на улице сидели сапожники и заливщики галош, в закопченных, покосившихся
хибарках стучали жестянщики, арматурщики. Ваня подходил к ним, прислонялся
на притолоке - и, постояв, уходил. У всех них был инструмент, у него
инструмента не было, и выхода из этого положения он не мог найти!
поделил на две части, хотя это было трудно сделать. Но впереди все было
очень неопределенно, и Ваня не хотел снова два дня голодать.
3
всех фронтах. Ты, брат, иди в колонию.
Первого мая, и вот перед ним сидит живой человек - брат! Ваня вскрикнул и
затаращил возмущенные глазенки:
его... спон. Не отправляют - и все!
своих догадок:
двенадцать лет, вот такой самый. Куда девать? Надо пристроить. Туда-сюда.
Говорят, хорошая колония Первого мая. Иди в колонию. Пошел я. Целую неделю
ходил. Не сочувствуют мне, толкую свое. А потом в спон. Ну, там взяли
брата, отправили, где-то такой детский дом. Воробьевский какой-то. Думаю,
устроил все-таки. А в полку получаю от Петьки одно письмо, другое письмо,
третье. Пишет мне все по одной форме: не буду здесь жить, не хочу. И
скучно, и пища плохая, и наряд плохой, и воспитатели у них какие-то не
такие... Я ему пишу: держись, браток, держись. А он мне свое. А потом
получаю письмо от заведующего. Так и написано: ваш брат Петька Кравчук -
дезорганизатор, оскорбляет всех, курит, на уроки какие-то веревки носит.
Что такое? Какие, думаю, веревки. Сколько я с ним жил, никаких веревок не
было, а тут веревки. Я ему написал про эти веревки и про оскорбление,
строго так написал. Да. Ответа долго не получал. А потом мне Петька и
написал: меня, как дезорганизатора, отправили в колонию Первого мая,
теперь я живу здесь, и ты не беспокойся. А потом, как начал писать, как
начал, вижу, выходит мой Петька на дорогу. А теперь вот приехал в
командировку, пошел к нему, посмотрел - советская жизнь! Строго уних,
очень строго, прямо по ничтоке ходят, а молодцы народ! Петька что,
тринадцать исполнилось, а он уже все понимает, и знаешь, так... цену себе
знает. Говорит мотористом буду, мотористом, не иначе. И будет!
щурились. Ваня сказал с решительной мечтой:
К ЧАСТИ ВТОРОЙ
1
Но однажды и Ванда разговорилась с Олей. Они сидели в парке на скамье.
Ванда спросила:
отец и мать. Только отец больше не работает, а мать похлопотала, меня
сюда и приняли.
всегда некогда. А зачем про это думать, разве не все равно? И мальчишки
тоже. К некоторым родители приезжают, а то письма получают, а есть и
такие, которые не получают. А только мы этим не интересуемся. И Алексей
Степанович говорит, не нужно на это время тратить.
очень балованные. А девочки нет. Если у кого родители умрут, так сейчас же
в колонию.
равно, в колонию. И те - колонистки, и те - колонистки.
2
дней. А потом выходило, что день этот обыкновенный, но это было вовсе не
хуже, потому что и обыкновенное было прекрасно.
человеческую жизнь, как перспектива впереди. А у колонистов впереди была
не только весна. Как это трудно посчитать, что стоит впереди у колонистов!
Они и не считали, но видели и дали, и горизонты, и уходящие к горизонтам
пути, украшенные радостью. А каждый день, как будто из лесу, к ним
выбегали надоедливые млеочи и неприятности, привередливые, цепкие пустяки.
Толпа всей этой бребедни до самого вечера суматошилась перед глазами
колонистов, лезла в глаза, набивалась в уши, кричала и вопила о своем
сегодняшнем важном значении. Лопались пасы, желтым дымом задыхалась
литейная, плохой бракованный лес раздражающими занозами и сучками поперек
горла становился в машинном отделении, лишней копейкой, которую нельзя
было истратить, просачивалась во все дневные щели нужда. Это была нужда
особенная, трудная@1.
К ЧАСТИ ТРЕТЬЕЙ
1
Март подходил к концу, но снегу было много, и каток работал по вечерам,
как в январе. А по выходным дням колонисты становились на лыжи, бродили
далеко в лесу. Полюбил лыжи и Рыжиков. Его дела здорово поправились в
колонии, только со стороны четвертой бригады он встречал упорное
недоверие.
везде встречал их настороженные взгляды. Ваня Гальченко и Бегунок,
безусловно, были главарями этой группы. Сначала Рыжиков думал, что все это
дело затевается Чернявиным, но Чернявин делал такой вид, как будто он
Рыжиковым совершенно не интересуется. За зиму только два раза Рыжиков имел
с ним маленькие столкновения, но в них ничего не было: Игорь, по своей
привычке, показал себя защитником обиженных.
2
палатки. Шесть дней и Захаров без улыбки не проходил по колонии, и все
встречали его особенно приветливым салютом и огненными взглядами.
маленького проступка, такой уж у него характер: смеется, шутит, зубоскалит
и в то же время рассыпает налево и налево наряды и аресты. Пояс плохо
надет, ботинки не начищены до полного блеска, бумажку бросил в цветнике,
закурил в здании - лучше не попадайся на глаза, влепит что нужно и еще
радуется:
чем не бывало@2.
ПЛАН СЦЕНАРИЯ