ГЛАВА XXXIV
длинное письмо, в котором пытался дать ей понять, в каком блаженстве я
утопаю и что за прелесть Дора. Я умолял Агнес не рассматривать мою любовь
как легкомысленную влюбленность, всегда мимолетную или напоминающую одно из
тех детских увлечений, над которыми мы с нею обычно смеялись. Я убеждал ее,
что глубина этой любви поистине неизмерима, и выражал полную уверенность,
что такой любви свет еще не видел.
вспомнил ее ясные, спокойные глаза и кроткое лицо, при этом воспоминании
такой мир и покой снизошли на мою смятенную и взволнованную душу, - а в этих
треволнениях я жил последнее время и с ними отчасти было связано мое
счастье, - что я расплакался. Помнится, я сидел над неоконченным письмом,
подперев голову рукой, и мечтал о том, как бы это было хорошо, если бы Агнес
была причастна к радостям моего домашнего очага. Мне казалось, что под сенью
дома, ставшего для меня священным благодаря присутствию Агнес, мы с Дорой
будем счастливы больше, чем где бы то ни было. И казалось мне, что в любви,
в радости и печали, в надежде и разочаровании - словом, во власти любого
чувства - сердце мое невольно обращается к ней и там находит свое пристанище
и лучшего друга.
большое горе, что Эмили исчезла, а мне ее исчезновение нанесло двойную рану,
принимая во внимание обстоятельства, его сопровождавшие. Я знал, как быстро
она всегда угадывает правду, и знал я также, что она никогда первая не
упомянет его имя.
слышал голос Агнес. Да, это был ее нежный голос! Что могу я еще к этому
добавить?
застал Пегготи, которая ему сообщила, что она моя старая няня (о чем она
сообщала решительно всем, кто хотел ее слушать), и он, завязав с ней добрые
отношения, оставался поболтать обо мне. Так рассказала мне Пегготи, но
боюсь, что болтал не он, а она, да притом весьма много, ибо ей - да
благословит ее бог! - бывало трудненько остановиться, когда речь заходила
обо мне.
им день, - а этот день настал, - но и об отказе миссис Крапп от всех
обязанностей, связанных с ее службой (но отнюдь не от жалованья), если
Пегготи будет у меня бывать. После того как миссис Крапп, ведя на лестнице
беседу, - очевидно, с каким-то невидимым духом, ибо по всем признакам, кроме
нее, там никого не было, - визгливо поделилась с ним своим мнением о
Пегготи, она прислала мне письмо, в котором излагались ее взгляды. Начав с
заявления, которое у нее было наготове во всех случаях ее жизни, а именно -
что она "тоже мать", она уведомляла меня о том, что знавала и лучшие
времена, но во все периоды своей жизни питала врожденное отвращение к
шпионам, доносчикам и незваным гостям. Имен она не называет, писала она, но
на воре и шапка горит, и особенно она презирает шпионов, доносчиков и
незваных гостей, носящих вдовий траур (эти слова были подчеркнуты). Если
джентльмен предпочитает быть жертвой шпионов, доносчиков и незваных гостей
(имен она не называет), это его личное дело. Он имеет право поступать, как
ему нравится, ну что ж, пусть поступает! Но она, миссис Крапп, выговаривает
себе право не "иметь прикосновения" к таким особам. Поэтому она просит
освободить ее от присмотра за помещением на верхнем этаже, покуда все не
будет так, как было раньше и как было бы желательно. Далее она добавляла,
что ее расходную книжку можно найти каждую субботу утром на маленьком
столике, и просила производить подсчет расходов немедленно с единственной
благодетельной целью избежать раздоров, "неприятных" для обеих сторон.
образом с помощью кувшинов, добиваясь, чтобы Пегготи переломала себе ноги.
Такое осадное положение показалось мне внушающим тревогу, но я слишком
боялся миссис Крапп, чтобы искать какого бы то ни было выхода.
точно в назначенный час, несмотря на упомянутые препятствия.
заставали. Но я так был занят...
живет в Лондоне?
от избытка деликатности покраснел.
знаете ли, десять... стало быть, я в этом смысле не так занят, как вы, -
серьезно сказал Трэдлс.
кажется, это потому, что иначе нельзя. Копперфилд...
потому, что вы - образец постоянства и терпения, Трэдлс.
так ли это. Но она такая удивительная девушка, что, может быть, поделилась
этими свойствами со мной. Вот теперь, когда вы об этом заговорили,
Копперфилд, мне это не кажется удивительным. Уверяю вас, что она всегда
забывает о себе и заботится об остальных девяти...
И с улыбкой на своей бесхитростной физиономии добавил:
взгляд, и кому угодно покажется одной из самых лучших девушек на свете - так
я думаю... Когда же я говорю, что самая старшая - красавица, это значит, что
она...
закончил:
вызывать восхищение в свете, но ей слишком редко представляется такая
возможность, потому что они стеснены в средствах, и она, разумеется, по этой
причине немножко раздражительна и иногда бывает слишком требовательна. Софи,
знаете ли, ее ублажает.
только девять и десять лет. Софи обучает их.
неладное с позвоночником. Доктора говорят, что это пройдет, но покуда она
должна лежать в кровати еще год. Софи ухаживает за ней. Софи - четвертая.
климат вреден для ее организма, и... словом, она не владеет ни руками, ни
ногами.
принимая во внимание только удобства семьи, то это не так ужасно, как могло
бы быть, потому что Софи заняла ее место. Она, так сказать, заменяет мать
своей собственной матери, а также и девяти сестрам.
достойных побуждений решив воспрепятствовать тому, чтобы злоупотребляли
добротой Трэдлса в ущерб его планам на совместную жизнь с Софи, осведомился,
как поживает мистер Микобер.
ними не живу.
вследствие временных затруднений, он переменил свою фамилию на Мортимер и не
выходит из дому, пока не стемнеет... Да и то только в очках. За невзнос
платы за квартиру был наложен арест на наше имущество. Миссис Микобер
находилась в таком ужасном состоянии, что я не мог сопротивляться и
поручился по второму векселю, о котором мы здесь говорили. Вам легко
представить себе, как я обрадовался, когда благодаря этому все уладилось и
миссис Микобер снова обрела хорошее расположение духа.
неделю наложен был второй арест, - продолжал Трэдлс. - После этого хозяйство
у нас распалось. Теперь я живу в меблированных комнатах, а Мортимеры ведут
жизнь очень уединенную. Надеюсь, вы не сочтете меня эгоистом, Копперфилд,
если я скажу вам, что оценщик увез мой круглый столик с мраморной доской, а
также подставку для цветов и цветочный горшок Софи?
которой он обычно сопровождал эту фразу. - Но я не хочу никого упрекать, у
меня другая цель. Дело в том, Копперфилд, что я не мог выкупить эти вещи,
когда их продавали, во-первых, потому, что оценщик, поняв, что я хочу их
купить, назначил непомерно высокую цену, а во-вторых, потому, что у меня
Березин Федор
Пехов Алексей
Фазиль Искандер
Чернецов Андрей
Маккэфри Энн
Андреев Николай