есть необходимость действия из уважения к нравственному закону. В самом
деле, так как словом "уважение" (Achtung) выражается наше отношение к
чему-нибудь признаваемому за высшее, а нравственный закон, как безусловный и
чисто разумный, есть нечто высшее для человека, как ограниченного и
чувственного существа, то и отношение наше к этому закону должно являться
только в виде уважения. К предмету, как результату моего собственного дей
ствия, я могу иметь склонность, но не уважение именно потому, что он есть
только произведение, а не деятельность воли. Точно так же не могу я иметь
уважения к какой бы то ни было склонности, своей или чужой: я могу только в
первом случае одобрять, а во в тором иногда любить ее. Только то, что
связано с моею волей как основание, а не как действие, что не служит моей
склонности, а преобладает над нею как высшее, что исключает ее при выборе,
т.е. нравственный закон сам по себе, может быть предметом уважения и,
следовательно, иметь обязательность.
склонности, а с нею и всякий предмет хотения, то для воли не остается ничего
другого определяющего, кроме закона со стороны объективной и чистого
уважения к этому нравственному закону
противоречии со всеми моими склонностями. Итак, моральная цена действия
заключается не в ожидаемом от него результате, а следовательно, и не в
каком-либо начале деятельности, которо е имело бы своим побуждением этот
ожидаемый результат, ибо все эти результаты, сводимые к собственному и
чужому благу, могли бы быть достигнуты через действие других причин, помимо
воли разумного существа, а в этой воле разумного существа заключается выс
шее и безусловное благо. Поэтому нравственное добро может состоять только в
представлении самого нравственного закона, что может иметь место лишь в
разумном существе, поскольку его воля определяется этим представлением, а не
предполагаемым действием, и,
ожидается еще только как результат действия193.
ожидаемых результатов, должно определять собою волю для того, чтоб она могла
быть признана безусловно доброю в нравственном смысле? Так как мы отняли у
воли все эмпирические мотивы и все ч астные законы, основанные на этих
мотивах, т.е. лишили волю всякого материального содержания, не остается
ничего более, как безусловная закономерность действия вообще, которая одна
должна служить принципом воли, то есть я должен всегда действовать так, ч
тоб я мог при этом желать такого порядка, в котором правило этой моей
деятельности стало бы всеобщим законом. Здесь принципом воли служит одна
закономерность вообще, без всякого определенного закона, ограниченного
определенными действиями, и так оно долж но быть, если только обязанность не
есть пустая мечта или химерическое понятие194.
хотя бы один случай, в котором можно было бы с уверенностью утверждать, что
правилом действия служит на самом деле этот принцип, а не какие-нибудь
эмпирические побуждения. Но это о бстоятельство, очевидно, нисколько не
уменьшает значения нравственного принципа самого по себе, так как он должен
выражать не то, что бывает, а то, что должно быть. Ничего не может быть хуже
для морали, как выводить принцип из эмпирических примеров, ибо
для того, чтобы видеть, может ли он служить подлинным нравственным образцом,
так что самое нравственное значение примера зависит от определенных уже
нравственных начал, которые, таким образом, уже предполагаются этим примером
и, следовательно, не могут из него быть выведены. Даже личность
Богочеловека, прежде чем мы признаем ее за выражение нравственного идеала,
должна быть сравнена с идеей нравственного совершенства. Сам он говорит:
"Зачем называете вы меня благим, - никто не благ, кроме одного Бога". Но
откуда у нас понятие и о Боге, как высшем добре, если не из той идеи о
нравственном совершенстве, которую разум составляет a priori и неразрывно
связывает с понятием свободной, или самозаконной, воли195.
т.е. имеют свое место и источник в разуме, и притом в самом обыкновенном
человеческом разуме, не менее чем в самом умозрительном, что, следовательно,
они не могут быть отвлечены ни от
их происхождения и заключается все их достоинство, благодаря которому они
могут служить нам высшими практическими принципами196.
существо имеет способность действовать по представлению закона, т.е. по
принципу, и эта-то способность называется собственно волей. Так как к
выведению действий из законов необходим р азум, то, следовательно, воля есть
не что иное, как практический разум.
признаваемые объективно необходимыми, необходимы и субъективно; то есть воля
в этом случае есть способность избирать только то, что разум признает
независимо от склонности как практи чески (нравственно) необходимое или
доброе. Если же разум сам по себе недостаточно определяет волю, если она
подчинена еще субъективным условиям (т.е. некоторым мотивам), которые не
всегда согласуются с объективными, если, словом, воля не вполне сама по
в таком случае действия, признаваемые объективно как необходимые, являются
субъективно случайными и определение такой воли сообразно объективным
законам есть понуждение. То есть отн ошение объективных законов к не вполне
доброй воле представляется как определение воли разумного существа хотя и
основаниями разума, но которым, однако, эта воля по своей природе не
необходимо следует.
называется повелением (разума), а формула повеления называется императивом.
Все императивы выражаются некоторым долженствованием и показывают чрез это
отношение объективных законов р азума к такой воле, которая, по своему
субъективному свойству, не определяется со внутреннею необходимостью этими
законами, и такое отношение есть понуждение197. Эти императивы говорят, что
сделать или от чего воздержаться было бы хорошо, но они говорят
представляется, что делать это хорошо. Практически же хорошо то, что
определяет волю посредством представления разума, следовательно, не из
субъективных причин, а из объективных, то есть
существа, как такого.
приятного, которое имеет влияние на волю лишь посредством ощущения по чисто
субъективным причинам, имеющим значение только для того или другого, а не
как разумный принцип, обязатель ный для всех.
может быть представлена как понуждаемая этими законами к закономерным
действиям, потому что она сама, по своему субъективному свойству, может
определяться только представлением доб ра. Поэтому для божественной или
вообще для святой воли не имеют значения никакие императивы; долженствование
тут неуместно, так как воля уже сама по себе необходимо согласна с законом.
Таким образом, императивы суть лишь формулы, определяющие отношение
того или другого разумного существа, напр. человека.
а необходимо предполагается всякою практическою деятельностью. Императивы
вообще повелевают или гипотетически (условно), или категорически
(изъявительно). Первый представляет практи ческую необходимость некоторого
возможного действия, как средства к достижению чего-нибудь другого, что
является или может явиться желательным. Категорический же императив есть
тот, который представляет некоторое действие, как объективно необходимое
само по себе, без отношения к другой цели.
представлено как возможная цель некоторой воли, и потому существует
бесконечное множество практических принципов, поскольку они представляются
как необходимые для достижения той или дру гой возможной цели.
императивов, указывающих, как может быть достигнуто разрешение этих задач.
Такие императивы могут быть названы императивами уменья или ловкости. При
этом вопрос не в том, разумна и х ороша ли цель, а только в том, что нужно
делать, чтоб ее достигнуть: предписание для врача, как вернее вылечить
человека, и предписание для составителя ядов, как вернее его умертвить,
имеют с этой стороны одинаковую ценность, поскольку каждое служит для
проблематична, которая составляет не одну только из множества возможных
целей, а предполагается как действительно существующая для всех существ в
силу естественной необходимости, - эта цель есть счастье.
действий, как средства к достижению этой, всегда действительной цели, имеет
характер ассерторический (утвердительный). Так как выбор лучшего средства к
достижению наибольшего благо состояния, или счастья, определяется
благоразумием, или практическим умом (Klugheit), то этот императив может
быть назван императивом благоразумия; он все-таки гипотетичен, то есть имеет
только условное или относительное, хотя совершенно действительное з начение,
потому что предписываемое им действие предписывается не ради себя самого, а
лишь как средство для другой цели, именно счастия.
непосредственно предписывает известный образ деятельности без всякого
отношения к какой бы то ни было другой предполагаемой цели. Этот императив
есть категорический и по своей безусловной, внутренней необходимости имеет