уехал... И никому ничего не сказал...
заплатит. И еще - скажите ему, что я... я звонила, чтобы попрощаться.
сейчас ее лица.
и отошла от телефона. У двери виднелся ритуальный столик с алой
раковиной на нем - кривобокой, с отломанными шипами... - печальная
память о том, чему уже больше не бывать никогда. [Что ж, так даже
лучше... Хорошо, что она его не застала...] Но глаза почему-то ужасно
щипало; она старалась не моргать, пока закипевшие уже слезы не отступили
- и ни одна не упала с ее ресниц.
думать о другом. Гундалину... Может быть, попробовать еще разок
справиться о нем? Она уже дважды звонила в медицинский центр, и оба раза
ей ответили одно и то же: он в бреду, разговаривать с ним пока нельзя.
Врачи вообще не могли понять, как ему удавалось держаться на ногах;
однако смертельного исхода все же не ожидали. Успокаивают! Джеруша
поморщилась, прислонилась к стене. Что ж, может быть, к тому времени,
как она вернется от Верховного судьи... Да, тогда она сможет рассказать
ему все. А пока что лучше принять душ и снова отправиться в полицейское
управление, прежде чем нужно будет идти к Хованнесу.
продолжала метаться в беспокойном сне. Усталость взяла свое - сейчас
девушка уже была не в состоянии тревожиться, сумеет ли Сайрус извлечь ее
братца из дворца. Джеруша до сих пор не могла как следует уразуметь, что
Первый секретарь вообще согласился предпринять подобную попытку, даже
если Спаркс - его родной сын... Тем более что он никогда не видел его и
вряд ли абсолютно уверен, что это действительно его сын... Однако на
свидание с Мун пришел весьма охотно и прямо-таки горел желанием
помочь...
калеку-бармена из казино "Ад Персефоны", уроженца Харему, занять место
Спаркса. Боги, ведь эта девочка и двух дней в городе не провела! Если бы
Джеруша способна была поверить, что Мун достаточно личного обаяния,
чтобы заставить любого мужчину принять ради нее смерть, она немедленно
посадила бы девчонку под замок... Однако она сама присутствовала при
разговоре Мун с Сайрусом и Герне и сама видела, что Герне, например,
думал только о том, чтобы поскорее попасть во дворец; на Мун он
практически и не смотрел... К тому же одного взгляда на его ноги было
достаточно, чтобы понять: Мун ему не нужна... Самой-то Джеруше казалось,
что без Герне Гегемония прекрасно обойдется, но тем не менее никаких
вопросов она не задавала - из боязни получить ответ, на который придется
как-то реагировать...
что Мун, спотыкаясь и не открывая глаз, бредет в гостиную.
когда на часы не смотришь. Не знаю уж, лучше это или хуже. Сайруса все
равно еще некоторое время на месте не будет.
должна быть готова, если вообще собираюсь участвовать в соревнованиях...
- Она заставила себя поднять голову; в глазах не осталось и следа былой
сонливости.
- точно из далекого прошлого долетело эхо знакомых слов.
было все равно, спасу ли я Спаркса; она лишь использовала его, чтобы
заставить меня участвовать в ее игре. Но заставить меня отказаться от
попыток спасти его она все равно бы не смогла! Ну, а я ничего не могу
сделать с ней: она заставляет меня стремиться к трону королевы Лета.
облегчением и почувствовав, как в ней шевельнулась жалость к Мун. [Боги,
а ведь это правда - все предсказатели немного не в себе... Ничего
удивительного, что Мун в конце концов так Ариенрод и не понадобилась...]
влажную кожу и начала застегивать ее. - Я не стану мешать тебе, если ты
захочешь попробовать. - [Но если ты выиграешь, лучше не говори мне об
этом; я не хочу об этом знать.]
расчистить для себя достаточно места в движущейся, точно зыбучие пески,
праздничной толпе. Однако каким-то образом хаос был все-таки
преобразован в порядок; где-то внутри кажущейся совершенно бесформенной
массы людей, в самой ее глубине существовала некая твердая структура.
Главная улица была совершенно расчищена до самого верхнего уровня, то
есть до дворцовой площади, на расстояние примерно равное миле, и жадные
до впечатлений люди уже выстроились на тротуаре, образуя живые стены.
Большая часть горожан повисла в окнах и на балконах своих жилищ, не
покидая этих наблюдательных постов часами, так что у полицейских,
наводивших порядок на Главной улице и в боковых аллеях, не было с ними
никаких проблем. Люди собрались смотреть на начало Конца, на первую из
древних церемоний, связанных со Сменой Времен Года: начинался забег
претенденток на звание королевы Лета, который должен был значительно
уменьшить их число.
сформировалось вокруг старшей представительницы рода Удачи, в свое время
давшего немало королев Лета. На этот раз женщинам из этой семьи было
запрещено участвовать в соревнованиях, зато на них была возложена
почетная обязанность присматривать за строгим соблюдением всех
необходимых ритуалов. Мун подошла к одной из специально приготовленных
огромных корзин и вытащила из нее цветную ленту, которую повязала вокруг
головы - эта лента, в зависимости от своего цвета, давала ей право
занять место в первых, последних или центральных рядах бегуний. Лента,
которую вытащила Мун, оказалась зеленой, точнее, цвета морской волны:
этот цвет ставил ее впереди коричневого, цвета земли, и голубого, цвета
неба. Мун казалась слишком бледной и бесстрастной на фоне кипевших
вокруг восторгов и разочарований. Ну разумеется, лента и должна была
оказаться зеленой... - подумала она, - а как же иначе?.. Однако
возбуждение, порожденное странной уверенностью в победе, уже начало
охватывать ее; она принялась расталкивать участниц забега, пробираясь в
первые ряды, чтобы хоть немного сбить напряжение.
равновесие в колышущейся массе цветных лент и возбужденных лиц. Большая
часть островитянок явилась на праздник в традиционных нарядах:
разноцветных рубахах из мягкой шерсти и узких штанах, покрашенных
главным образом в зеленый цвет - цвет моря, цвет лета - на радость
Хозяйке. Все костюмы были искусно украшены вышивкой и различными
орнаментами из ракушек, бус, ленточек, к которым привязаны были
крошечные фигурки фамильных богов-покровителей. А Мун была в синей
тунике, какие носят кочевники Зимы. Это была ее единственная подходящая
одежда здесь. Свои прелестные волосы она нарочно прикрыла шарфом, чтобы
немного уменьшить сходство со Снежной королевой. Некоторые из женщин
явно не желали, чтобы она бежала с ними вместе - ведь у нее на тунике не
было ни одной фигурки-тотема, как не было и никаких доказательств, что
она родом с Летних островов. Однако она вовремя нашлась и показала им
свою татуировку. Они сразу же отступились. Мун понимала, что в такой
праздник нельзя было появляться в костюме уроженки Зимы, тем более что
она ею и не была, однако смутно чувствовала, что и в этом есть свой
скрытый смысл.
ни в толпе зрителей. Она прекрасно понимала, что вряд ли можно
рассчитывать найти здесь кого-нибудь из Нейта или с соседних островов,
но все же искала и была разочарована, никого не найдя. Сейчас ее со всех
сторон окружали звуки и запахи родины, вот только бабушка была уже
слишком стара для подобных путешествий, а мать... "Фестивали - это для
молодых, - сказала однажды мать с гордостью и тоской, - для тех, кому
пока не надо ни лодку смолить, ни детишек кормить. У меня-то свой
Фестиваль был; и я в самом сердце храню драгоценную память о нем, каждый
день о нем вспоминаю". И она ласково обняла свою юную дочь - лодку в тот
день сильно качало...
нарочито спокойными словами матери. Девушка рядом с ней поспешно
извинилась и, нервно глянув на нее, стала пробираться от нее подальше.
Мун с изумлением обнаружила, что вокруг снова образовалось некое
свободное пространство, порожденное отчуждением и страхом перед ней,
сивиллой, и вдруг поняла, что даже рада отсутствию матери и тому, что
она не сможет увидеть этот забег, каков бы ни был его результат. Ее мать
и бабушка теперь, должно быть, решили, что она умерла, да и Спаркс тоже;
может, так оно и лучше. Их время печалиться уже миновало. Так не лучше
ли им вообще никогда не знать правды? Иначе придется вечно бояться, что