оказывается женщиной). Хотя истинная причина заключается в том, что
искусство долговечнее жизни, - неприятное осознание этого и лежит в основе
люмпенского желания подчинить первое последней. Конечное всегда ошибочно
принимает неизменное за бесконечное и вынашивает планы против него. В этом,
безусловно, есть собственная вина неизменного, ибо временами оно не может не
вести себя как конечное. Даже убежденные женоненавистники и
человеконенавистники среди поэтов производят уйму любовной лирики, хотя бы в
знак лояльности к цеху или в качестве упражнения. Этого достаточно, чтобы
дать повод для исследований, толкований, психоаналитических интерпретаций и
прочего. Общая схема тако ва: женское естество Музы предполагает мужское
естество поэта. Мужское естество поэта предполагает женское естество
возлюбленной. Вывод: возлюбленная и есть Муза или может так называться.
Другой вывод: стихотворение есть сублимация эротических побуждений
"Одиссеи" и что ГTте, приступая ко второй части "Фауста", таковым был
несомненно, - не имеет значения. Как вообще нам быть с эпическими поэтами? И
как может личность столь сублим ированная оставаться повесой? Ибо этот
ярлык, по-видимому, прилепился к нам; возможно, уместней было бы
предположить, что [как] художественная, [так] и эротическая деятельности
являются выражением творческой энергии, что [и] то [и] другое - сублимация.
Что касается Музы, этого ангела языка, этой "старшей дамы", было бы лучше,
если бы биографы и публика оставили ее в покое, а если они не в силах, им по
крайней мере следует помнить, что она старше, чем любая возлюбленная или
мать, и что ее голос неумолим ей языка. Она будет диктовать поэту независимо
от того, где, как и когда он живет, и если не этому поэту, то следующему,
отчасти потому, что жить и писать - разные занятия (для чего и существуют
два разных глагола) и уравнивать их абсурднее, чем разделя ть, ибо
литература имеет более богатое прошлое, чем любой индивидуум, какова бы ни
была его родословная.
русский поэт, и именно это стоит за подвигами Тезея или св. Георгия,
поисками Орфея и Данте. Явная хлопотность этих предприятий свидетельствует о
мотиве ином, нежели чиста я похоть. Другими словами, любовь - дело
метафизическое, чьей целью является либо становление, либо освобождение
души, отделение ее от плевел существования. Что есть и всегда было сутью
лирической поэзии.
за неимением альтернативы, кроме, возможно, той, что в зеркале. В эпоху,
которую мы называем современной, как поэт, так и его аудитория привыкли к
коротким эпизодам. Однак о даже в нашем столетии было достаточно исключений,
чья основательность в отношении к предмету соперничает с отношением
Петрарки. Можно приводить в пример Ахматову, Монтале, можно вспомнить
"мрачные пасторали" Роберта Фроста или Томаса Харди. Это поиск д уши в форме
лирической поэзии. Отсюда единственность адресата и постоянство манеры, или
стиля. Часто поэтическая деятельность, если поэт живет достаточно долго,
выглядит жанровыми вариациями на одну тему, что помогает нам отличить
танцора от танца - в д анном случае любовное стихотворение от любви, как
таковой. Если поэт умирает молодым, танцор и танец сливаются. Это ведет к
ужасной терминологической путанице и плохой прессе для участников, не говоря
уже об их занятии.
есть написано для того, чтобы заполучить девушку), оно приводит автора к
эмоциональной и, весьма вероятно, лингвистической крайности. В результате он
выходит из такого стихотв орения, зная себя - свои психологические и
стилистические параметры - лучше, чем прежде, что объясняет популярность
этого жанра среди практикующих его. Иногда автор заполучает и девушку.
потому, что она продукт сентиментальной необходимости. Вызванная конкретной
адресаткой, необходимость эта может адресаткой ограничиться или же она может
развить автономную динам ику и объем, обусловленные центробежной природой
языка. Следствием может быть либо цикл любовных стихов, адресованный одному
лицу, либо ряд стихотворений, развертывающихся, так сказать, в различных
направлениях. Выбор здесь - если можно говорить о выбор е там, где действует
необходимость, - не столько моральный или духовный, сколько стилистический и
зависит от продолжительности жизни поэта. И именно здесь стилистический
выбор - если можно говорить о выборе там, где действуют случай и течение
времени, - попахивает духовными последствиями. Ибо в конечном счете любовная
лирика, по необходимости, занятие нарциссическое. Это выражение, каким бы
образным оно ни было, собственных чувств автора, и, как таковое, оно
соответствует автопортрету, а не портрету одной из его возлюбленных или ее
мира. Если бы не наброски, холсты, миниатюры или снимки, прочтя
стихотворение, мы часто не знали бы, о чем - или, точнее, о ком - идет речь.
Даже глядя на них, мы не многое узнаем об изображенных на них красавицах, за
и сключением того, что они не похожи на своих певцов и что, на [наш] взгляд,
далеко не все они красавицы. Но ведь изображение редко дополняет слова, и
наоборот. К тому же к образам душ и обложкам журналов следует подходить с
разными мерками. Для Данте, по крайней мере, красота зависела от способности
смотрящего различить в овале человеческого лица лишь семь букв, составляющих
слова Homo Dei.
предполагалось. Что полагалось отображать, так это духовное свершение,
каковое есть окончательное доказательство существования поэта. Изображение -
приобретение для него, воз можно, для нее; для читателя это практически
потеря, ибо вычитается из воображения. Ибо стихотворение - дело душевное,
для читателя так же, как для автора. "Ее" портрет - состояние поэта,
переданное его интонацией и его словами: читатель был бы глупцом , если бы
довольствовался меньшим. В "ней" важна не ее частность, а ее
универсальность. Не пытайтесь отыскать ее снимок и разместиться рядом с ним:
ничего не выйдет. Попросту говоря, стихотворение о любви - это душа,
приведенная в движение. Если оно хор ошо, оно может тронуть и вашу душу.
может быть хорошим или плохим, но оно предлагает автору выход за собственные
границы или - если стихотворение исключительно хорошее или роман долог -
самоотрицание. Что же ос тается на долю Музы, пока это все продолжается? Не
так много, ибо любовная лирика диктуется экзистенциальной необходимостью, а
необходимость не слишком заботится о качестве речения. Как правило, любовные
стихи пишутся быстро и не претерпевают большой пра вки. Но как только
метафизическое измерение достигнуто или, по крайней мере, когда достигнуто
самоотрицание, то действительно можно отличить танцора от танца: любовную
лирику от любви и, таким образом, от стихотворения о любви или
продиктованного любовью .
пользуется местоимением "я". Оно о том, чем поэт не является, о том, что он
воспринимает как отличное от себя. Если это зеркало, то это маленькое
зеркало и расположено оно слишк ом далеко. Чтобы узнать себя в нем, помимо
смирения требуется лупа, чья разрешающая способность не позволяет отличить
наблюдение от зачарованности. Темой стихотворения о любви может быть
практически все что угодно: черты девушки, лента в ее волосах, пейз аж за ее
домом, бег облаков, звездное небо, какой-то неодушевленный предмет. Оно
может не иметь ничего общего с девушкой; оно может описывать разговор двух
или более мифических персонажей, увядший букет, снег на железнодорожной
платформе. Однако читатели
интенсивности внимания, уделяемого той или иной детали мирозданья. Ибо
любовь есть отношение к реальности - обычно кого-то конечного к чему-то
бесконечному. Отсюда интенсивность, в ызванная ощущением временности
обладания. Отсюда продиктованная этой интенсивностью необходимость в
словесном выражении. Отсюда поиски голоса менее преходящего, чем
собственный. И тут появляется Муза, эта "старшая дама", щепетильная по части
обладания.
любви!" проницательно именно вследствие незначительности суммы этих деталей.
Несомненно, можно было бы установить соотношение между малостью детали и
интенсивностью внимани я, уделяемого ей, равно как между последней и
духовной зрелостью поэта, потому что стихотворение - любое стихотворение,
независимо от его темы, - само по себе есть акт любви не столько автора к
своему предмету, сколько языка к части реальности. Если он о окрашено в
элегические тона жалости, то оттого, что это любовь большего к меньшему,
постоянного к временному. Это, безусловно, не влияет на романтическое
поведение поэта, поскольку он, существо физическое, охотнее отождествляет