наглухо запертых клеток, выходивших в низенький коридор, отгороженный в том
конце, с которого вошел Деннис, крепкой железной дверью, а в дальнем конце -
двумя дверьми и массивной решеткой. Заперев за собой дверь и убедившись, что
остальные выходы тоже наглухо закрыты, он уселся на скамью в коридоре и с
видом полнейшего удовлетворения спокойно и благодушно посасывал набалдашник
своей палки.
пожар и страшный шум раскалывал воздух, кто-нибудь, даже вне этих стен,
способен был безмятежно отдыхать. Тем более поражало это здесь, в самой
глубине горящего здания, здесь, где в уши врывались вопли и молитвы четырех
смертников, а перед глазами мелькали их протянутые сквозь решетки руки,
сжатые в отчаянной мольбе. По-видимому, мистер Деннис отдавал себе отчет в
необычайности своего отдыха в такой обстановке, и это его чрезвычайно
тешило: заломив шапку набекрень, как делают люди в веселом настроении, он с
величайшим удовольствием сосал свой набалдашник и ухмылялся, словно говоря
самому себе: "Удивительный ты парень, Деннис, прелюбопытный парень! С таким
не соскучишься. Чудак, право, чудак!"
казематах, что кто-то вошел в коридор, но не видя его, стали еще жалобнее
вопить, твердя все то, что могло прийти в голову людям в таком страшном
положении: они молили вошедшего ради всех святых выпустить их, страстно
клялись (и, вероятно, в эти минуты были искренни), если будут спасены,
исправиться и никогда, никогда, никогда больше не делать зла перед богом и
людьми, искупить честной жизнью все свои грехи, в которых они горько
раскаиваются. Эти горячие мольбы тронули бы всякого мало-мальски доброго и
честного человека (если бы в это страшное место в такую ночь мог забрести
какой-нибудь честный человек), и он, предоставив им в будущем расплачиваться
за свои вины как-нибудь иначе, поспешил бы спасти их от ожидавшей их ужасной
и возмутительной кары, которая никогда не служит к исправлению других от
дурных наклонностей, а только ожесточает тысячи людей, еще далеко не
окончательно погрязших во зле.
много лет выполнявший добрые старые законы Англии по доброму старому обычаю
не менее одного раза, а иногда и два раза в каждые полтора месяца, отнесся к
этим мольбам довольно философски. Но, так как, повторяясь снова н снова, они
несколько мешали его приятным размышлениям, он, наконец, стукнул падкой в
дверь и крикнул:
стали умолять о помощи.
ближайшую из протянутых к нему рук.
отсутствием здесь какого-нибудь приятеля, с кем можно было бы посмаковать
шутку. - Значит, вас собираются вздернуть, братцы?
узников.
вас, друзья мои, совсем неподобающее при вашем положении. Вас отсюда не
выпустят, не надейтесь. И прекратите этот неприличный шум. Как вам только не
совестно? Право, вы меня удивляете.
Рукам. Затем мистер Деннис вернулся на свое место, сел и закинул ногу на
ногу.
брови. - Для вас установлены законы. Для вас выстроили прекрасную тюрьму и
пригласили сюда священника. Для вас держат мастера своего дела,
государственного служащего, и телеги, и все прочее - а вы еще недовольны!..
Эй; иы, в крайней камере, замолчите вы наконец или нет?
вместе укоризненным, - среди вас нет ни одного настоящего мужчины. Мне
начинает казаться, что я попал в женское отделение! Впрочем, должен сказать,
на моих глазах многие женщины встречали смерть так, что делали честь своему
полу. Эй, вы, во второй камере, не скрипите зубами! Никогда я не видывал,
чтобы люди так неприлично вели себя в Ньюгете. Мне за вас стыдно. Вы
позорите Олд-Бейли!
затем продолжал тоном кроткого увещевания:
позаботиться, не дать вам сгореть, раз вам полагается другой конец. И не к
чему шум поднимать, - те, кто сюда ворвался, вас не найдут, вы только
охрипнете от крика. А ведь жаль, если у вас не будет голоса, когда настанет
время сказать последнее слово! Насчет этих "последних слов" я держусь
правила: "Валяй, высказывайся". Так я всегда говорю: "Валяй, высказывайся!"
И каких только краснобаев не слыхал я там, на подмостках, - знаете, про
какие подмостки я говорю? И что это были за речи - громче, чем колокол, и
занятнее любой комедии. - Говоря это, палач снял шапку, достал из нее
носовой платок, чтобы утереть лицо, и надел ее снова, еще больше заломив
набекрень. - Вот берите с них пример! Я считаю, что в последние минуты у
человека и расположение духа должно быть подходящее. Есть оно, так вся
операция пройдет честь честью, мило, пристойно. Делайте что хотите (это я
говорю прежде всего вам, самому крайнему), но только никогда не хнычьте!
По-моему, пусть уж лучше человек рвет на себе одежду в клочья - хотя мне
прямой убыток, если он ее испортит раньше, чем она мне достанется, - только
пусть не хнычет: что ни говори, такое настроение в десять раз приличнее!
своей паствой, шум в тюрьме несколько поутих; освободители в это время
уводили освобожденных арестантов в примыкавшее к тюрьме здание суда*, а
оттуда уж выпускали на улицу. Но в то время как мистер Деннис произнес
последние слова, гул голосов во дворе ясно показал, что толпа снова хлынула
в тюрьму и движется сюда, к казематам смертников. В самом деле, через минуту
грохот решетки в конце коридора возвестил, что начинается атака.
шляпой, чтобы заглушить крики четырех узников, тщетно колотил палкой по
высовывавшимся из-за решеток рукам, тщетно грозил осужденным, что продлит их
мучения и придумает новые, когда будет их вешать, - коридор гудел от их
воплей. Эти вопли и сознание, что здесь находятся последние оставшиеся еще в
тюрьме узники, так воодушевили осаждающих, что они с быстротой, совершенно
невероятной, выворотили мощную решетку из железных брусьев в два дюйма
толщиной, а другие двери разнесли, как будто это были деревянные
перегородки, и очутились в конце коридора. Только две-три простые решетки
отделяли их от камер.
темноватый коридор. - Молодец! Живо открывай, старина, не то мы тут
задохнемся в дыму и не выйдем живыми!
четверг висеть? Что же это, ты не уважаешь закон, конституцию, тебе все -
трын-трава? Оставь в покое эту четверку.
Отодвинь-ка решетки и впусти нас!
затем, чтобы выполнить требование Хью, заглянул ему в лицо. - Неужели ты не
можешь предоставить мне этих четверых, раз мне пришла такая фантазия? Сам ты
делаешь что хочешь и выбираешь для себя все что тебе понравится, - надо же и
мне получить свою долю. Так вот, я хочу, чтобы вы этих людей оставили здесь!
дудку, - медленно продолжал Деннис. - Как! Ты все-таки хочешь войти?
отступал к двери, через которую он сюда проник, и, грозно хмурясь, смотрел
на Хью. - Ты все-таки войдешь?
идешь?
железной решетки, которую он уже закрыл за собой. - Смотри куда сам идешь и
к чему придешь! Так-то!
его физиономия, и с зловещей усмешкой, в сравнении с которой его обычная
улыбка могла показаться приятной, захлопнул за собой дверь.
товарищей, он приказал отодвинуться тому, кто стоял непосредственно за его
спиной (проход был так узок, что приходилось идти гуськом), и с такой силой
принялся действовать кувалдой, что после нескольких ударов железные брусья
согнулись, потом сломались, и проход был свободен.
энергию, сейчас бросились в проход, как львы. Приказав всем заключенным
отойти в камерах как можно дальше, чтобы их не задели топоры, освободители
разделились на четыре группы я принялись ломать двери, выворачивать болты и
засовы. И хотя эта двое юношей были в самой слабой партии, хуже других
вооруженной, и начали они работать немного позже, потому что сперва
поговорили с отцом сквозь решетку, - дверь в его камеру была взломана
первой, и старика освободили раньше всех. Когда сыновья вытащили его в
коридор, чтобы сбить кандалы, он упал в обморок, и его без признаков жизни,
словно кучу железных цепей, вынесли из тюрьмы на плечах.