вицмундире, боязливо помаргивая.
да злые люди, подчиненные, оклеветали меня.
не раздеваясь, ходят, словно хищники в клетке, очень важные гости: блестит
изморозь на енотовых шубах, стучат в руках трости, а голоса - крепкие,
здоровые, настоятельные.
квадратная голова Мануса, он блеснул золотыми коронками зубов, сказал тихо,
но уверенно:
своих дам.
всемогущего дядю за подол, выпихнула его в переднюю. Нахлобучила на него
бобровую шапку. Распутин безвольно растопырил руки, девка напялила на него
роскошную шубу, приговаривая:
загуляй, как нонеча. Тады опять Федоровне нажалуюсь...
Федоровне? Распутин ушел, а дамы стали посматривать на часы, говоря одна
другой, что в связи с этой войной у них столько дел... вообще тяжело! А по
комнатам, задрав хвосты, разгуливали серые, рыжие, белые, черные кошки -
любимицы Распутина, и время от времени кошки шипели, чем-то недовольные.
задерживалась. При жене Распутин себя ни в чем не стеснял, продолжая вести
обычный образ жизни. Жена не обращала на это никакого внимания и даже не раз
говорила при гостях: "С него на всех хватит и мне кусочек останется". В
последний свой приезд она оставила в Питере подросших дочерей - Матрену и
Варвару; гостил и сын Дмитрий, о котором Распутин говорил: "От бога он
дурачок: палец покажи - смеется!" На Гороховой быт Распутина окончательно
оформился, а Мунька Головина (министр его внутренних дел) посильно помогала
ему. Заметив неуступчивость какой-либо дамы, Мунька иногда отзывала ее в
сторонку.
может. Без любви нет у него силы, а без силы нет удачи. Понимаю, что боитесь
изменить мужу, но поймите, что старец не грязнит, а лишь освящает тело... Уж
я-то знаю: все мужчины в этот момент думают только о себе, а наш старец
думает о боге. Откройтесь ему и познаете великую тайну!
****
без декольты пришла?". Она появлялась неизменно с черного хода, со стороны
кухни, и не сразу поднимала с лица плотную сетку непроницаемой вуали.
экс-премьера. В один из дней она позвонила Симановичу, чтобы он навестил ее
мужа. Витте уже превратился в мешок из дряблой кожи, внутри которого
загнивали немощные суставы и сухожилия, но еще интриговал, желая вернуть
себе власть над громадной страной.
а еврейский вопрос, сами знаете, всегда был для меня очень дорог. Я хочу
нейтрализовать влияние газеты "Новое Время", устройте мне тайное свидание с
Григорием Ефимовичем!
самого графа. "При этом, - вспоминал Симанович, - Витте должен был обещать
мне, что, если нам удастся провести его опять к управлению государственным
кораблем, он будет сотрудничать с нами (читай - сионистами)... Он согласился
еврейский вопрос поставить на первый план!"
квартиры переслал графу. В определенный день, в условиях глубокой тайны,
здесь встретились трое. Из уха его сиятельства торчал клок ваты.
сильно возросла, ибо он всюду открыто вещает о глупости этой войны. Распутин
- через стол - поцеловал графа.
других слухал. Каго же нам, как не тебя, Виття, наверх вздымать, чтобы войны
не стало?..
евреев, а сейчас призывает народ отдать все силы войне... Необходимо ее
обезвредить! Положение семьи Сувориных в финансовом смысле сейчас
затруднительно. Мне известно, что они уже ходили к Барку и хлопотали о
выдачи им правительственной ссуды под залог суворинских акций.
акциями Сувориных мы сами разберемся... Вы можете собрать шекель с евреев? -
спросил он Симановича.
подпольным хозяином газеты, которая превратится в рупор банкиров-сионистов.
А так как "Новое Время" читала вся Россия (от царя до дворника), то
следовало ожидать, что скоро евреи научат тетю Дашу, как выпекать мацу, а
дяде Васе они подскажут, как ему лучше всего веселиться на празднике
йомкипур... Но Распутин никак не мог вытянуть Витте из затяжной отставки!
"Если я уберу Горемыкина и назначу Витте, - говорил Николай II, - это для
всего мира прозвучит как сигнал военной слабости России... как мирное
предложение Германии! Меня убьют мои же генералы, убьют вместе с женой, как
убили в своем время сербского короля Александра с его Драгой!"
притащили с собой скульптора Наума Аронсона, который с большим пылом взялся
увековечить нетленные черты старца.
будет. Эвон, мне Сазонов Егорка сказывал: в Америке ваш брат уже все газетки
скупил, оттого евреи что хотят, то и делают... Сенаторы тамошни знай себе
поворачиваются!
еще жить да жить. Но вскоре понял, что дни его сочтены, и суворинские акции
уступил Митьке Рубинштейну (о чем семья Сувориных, конечно, не знала).
перешедшего в менингит. "Новое Время" юридически уже находилось в
сионистских руках, но Рубинштейн еще не знал, как приступить к делу
практически. Пока что он принюхивался к газете через своего давнего агента
Манасевича-Мануйлова, который, кстати, информировал и Степана Белецкого, а
тот... молчал, потому что уже получил анонимку: "Делай, что хочешь, сажай,
кого хочешь, а нас не трогай. Иначе измордуем и оплюем". Это была мафия...
3. УБИЕНИЕ "НЕВИННЫХ" МЛАДЕНЦЕВ
русских фронтов. Немцы пустили "рвотные" газы, австрийцы вели подлый огонь
разрывными пулями. От таких пуль раны (я их видел) страшные. Теперь, если
брали в плен австрияка, в подсумке которого лежали пачки "дум-дум", его
расстреливали на месте. Вена объявила, что за каждого австрийца будут убиты
два русских пленных. В феврале 1915 года Николай Николаевич издал приказ: за
каждого убитого в Австрии пленного он будет вешать четырех, благо "у нас
австрийских пленных на это хватит". Чтобы спасти положение, верховный
мотался по фронтам, страшно материл офицеров, срывал погоны с плеч
генеральских, револьвером гнал людей в бесплодные атаки. Про него
рассказывали, что вечером он с бычьим хлыстом в руке залетел в ресторан
Варшавы, где кутили "окопники", и ударами хлыста всех офицеров, словно
собак, разогнал по своим частям... Неосвещенные промерзлые вагоны вывозили с
фронта искалеченных, в теплушках лежали гробы с мертвыми офицерами, а на
гробах сидели денщики, дело которых - доставить "его благородие"
родственникам для захоронения.
кладбище, и горят кресты, объятые пламенем. Горят страшно. Пламя облизывает
на крестах имена и фамилии, когда родился, когда умер... Мне казалось, что
горят сами покойники.
костел, а потом заполыхало и кладбище.