Кажется удивительным и то, что против 300 меркитов, участвовавших в набеге,
мало 20 тыс. кераитов, и то, что Тогрул ставит выполнение своего обещания
помогать Тэмуджину в зависимость от позиции вождя джаджиратов Джамухи.
Джаджираты входили в раздел нирун, так как происходили от сына одной из жен
Бодончара, которую тот захватил беременной. Бодончар ребенка усыновил.
Потомком этого мальчика был Джамуха-сэцэн.
Юридически джаджираты считались равноправными с другими монгольскими
племенами, но оттенок неполноценности из-за сомнительной генеалогии
родоначальника лежал на них нетяжелым, но противным бременем. И вот теперь
от позиции их вождя зависела судьба военной операции, по масштабу
равновеликой среднему крестовому походу. Приходится признать, что прямые
данные источников по нашей проблеме создают у читателя не только неполное,
но и искаженное представление о действительной расстановке сил в Монголии
XII в.
Тэмуджин послал к Джамухе Хасара и Бельгутея напомнить о принадлежности к
одной большой семье, передать обращение Тогрула и просить выставить 20 тыс.
воинов для освобождения Бортэ. Все это выглядит похожим на мобилизацию
ахейских базилевсов для возвращения Елены Прекрасной, с той лишь разницей,
что Елену спасали вопреки ее желанию.
Мотив, по которому Джамуха должен был поднять в поход свой народ, - только
общемонгольский патриотизм. Однако этого оказалось достаточно. Джамуха
согласился привести одну тьму, а вторую составить из ''людей анды", т.е.
Тэмуджина (Сокр. ск. ¦ 106). На том и порешили.
Тэмуджин послал уведомление кераитам и через некоторое время соединился с
Тогрулом и его братом Чжа-гамбу (тибетский титул, присвоенный этим
принцем). Как ни странно, войска Тэмуджин не привел, но когда союзники с
трехдневным опозданием прибыли к месту встречи, то Джамуха их ждал во главе
двух тумэнов - своего и тэмуджиновского. Видимо, влияние джаджиратского
вождя среди монголов было больше, чем у кого бы то ни было. И когда Джамуха
взял на себя составление диспозиции и командование, то против такой
инициативы никто не возразил.
Тумэн (букв. 10 тыс. воинов) - число условное: часто эти дивизии были в
неполном составе. Даже в этом случае монголов и кераитов было около 30
тыс., т.е. в 100 раз больше, чем напавших меркитов. Но и при таком
численном перевесе монголы стремились использовать фактор внезапности. Надо
думать, за спиной у меркитов были большие силы из людей, настроенных к
монголам дурно, и монголы это знали. Видимо, меркиты были не монголы или
тюрки, а тогда остается только самодийская группа, к коей их и следует
причислить*9.
И ведь вот что любопытно: огромная армия, равная тем, с которыми Чормагун
завоевал Иран, а Батый прошел насквозь через Русь, была приведена в
действие не для покорения меркитов, а, согласно официальной версии, для
возвращения трех пленных женщин. Хотя Джамуха и заявляет, что "налетим и в
прах сокрушим... весь народ до конца истребим" (Сокр. ск. ¦ 105), но это
похвальба. Ниже мы увидим, что никто из четырех воевод к достижению этой
цели не стремится. Наоборот, к походу готовились чрезвычайно тщательно, но
крайне быстро, чтобы сохранить преимущество внезапности.
А меркиты почему-то контрудара не ждали. Трудно объяснить это легкомыслие
их вождей, потому что впоследствии Тохта-Беги и Даир-Усун проявили себя как
незаурядные полководцы. Они рассредоточились, очевидно не предполагая, что
Тэмуджин сможет поднять против них своих соплеменников. Это их погубило.
Монголо-кераитская армия выступила из урочища Бото-гон-Борчжи (с верховий
Онона), когда полынь пожелтела, рыбаки приступили к осеннему лову, а
охотники - к промыслу соболя (Сокр. ск. ¦ 105, 109). Быстро добравшись до
реки Хилок, монголы были вынуждены переправляться не вплавь, что было бы
скорее, а на плотах, чтобы промокшие люди не застыли на ветру. Здесь они
потеряли темп наступления, а меркитские рыбаки и охотники, завидев
подходившего к реке врага, бросили свои занятия и поскакали, чтобы
предупредить своих соплеменников. Благодаря этому Тохта-Беги и Даир-Усун, а
также весь меркитский улус в панике бежали вниз по долине Селенги.
Счастливым удалось спастись в "Баргуджин", т.е. за Байкал*10.
Отставшим пришлось плохо. Монголы настигли убегавших меркитов в лесистых
низовьях Селенги ночью. Кераиты и монголы "гнали, губили и забирали в плен
беглецов" (Сокр. ск. ¦ 110). Исключение составил сам Тэмуджин. Он обогнал
толпу бегущих и громко кричал: "Бортэ, Бортэ!" Она услышала его крик,
соскочила с телеги вместе со старухой Хоахчин, и обе женщины ухватились за
поводья Тэмуджинова коня. Тут Тэмуджин послал нухуров к Тогрулу и Джамухе с
просьбой прекратить преследование. Это спасло многих меркитов. Видя, что
резня прекращена, они тут же расположились на ночлег.
Меркитам в ту ночь угрожали не только монгольские сабли. Осенняя тайга
сулила старикам и детям смерть от утомления и холода (развести костер и
обогреться, чтобы не выдать себя врагу, нельзя). Поэтому прекращение
преследования было равносильно помилованию: те, кто мог и хотел бежать,
получили эту возможность. Среди последних был богатырь Чильгир, которому
отдали плененную Бортэ в наложницы. Его не преследовали. Как ни странно, от
монголов бежала мать Бельгутея - Сочихэл. Она не пожелала даже увидеть
сына, который нашел ее дом. Когда Бельгутей открыл правую дверь, его мать,
накинув рваный тулуп, вышла в левую, только чтобы не видеть сына.
Разъяренный Бельгутей стал стрелять в сдавшихся меркитов и перебил тех, что
сделали набег на гору Бурхан. После того как его уняли, родственниц убитых
разделили победители: миловидных - в наложницы, прочих - в домашнюю
прислугу.
А потом, как некогда ахейские цари ушли от развалин Трои, монгольские вожди
разошлись по домам. О территориальных приобретениях не было и речи.
124. ПЕРВЕНЕЦ
Испытание, посланное Тэмуджину судьбой, не окончилось с возвращением
любимой жены. Бортэ вернулась беременной и вскоре родила сына - Джучи.
Тэмуджин признал его своим сыном и заявил, что Бортэ попала в плен уже
беременной. Но сомнения грызли и отца,и сына. В семье и ставке роились
сплетни, которые преследовали Джучи до самой смерти. Даже родной брат
Джагатай в присутствии отца назвал царевича "наследником меркитского
плена"*11 (Сокр. ск. ¦ 254), чем вынудил того отказаться от претензий на
наследие престола в пользу младшего брата, Угэдэя.
Официальная история монголов, версия которой воспроизведена Рашид-ад-Дином,
не могла обойти молчанием этот общеизвестный факт, который к тому же
показывает, сколь беззащитен был в молодости будущий великий завоеватель.
Для нас, людей XX в., такой подъем от бедности до вершины власти кажется
замечательным явлением, но для людей XIV в. трудно было признать, что народ
не ценил своего будущего вождя и не помогал ему. Поэтому Рашид-ад-Дин
опускает пленение Бортэ и ее спасение из истории подвигов хана Чингиса, но
вводит этот эпизод в биографию Бортэ, являющуюся примечанием к его книге.
Делает он это крайне осторожно, употребляя оборот, с помощью которого в
персидской историографии намекают на отсутствие достоверности сказанного:
"Утверждают следующее", а ответственность за переданное пусть лежит на тех,
кто "утверждал".
Якобы меркиты увели в плен беременную Бортэ и отдали ее кераитскому хану, а
тот вернул ее вместе с новорожденным сыном Чингису*12. Тенденциозность
версии очевидна.
В этих сложных обстоятельствах Тэмуджин показал то величие духа, которое
затушевали и официальная,и "тайная" истории. Первая лакировала образ
Тэмуджина, пока не превратила его в куклу, а вторая собирала сплетни и
сдабривала ими повествование.
Вдумаемся не в слова, а в суть дела. Тэмуджин проявил великодушие, пощадив
меркитов, за исключением одного из трех вождей набега, Хаатай-Дармалы,
которому надели колодку и увезли судить на место преступления, т.е. на гору
Бурхан. Сына признал, жену не попрекал, друзей - Тогрула и Джамуху -
поблагодарил и, самое главное, не велел разыскать обидчика Чильгира и свою
мачеху Сочихэл. Вопрос с последней очень сложен. Будто бы она мотивировала
свое бегство от любящего сына Бельгутея тем, что ей стыдно "смотреть в
глаза детям", которые "поделались ханами", а она мается с простолюдином,
который только месяц прожил с ней. Ой, врет баба! Ни Бельгутей не сделался
ханом, ни она не успела бы привыкнуть к похитителю за столь краткий срок. А
стыдно ей действительно было потому, что без помощи кого-то из Борджигинов
меркиты не смогли бы найти их ставку. Но если Сочихэл приняла миссию своего
старшего сына, Бектера, то понятны и целенаправленный набег меркитов, и ее
привязанность к новому мужу, и бегство в тайгу, потому что она боялась - не
раскрыта ли ее предательская роль? Но честный и искренний Бельгутей не
подозревал свою мать, поэтому он был в отчаянии, потеряв ее.
Да, тяжела была доля Тэмуджина, окруженного лжецами и предателями! И с
каким достоинством он ее нес, не дав понять Бельгутею. которого он любил,
чем занимались его брат и мать! Такая выдержка ради стремления к цели и
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр
Корнев Павел
Смоленский Вадим
Шилова Юлия
Акунин Борис