Его фамилия Ивлев, и он с тобой работал!
правду, то никакой он не антисоветчик! Он перевел с французского книжку,
которую каждый смертный может взять в Ленинской библиотеке. И не в
спецхране, а просто так.
писать не то.
Большинство народа, к сожалению, не отличает хорошего от плохого и может
попасться на удочку таким, как твой Ивлев. Я хотел сказать, бывший твой...
теоретическое значение.
посадить человека?
спокойно вышла замуж за моего военного, а так... Пожалуйста! Я редко
что-нибудь прошу!
Ивлеве. Сейчас мы не хотим изолировать всех, по тем или иным причинам
недовольных нашей идеологией. Работу ведем превентивно. Но выпустить --
значит показать, что мы слабы, что антисоветчики могут действовать. Да и не
я это решаю.
забудь!
хорошо.
рюмки, поставленные Надей. Они выпили.
возле ушей и сзади.
Она поставила на проигрыватель пластинку, налила водки.
поморщившись.
позе, будто ее кто-то держал за талию, села к роялю. Она подстроилась под
мелодию, пробрякав ее отвыкшими от этой работы пальцами, и продолжала
размышлять вслух.
дурешенька, и не подозревала, что это ты. Я не просто Надя Сироткина! Нет, я
настоящая роковая женщина! Каждый, кто соприкоснется со мной, будет
несчастлив. Благодаря мне убил двоих Боб Макарцев. Из-за меня до полусмерти
избит Саша Какабадзе. Стоило отдаться Ивлеву -- и он уже в тюрьме. Кто
следующий? Кто рискнет и поцелует меня? А ведь я еще молоденькая, ни одного
аборта. Еще и любить-то как следует не научилась. Научусь, то ли будет! Где
пройду -- тюрьма да смерть... Я ведьма, только еще практикантка. Я
всего-навсего дочка генерала КГБ. А вырасту -- Слава, прости!..
Надежда не обратила на нее внимания. Она мягко опустилась на тахту и
протянула руку к тумбочке. Наощупь она вытащила пачку барбамила, полежала,
лениво прожевывая невкусные, мучнистые таблетки. Возбуждение ее прошло.
Говорить дальшей ей расхотелось. Она просто устала. Она подняла голову
только потому, что дверь скрипнула: там стоял Ивлев.
Она нисколько не удивилась: не было никаких сомнений, что он придет. -- Не
стой так, будто попал не туда.
звонко и беспечно рассмеялась, перевернулась на спину и протянула к нему
руки, подзывая его пальцами. Он медленно дошел до постели и упал на нее, как
стоял, одетый, и сразу закрылись замки ее рук и ног. Голые, без листьев,
березы зашевелили у Нади над головой тонкими ветками с прошлогодними желтыми
кисточками. А вокруг блестели лужи, и пятачки снега, и мягкая, старая трава.
улыбкой, гладя Ивлева по плохо выбритым щекам. -- Никогда мне не будет так
хорошо, как в лесу, на мокрой земле, под березами! Так много хочется для
счастья. Но в действительности для счастья не нужно почти ничего.
Закаморный по зековской привычке глянул направо и налево. Никто у подъезда
газет не читал, от стен не отделился и за ним не последовал.
к вахтеру, делая вид, что ожидает, пока ему закажут пропуск. И когда вахтер
отвернулся, Максим резво скрючился и на четвереньках прополз под столом,
едва не коснувшись ног дежурного, как делал это в молодости в лагерях. В
коридорах он постарался ни с кем не встречаться, и ему это удалось. Из
пустой комнаты Закаморный позвонил Анне Семеновне:
себе Локоткова не оставила, и Закаморный понял, что Ягубова в кабинете нет.
Максим вытащил из кармана тюбик синтетического клея, отвернул колпачок и,
приставив горлышко к замочной скважине кабинета Ягубова, резким движением
выдавил в отверстие весь тюбик. Замок схватит намертво, придется ломать
дверь. Закаморный спустился к Кашину, приложив ухо к двери, прислушался.
Завредакцией сидел у себя в кабинетике, запершись. Максим вытащил еще тюбик
клею и повторил операцию. Только бы Кашину не понадобилось сейчас выйти,
пока клей не успел схватить.
на Белорусский вокзал. Он взял билет до Звенигорода и в полупустом вагоне
электрички положил ноги на противоположную скамью. Солнце сияло и пекло,
зелень вдоль дороги вдруг вся сразу распустилась, пошла острыми листиками,
и, где не видно было мусора и плохо одетого народа, красота брала душу в
блаженные объятия, и ничто не раздражало глаз, утомленных превратностями
судьбы.
Саввино-Сторожевского монастыря. Он повспоминал на ходу основателя его князя
Юрия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, подумал, как усложняется жизнь, но
тут же сам и отверг собственный тезис, решив, что ничего не осложняется, все
осталось простым и пошлым. С высокого берега открылись Максиму петли
Москвы-реки, пространство полей и лесов с залысинами да кустарниками, столь
полное воздуха и света, что он на мгновение позабыл, для какой-такой цели
сюда прибыл. Купола церковные сияли, восстановленные из тлена. Постояв,
Максим поправил рюкзак, двинулся берегом до моста и перебрался по шатким
доскам на другую сторону Москвы-реки, где было низко и неподалеку шла
дорога. Решил он идти, сколько можно будет, до зеленых заборов, за которыми
вылизаны дорожки, да раскрашены купальни, да посажены на цепь моторные
катера. И царские особняки в соснах стоят и глядят не на вас.
которого брали песок на строительство особняков и дорог к ним. Через полчаса
путник действительно до него добрел. В карьер на чистый песок был навален
строительный мусор.
Максим. -- Поистине, страна-помойка! Это облегчает мою совесть, прости,
Господи, грешного!
книг, обернутых в газету. В полиэтиленовых мешках, тщательно заклеенных,
побросал он это на дно котлована.
придав себе административный вид, а рюкзак положил под куст. Сам сел на
обочину, стал ждать. Людей тут не было, да и машин не было: утром и вечером
прокатывали лихо хозяева особняков да их родня. Максим Петрович, однако,
знал, чего ждать. И дождался. По дороге медленно полз тяжелый ЗИЛ с мышиного
цвета цистерной. Закаморный поднялся с обочины, директивно махнул рукой с
красной повязкой.
проводиться научный эксперимент по регенерации и аэрации. Да не бойсь!
Останешься не в обиде. На это дело отпущены средства. Спускай экскремент!..
жидкость забурлила, потекла на дно котлована, заполняя окрестность удушающим
запахом сконцентрированных человеческих испражнений. Максим равнодушно сел
на обочине, задремал.