держать в узде. Сильвия, порицавшая сестру за ее пуританскую суровость и
молча ставшая на сторону ребенка против матери, отпустила поводья. Она
говорила, что молодости надо самой накапливать опыт, что лучший способ
поумнеть - это наделать глупостей, что это только полезно - оставлять
клочья своей шерсти в колючем кустарнике и что молодость не так уж глупа
- покувыркается и станет на ноги. Она даже имела неосторожность сказать
об этом Марку:
и когти, и ты не глупее меня. Ты за себя постоишь. У тебя есть глаза,
чтобы видеть, а в своем зверинце ты созерцаешь только обезьян, которые
сидят на кафедрах, уставившись в черную доску. У тебя есть ноги, чтобы
бегать, но шесть дней из семи они привязаны к скамье: сиди и глотай свою
порцию греческого и латыни. Ну так хоть на седьмой-то день дай волю сво-
им глазам, своим ногам! Побегай, мой друг, и гляди на все, что тебе нра-
вится! Познакомься с жизнью! А если получишь легкий ожог, подуй на
пальцы - и все. По крайней мере узнаешь, что такое огонь. И застраху-
ешься от пожара.
уже горит, - способ довольно странный. Она повторяла то, что говорили
вокруг нее в народе: "Не спорь с природой".
отдаться собственным делам. А в делах у нее недостатка не было, и Марк
знал, какого они свойства. Она ничего о них не говорила, но и не скрыва-
ла. Случалось, что Марк, явившись к тетке в воскресенье утром, не заста-
вал ее, - она не ночевала дома. Если они не видались, Сильвия оставляла
ему письмо и считала, что этого достаточно. Она снабжала его деньгами:
пусть развлекается. Иногда они не встречались по три недели.
ем - в этом ее меньше всего можно было упрекнуть. Сегодня, думая о том,
как она выполняла наказ сестры, она не тешила себя доводами, которые
прежде преподносила племяннику, вроде только что упомянутых: она говори-
ла себе, что за последние полгода потеряла голову, что она была занята
собой и в водовороте развлечений забыла о том, кто был ей доверен.
шав наигранный смех, с каким он поведал ей, чем кончились его похожде-
ния, она сказала себе: "Меа culpa" [64], Марк ждал выговора, насмешек,
того и другого одновременно. Ее молчание удивило его:
самой себе.
мужа. И, боюсь, испорчу твою.
из нее. И потом, знаешь, не многого она стоит!
Даже для самого нестоящего это громадная ценность.
пах! Недорого она там стоит.
Сильвия так серьезна! Но ему казалось, что умерший никогда не занимал в
ее сердце много места. Его удивили слова Сильвии:
совершили убийство, - и я тоже.
Какой позор!.. Ну, будет! Теперь уж не стоит говорить о том, чего не из-
менишь. Но что можно исправить, надо исправить. Ты еще здесь. И мой долг
- искупить свою вину.
ления (это одно и то же: не перебивай меня!). И потом знаешь, мальчик,
будет тебе ломаться передо мной! Я ведь не Аннета. Все эти дурачества,
которыми ты щеголяешь, - я им цену знаю. Хвастать нечем.
тупила хуже тебя. Я знаю, что не всегда можно устоять перед соблазном;
на то мы и люди. Но я не закрываю глаза на опасности, я всегда умела во-
время остановиться. А ты вот не сумеешь; ты - другого чекана,
точь-в-точь как твоя мать, у тебя все всерьез.
ример, решительно ни над чем не задумываюсь; я вся в настоящем, мне его
вполне достаточно, и поэтому я всегда смотрю себе под ноги. И если слу-
чается, падаю, то не с большой высоты. А ты - нет: ты ничего не делаешь
наполовину; и если уж губишь себя, то загубишь вконец.
скажет этого, она, которая жертвует собой для тебя, а я скажу: не для
того мы тебя пестовали, не для того работали на тебя шестнадцать лет,
чтобы ты, как глупец, разрушил в один день сотворенное нами. Когда бу-
дешь мужчиной, когда уплатишь сполна свой долг, вот тогда ты волен де-
лать с собой все что угодно. А до тех пор, мой друг, помни, что ты в
долгу. Знаешь, как свистит перепел? "Плати долги!"
просил давать ему жизнь...
бессильной злобы, что с ним делать.
ответила. Она думала:
так любит ее?"
цей, но приходящим... А насчет прошлого - ты, я думаю, не жаждешь, чтобы
я обо всем написала твоей матери? Хорошо, я что-нибудь придумаю... На
будущее время запомни, что теперь правительство - это я! Я знаю напере-
чет все твои уловки. Не пытайся провести меня! У тебя будут свободные
часы, то есть те, которые я сочту возможным предоставить тебе. Я не со-
бираюсь тебя угнетать. Я знаю твои нужды, твои права. Больше того, что
ты можешь дать, с тебя и не спросится. Но то, что ты можешь, - все, что
ты можешь, ты мне дашь, мой друг, за это я ручаюсь! Я - твой кредитор.
взяла племянника к себе. То, что Марк находится под кровом тетки, лишь
наполовину успокоило Аннету, и она вырвалась из своего захолустья на
воскресный день, чтобы посмотреть своими глазами на их житье-бытье.
Сильвия хорошо понимала причину ее приезда. Она вполне допускала, что
Аннета может сомневаться в ее педагогических талантах, в ее умении руко-
водить подростком. Но она так искренне покаялась в своих ошибках, выка-
зала такое жгучее чувство ответственности, что Аннета успокоилась. Они
долго говорили о Леопольде; и, перебирая грустные воспоминания, сестры
почувствовали, что они ближе друг другу, чем когда-либо за многие годы.
лезненный вид ужаснул ее. Но Сильвия взялась поправить его здоровье в
какие-нибудь три месяца. Добиться от мальчика хотя бы проблеска нежности
нечего было и думать. В его тоне слышался все тот же холодный отпор.
Сильвия посоветовала Аннете ничего не добиваться от него. Ей стоило не-
малого труда уговорить Марка остаться дома в воскресенье - он хотел уй-
ти, чтобы ему не пришлось разговаривать с матерью; она чуть не силком
заставила его дать слово, что по крайней мере внешние приличия будут
соблюдены. Остальное... Там видно будет! Инстинкт подсказывал ей, что к
некоторым проявлениям детского упорства нужен осторожный подход. Ведь у
Марка это своего рода болезнь. Сильвия рассчитывала побороть ее, но в
таких случаях первое условие успеха - не проявлять к ней ни малейшего
интереса. Аннета, слишком горячая, не могла понять благоразумную полити-
ку сестры. Сильвия и не делилась с ней своими выводами; она считала ее
тоже раненой и не менее Марка нуждающейся в уходе, но лечить ее она не
могла. Аннета должна была сама исцелить себя. Все, что могла сделать
Сильвия в ту минуту, это добиться, чтобы неприязнь между сыном и матерью
не разгорелась еще сильнее.
тайну его враждебности. В воскресенье вечером она уехала из Парижа. Как
ей ни было горько, она все же успокоилась" увидев, что мальчик, за кото-
рого она так боялась, находится в надежных руках.
ломатией, цепкой хваткой энергичной и видавшей виды парижанки, чтобы в
последующие три месяца, удержать на привязи тигренка, которого она пок-
лялась выдрессировать.
Шилова Юлия
Махров Алексей
Херберт Фрэнк
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Перумов Ник