исследования.
принял меня запросто, точно мы с ним виделись уже много раз. Этот
добрейший мещанин был вежлив, как у нас говорится, hasta porfiar (*170).
Он представил меня сеньоре Эухении, своей жене, а также дочери Габриэле. Я
рассыпался перед ними в комплиментах, не нарушая нашего соглашения и
наговорил им всяких придворных фраз и пустяков в самой изысканной форме.
такой некрасивой, потому ли, что она была очень выфранчена, или потому,
что я смотрел на нее сквозь приданое. Но что за великолепный дом был у
сеньора Салеро! Там нашлось бы, пожалуй, больше серебра, чем во всех
перуанских рудниках. Этот металл всюду бросался в глаза и при этом в самых
разнообразных видах. Каждая комната, а в особенности та, в которой мы
находились, представляла собой сокровищницу. Какое жилище для будущего
зятя! Чтобы придать ужину больше пышности, мой тесть пригласил пять или
шесть купцов, людей степенных и скучных. Они говорили только о коммерции.
Их беседа больше походила на деловое совещание, нежели на разговор
приятелей, собравшихся, чтобы вместе поужинать.
состоянии пустить ему пыль в глаза серебряной посудой, я прибег к другой
уловке, а именно созвал тех из своих друзей, которые занимали наиболее
видное положение при дворе и которых я знал за честолюбцев, не ведавших
предела своим вожделениям. Мои гости говорили только о почестях, только о
блестящих и прибыльных должностях, на которые они зарились. Это произвело
должное впечатление. Их величественные помыслы ошеломили моего мещанина,
и, несмотря на все свое богатство, он чувствовал себя ничтожным смертным
по сравнению с этими сенаторами. Что касается меня, то я притворился
скромным человеком, который готов удовольствоваться небольшим доходом в
каких-нибудь двадцать тысяч дукатов. На это мои сотрапезники, жадные до
почестей и богатств, заявили, что я неправ и что, будучи на столь хорошем
счету у первого министра, не должен ограничиваться такими пустяками. Мой
тесть намотал себе все это на ус и, как мне показалось при прощании,
остался мною вполне доволен.
узнать, как я ему понравился.
покорил мое сердце. Но заклинаю вас, господин Сипион, во имя нашего
старинного знакомства, будьте со мной вполне откровенны. У каждого из нас,
как вы знаете, имеется своя слабость. Скажите мне, чем именно грешен
сеньор де Сантильяна. Не игрок ли он? Не падок ли на женский пол? Нет ли у
него каких пороков? Пожалуйста, не скрывайте этого от меня.
принимаю больше к сердцу ваши интересы, чем интересы своего барина. Разве
я предложил бы его вам в зятья, если бы он обладал какой-нибудь дурной
привычкой, способной сделать вашу дочь несчастной? Нет, черт подери! Для
этого я слишком предан вашей милости. Между нами говоря, я нахожу у него
только один недостаток: это отсутствие недостатков. Он слишком степенен
для молодого человека.
друг мой, и скажите, что он получит мою дочь и что я выдал бы ее за него
даже в том случае, если бы он не располагал милостью министра.
Салеро, чтобы поблагодарить его за доброжелательное ко мне отношение. Он
успел уже объявить свою волю жене и дочери, которые подчинились ей без
неудовольствия, насколько я мог судить по оказанному мне приему.
Предупредив герцога Лерму, я повел к нему своего тестя, которого
представил его светлости. Министр принял Салеро весьма ласково и выразил
свое удовольствие по поводу того, что он выбрал в зятья человека, который
пользуется его расположением и которого он намерен повысить по службе.
Затем герцог распространился о моих достоинствах и наговорил обо мне много
хорошего, из чего добряк Габриэль заключил, что обрел в моем лице такого
жениха для своей дочери, лучше которого не сыскать во всей Испании. Это
так его обрадовало, что он прослезился. Прощаясь со мной, он сжал меня в
своих объятиях и сказал:
устроить свадьбу не позже, чем через неделю.
чтобы я сперва рассказал об услуге, оказанной мною моему прежнему барину,
дону Альфонсо. Я совершенно позабыл об этом кавалере и вспомнил о нем вот
по какому случаю.
открывшейся вакансии, я подумал о доне Альфонсо де Лейва. Мне пришло в
голову, что такой пост будет для него весьма подходящим, и я решил
похлопотать об этом не столько по дружбе, сколько из хвастовства. Мне
казалось, что если я добьюсь своего, то заслужу немало чести. А потому я
обратился к герцогу Лерме и сказал ему, что служил прежде управителем у
дона Сесара де Лейва и его сына и что, имея все основания питать к ним
признательность, осмеливаюсь просить о предоставлении одному из них
губернаторской должности в Валенсии. Министр ответил мне:
великодушный человек. К тому же ты хлопочешь о семействе, которое я
уважаю. Все Лейва - добрые слуги королю; они заслуживают этого места.
Располагай им по своему усмотрению. Я даю его тебе в качестве свадебного
подарка.
назначении дона Альфонсо. Множество народа ждало в почтительном молчании
аудиенции у дона Родриго. Протискавшись сквозь толпу, я подошел к дверям
кабинета, которые раскрылись передо мной. Я застал у него множество всяких
кавалеров, командоров и других важных сановников, которых Кальдерон
выслушивал по очереди. Поразительно, как менялось его обращение в
зависимости от того, с кем он говорил. Одним он просто кивал головой,
других удостаивал поклона и провожал до дверей кабинета. Таким образом он
вкладывал различные оттенки вежливости в каждое приветствие. Некоторые
кавалеры, как я заметил, возмущались его невниманием и проклинали в душе
необходимость, заставлявшую их пресмыкаться перед этой личностью. Другие,
напротив, смеялись про себя над его напыщенностью и самодовольством. Все
эти наблюдения не приносили мне, впрочем, никакой пользы, ибо у себя я
поступал так же, как он, и нисколько не заботился о том, одобряют ли или
хулят мои надменные ухватки, лишь бы только с ними считались.
который его о чем-то просил, и бросился обнимать меня с изъявлениями
дружбы, весьма меня изумившими.
доставляет мне удовольствие видеть вас здесь? Чем могу вам служить?
что завтра в тот же час бумага будет готова. Он не ограничил этим своей
любезности, но проводил меня до дверей прихожей, куда сопровождал только
самых высокопоставленных лиц, и тут снова обнял меня.
уходя от дона Родриго. - Не замышляет ли Кальдерой меня погубить! А может
быть, напротив, он добивается моей дружбы или, предчувствуя закат своего
фавора, обхаживает меня для того, чтобы я вступился за него перед нашим
патроном".
образом и осыпал меня ласками и учтивостями. Правда, он отыгрался в этом
отношении на других лицах, явившихся к нему с просьбами. Одних он принял
резко, других - холодно, так что почти все остались им недовольны. Но за
них отомстило тут же случившееся происшествие, о котором я не считаю
нужным умолчать. Пусть оно послужит предостережением для чиновников и
секретарей, которые о нем прочтут.
на самом деле, подошел к Кальдерону и заговорил с ним о какой-то
челобитной, поданной им герцогу Лерме. Дон Родриго даже не взглянул на
него и спросил резким тоном:
затем меня стали называть доном Франсиско де Суньига, а теперь я зовусь
графом Педроса.
вельможа, он захотел извиниться.
презираю их не меньше, чем твои неучтивости. Знай, что секретарь министра
должен быть одинаково вежлив со всеми, кто бы к нему ни пришел. Можешь
кичиться сколько угодно, воображая себя заместителем своего господина, но
помни, что ты только его лакей.
он нисколько не образумился. Я наметал себе это на ус, решив поосторожнее
разговаривать с просителями на своих аудиенциях и обращаться нагло только
с немыми. Так как указ оказался готов, то я взял его с собой и отправил с
нарочным дону Альфонсо, приложив письмо от герцога Лермы, в котором его
светлость извещал этого молодого сеньора, что король соблаговолил
назначить его губернатором Валенсии. Я не стал уведомлять дона Альфонсо о