышал Людович. Они вместе взобрались в лодку. Из
наблюдавшей за ними толпы кто-то крикнул: "Счастливого пути, друзья!", и
этот возглас подхватили немногие другие, но из-за работающего двигателя их
голосов на шлюпке не слышали.
оставляя позади радужную пленку нефти и плавающий мусор. Глядя на берег,
они заметили, что в толпе все подняли лица к небу.
посмотреть на результаты бомбежек.
укрытие ушли лишь немногие. Матч закончился, игра прекратилась. Однако в
следующий момент среди толпы начали рваться бомбы.
пролетел над лодкой на небольшой высоте, дал очередь из пулеметов,
промазал и повернул в сторону. Больше их никто не потревожил. Гай видел,
как новые бомбы взрывались на опустевшей теперь набережной. Его последние
мысли были об отряде командос "Икс", о Берти, Эдди и больше всего об
Айворе Клэре, ожидающих на своих позициях, пока противник возьмет их в
плен. В лодке в этот момент никому из них занятия не нашлось. Оставалось
спокойно сидеть, наслаждаясь солнечными лучами и свежим бризом.
9
проносились дуновение и шелест легкого, нетерпеливого северо-западного
ветерка, который в давние времена задержал на этом берегу Елену и Менелая,
молчание сладостно разрасталось, подобно зреющей винной ягоде.
коридора, другое радио в корпусе напротив, постоянный звон колокольчиков
на тележках разносчиков, шум шагов, голоса; в этот день, как и во все
предыдущие, в палату Гая входили люди и говорили ему что-то. Он слышал и
понимал их, но испытывал такое же небольшое желание вступить с ними в
разговор, как зритель - в разговор актеров на сцене; между ним и этими
людьми, как в театре, находилась оркестровая яма, рампа и задрапированная
авансцена. Он, как путешественник-исследователь, лежал в освещенной
палатке, в которую снаружи, из темноты, теснясь и толкая друг друга, то и
дело заглядывали каннибалы.
Барнет. Навещая ее, мать Гая часто брала его с собой. Женщина лежала в
единственной верхней комнате коттеджа, пропитавшейся запахами парафина,
герани и самой миссис Барнет. Ее племянница, женщина в возрасте, по
понятиям Гая, стояла у кровати и отвечала на вопросы его матери. Мать
обычно сидела на единственном в комнате стуле, а Гай стоял рядом,
разглядывая всех их и религиозные гипсовые статуи, расставленные вокруг
кровати миссис Барнет. Когда они уходили, племянница благодарила мать Гая
за принесенную провизию и говорила: "Тетушка очень признательна вам за
ваши посещения, мэм".
стеганого лоскутного одеяла и уставив глаза на закопченную от лампы
бумагу, которой был оклеен потолок и которая в местах, где на нее падал
свет, оказывалась покрытой прекрасным узором, похожим на узор
накрахмаленной скатерти, покрывавшей стол в столовой дома у Гая. Голова
старухи была неподвижна, однако глазами она следила за всем происходящим в
комнате. Ее руки почти незаметно, но неустанно шевелились и подергивались.
Крутая лестница заканчивалась вверху и внизу жиденькими, из двух створок,
дверцами. Пожилая племянница, бормоча слова благодарности, провожала
гостей вниз, в гостиную, и далее - на деревенскую улицу.
приехала в Брум.
галерее или за столом Айво, бывало, отчужденно просиживал иногда целые дни
напролет, ничем не занимаясь, не вступая в общий разговор, внимательно
слушая, но не говоря ни слова.
свой язычок?" - ласково спрашивала нянюшка.
приходила по четыре или по пять раз в день с шутливым вопросом: "Ну как,
скажете ли вы нам что-нибудь сегодня?"
потерял терпение скорее. Вначале он пытался быть дружелюбным: "Томми
Блэкхаус, через две палаты отсюда, спрашивает о вас. Я знаю Томми уже
много лет. Хотелось бы мне послужить в его частях. Это плохо, что они все
угодили к фрицам... А ногу мне покалечило под Тобруком..." Однако,
остуженный продолжавшимся безмолвием недвижимо лежащего Гая, он отказался
от дальнейших попыток и теперь молчаливо стоял с подносиком в руках,
ожидая, пока Гай осушит свой стакан.
нужно ли вам что-нибудь? Нельзя ли чем-нибудь помочь вам? Я всегда
поблизости. Только спросите меня - и я тут. - Гай по-прежнему молчал. - Я
оставлю вам вот это, - сказал священник, вкладывая ему в руки молитвенник,
и это его действие каким-то образом соответствовало мыслям Гая, ибо
последнее, о чем он помнил, была молитва. В самые тяжелые дни в лодке,
когда они дошли до крайности, молились все: некоторые предлагали богу
сделку: "Боже, вызволи меня отсюда, и я буду жить иначе, честное слово";
другие повторяли строфы из псалмов, запомнившихся с детства, - все, кроме
безбожника Людовича, сидевшего за рулем.
памяти, когда Гай обнаружил, что держит в руке не медальон, принадлежащий
Джервейсу, как он воображал, а красный личный знак, снятый с неизвестного
солдата, и услышал свой голос, бессмысленно твердивший: "Святой Роджер
Уэйброукский, защити нас в этот день войны и будь нашим хранителем против
зла и искушений дьявола..."
пережить что-либо, если факты и сны перемешались? Можно ли верить
воспоминаниям, если время было фрагментарным или, наоборот, растяжимым,
если оно состояло из минут, которые казались днями, и из дней, казавшихся
минутами? Он мог бы все рассказать, если захотел бы. По ему было
необходимо сохранить эту тайну. Начав рассказывать, он возвратился бы в
тот же мир, он снова оказался бы на сцене.
они запели "Боже, храни короля!". В знак благодарности. В небе появился
самолет с опознавательными знаками королевских военно-воздушных сил. Он
изменил курс, покружил над ними, дважды с ревом пронесся над их головами.
Все замахали чем попало, но машина, набрав высоту, улетела на юг, в
направлении Африки. В тот момент возможность спасения не вызывала
сомнений. Саперный капитан приказал установить вахты. Весь следующий день
они вели наблюдение в ожидании корабля, который должен был бы прийти, но
так и не появлялся. К ночи надежда угасла, и вскоре страдания от лишений
уступили место апатии. Саперного капитана, до этого такого проворного и
деловитого, охватило оцепенение. Горючее иссякло. Они подняли парус, не
требовавший особого внимания. Временами он повисал безжизненно, иногда
наполнялся легким ветерком. Распростертые на дне лодки люди лежали почти
без сознания, бормоча что-то и храпя. Вдруг саперный капитан неистово
закричал:
продолжал:
в промежутках между приступами дремоты молился.
саперный капитан подполз к Гаю и шепотом попросил:
один имею право носить оружие.