груди чужого, а другая хочет лететь к миссис Тоджерс! Да что я такое? Вот
именно, я не знаю, что я такое! Ну и пусть!
он всхлипнул на середине фразы, нисколько не подействовало на Чарити. Она
оставалась по-прежнему сурова, мрачна и непреклонна.
моих детей ради моего счастья, то есть наоборот: моим счастьем ради счастья
моих детей, - и сейчас не изменю своим правилам. Если тебе будет лучше в
доме миссис Тоджерс, чем в доме твоего отца, душа моя, поезжай к миссис
Тоджерс! Не думай обо мне, - моя девочка! - произнес мистер Пексниф с
чувством. - Я, конечно, проживу как-нибудь и без тебя. Мисс Чарити, которая
знала, что он втайне радуется предполагаемой перемене, скрыла свою
собственную радость и сразу же начала торговаться из-за условий. Сначала ее
родитель был до такой степени далек от щедрости, что едва не возникло еще
одно разногласие, возможно грозившее новой встряской; однако оба они
все-таки столковались, хоть и не сразу, и гроза пронеслась мимо. И в самом
деле, план мисс Чарити был так удобен для них обоих, что странно было не
прийти к полюбовному соглашению. Отец и дочь довольно скоро уговорились
испробовать этот план на практике, не откладывая в долгий ящик. Уговорились
также, что Чарити по слабости здоровья нуждается в перемене обстановки и
желает быть поближе к сестре, - эти доводы должны были послужить оправданием
ее отъезда в глазах Мэри и мистера Чезлвита, которым она последнее время
упорно жаловалась на нездоровье. Условившись на этот счет, мистер Пексниф
преподал дочери свое благословение со всем достоинством человеколюбца,
который только что принес большую жертву и утешается мыслью, что добродетель
заключает награду в самой себе. Таким образом, они примирились впервые после
того злосчастного вечера, когда мистер Джонас отверг старшую сестру,
признавшись, что питает страсть к младшей, а мистер Пексниф содействовал ему
из высоконравственных побуждений.
ни были и в чем бы ни заключались, и во имя этого нового прибавления к их
семейству, - как же случилось, что мистер Пексниф и его старшая дочь
решились расстаться? Как же случилось, что их взаимные отношения изменились
до такой степени? Зачем понадобилось мисс Пексниф объяснять с таким криком,
что она не слепая и не дура и что она этого не потерпит? Быть того не может,
чтобы мистер Пексниф задумал жениться снова и чтобы дочь разгадала его
тайные намерения со всей проницательностью старой девы.
клеветы сходило бесследно, как обыкновенное дыхание сходит с зеркала, мог
позволить себе то, чего простые смертные себе позволить не могут. Он знал
чистоту собственных побуждений, и поэтому, если у него являлось какое-нибудь
намерение, он добивался своей цели настойчиво, как это может делать только
самый добродетельный (или самый безнравственный) человек. Имелись ли у него
какие-нибудь основательные и солидные побуждения взять вторую жену? Да,
имелись, и не одно или два, а целый ворох всяких побуждений.
перемена. Еще в тот вечер, когда он так не вовремя явился в дом мистера
Пекснифа, он держал себя сравнительно покорно и уступчиво. Мистер Пексниф
приписал тогда эту перемену влиянию, которое оказала на старика смерть
брата. Но с того самого часа его характер, казалось, продолжал постепенно и
непрерывно меняться, и с некоторых пор в нем стало заметно какое-то вялое
равнодушие почти ко всем, кроме мистера Пекснифа. С виду старик был тот же,
что и всегда, но духовно он изменился до неузнаваемости. Не то чтобы та или
другая страсть в нем вспыхнула ярче или потускнела, но весь человек словно
поблек. Исчезала одна какая-нибудь черта, но другая не являлась занять ее
место. И чувства его тоже притупились. Он стал хуже видеть, по временам
страдал глухотой, почти не замечал того, что происходит вокруг, а иногда
погружался на целые дни в глубокое молчание. Перемена в нем происходила так
незаметно, что совершилась прежде, чем на нее успели обратить внимание.
Однако мистер Пексниф подметил ее первым, и так как образ Энтони Чезлвита
был еще свеж в его памяти, то и в брате его Мартине он видел то же
старческое одряхление.
представлялось весьма печальным. Он не мог не предвидеть возможности, что
его уважаемый родственник станет жертвой интриганов, а все его богатства
попадут в недостойные руки. Ему это было до такой степени прискорбно, что он
решил закрепить будущее наследство за собой, держать недостойных
претендентов на почтительном расстоянии и не подпускать к старику никого,
оставив его, так сказать, для собственного употребления. Понемножку он стал
нащупывать, есть ли какая-нибудь возможность сделать мистера Чезлвита своим
послушным орудием, и, обнаружив, что такая возможность имеется и что его
ловкие руки действительно могут лепить из старика все что угодно, он -
добрая душа! - поставил себе целью упрочить свою власть над ним; а так как
каждая небольшая проверка по этой части сопровождалась успехом превыше
ожиданий, то мистеру Пекснифу начинало уже казаться, что денежки старика
Мартина позвякивают в его собственных добродетельных карманах.
размышлял он, по своему усердию, довольно часто) и вспоминал, умиляясь
сердцем, о том стечении обстоятельств, которое выдало старика ему в руки и
привело к посрамлению порока и торжеству добродетели, он всегда чувствовал,
что Мэри Грейм стоит ему поперек дороги. Что бы ни говорил старик, мистер
Пексниф отлично видел, как сильно он к ней привязан. Он видел, что это
чувство проявляется в тысяче пустяков, что старик не любит отпускать от себя
Мэри и беспокоится, если она уходит надолго. Чтобы он действительно дал
клятву не оставлять ей ничего по завещанию, в этом мистер Пексниф сильно
сомневался. Даже если он и дал такую клятву, мистеру Пекснифу было известно,
что много существует путей обойти это обстоятельство и успокоить свою
совесть. Что непристроенность Мэри лежала тяжким бременем на душе старого
Чезлвита, он тоже знал, ибо тот, не скрываясь, говорил ему об этом. "А что,
если б я на ней женился, - загадывал мистер Пексниф, - если бы, - повторял
он, ероша волосы и поглядывая на свой бюст работы Спокера, - если бы,
уверившись наперед, что он это одобряет, - ведь бедняга совсем выжил из ума,
- я бы взял да и женился на ней!"
манера обращаться с прекрасным полом была замечательна своей вкрадчивостью.
В другой главе этого романа рассказано, как он по малейшему поводу норовил
обнять миссис Тоджерс; такая уж была у него привычка, она, конечно,
составляла одну из сторон его мягкого и деликатного характера. Еще до того,
как мысль о супружестве зародилась в его уме, он стал оказывать Мэри
маленькие знаки платонического внимания. Их принимали с негодованием, но это
его не смущало. Правда, едва только эта мысль укрепилась в нем, знаки
внимания стали слишком пылкими, чтобы ускользнуть от зорких глаз Чарити,
которая сразу разгадала замысел своего папаши, однако он и раньше не
оставался равнодушен к очарованию Мэри. Так Выгода и Склонность, впрягшись
парой в колесницу мистера Пекснифа, влекли его к намеченной цели.
отомстить молодому Мартину за его дерзкие слова при расставанье или отнять у
него всякую надежду на примирение с дедом, ибо для этого мистер Пексниф был
слишком мягок и незлопамятен. Что касается возможного отказа со стороны
Мэри, мистер Пексниф, зная ее положение, был вполне уверен, что ей не
устоять, если они с мистером Чезлвитом примутся за нее вдвоем. Что же
касается того, чтобы справиться наперед с ее сердечными склонностями, то в
моральном кодексе мистера Пекснифа такой статьи вообще не значилось, ибо ему
было известно, что он прекрасный человек и может осчастливить любую девушку.
И так как теперь благодаря Чарити лед между отцом и дочерью был сломан и
никаких тайн друг от друга у них больше не было, мистеру Пекснифу оставалось
только добиваться своей цели, пустив в ход всю свою ловкость и хитрые
приемы.
в той аллее, которую старик облюбовал для своих прогулок, - как чувствует
себя мой дорогой друг в это восхитительное утро? - Вы это про меня? -
спросил мистер Чезлвит. - - Ага! - заметил мистер Пексниф. - Нынче он опять
плохо слышит, я вижу. Про кого же другого, дорогой мой сэр? - Вы могли
спросить про Мэри, - сказал старик.
ней, как о самом дорогом друге? - заметил мистер Пексниф.
заслуживает.
ли погромче!
сэр, что боюсь, как бы мне не пришлось расстаться с Черри.
нынче впал в детство. - После чего он деликатно проревел: - Она ничего
решительно не сделала, мой дорогой друг!
Пексниф. - Она скучает по сестре, мой дорогой сэр; ведь они с колыбели
обожают друг друга. Вот я и хочу, чтобы она погостила в Лондоне для перемены
обстановки. И подольше погостила, сэр, если ей захочется.
нашем глухом углу, когда она уедет?
медленно прохаживаясь по аллее имеете с ним, - почему бы, мой дорогой сэр,
вам не погостить у меня? Как ни скромна моя хижина, я уверен, что у меня вам