Он прекрасно знает, какую мразь переправляет его корабль (да и все корабли)
из порта в порт по всему свету: мошенники, воры, контрабандисты, шпионы,
политические ссыльные и беженцы, тайные агенты, торговцы наркотиками -
всяческое отребье кишит на нижней палубе; точно чумные крысы, полчищами
перебираются они из страны в страну, все опустошают, подрывают с трудом
завоеванный порядок, культуру и цивилизацию во всем мире. И даже в верхних
слоях, где, казалось бы, можно ждать хоть какого-то внешнего приличия,
проступает самая позорная безнравственность, дай только случай. Ему ли,
капитану, не знать: почтенные отцы семейств или достойные жены и матери,
если в кои веки путешествуют в одиночку, забывают о простейшей порядочности,
как будто они в чужой стране и никто их не узнает, как будто корабль -
просто какой-то плавучий бордель.
пугала его - вдруг опять начнет раздирать и переворачивать все
внутренности... Да, такими вот испанцами его не удивишь, он знал им цену еще
прежде, чем услыхал пересуды и сплетни за своим столом. Все это неизмеримо
ниже его достоинства, ведь ясно же: они - сутенеры и проститутки, танцорами
прикидываются, только чтоб получить приличные паспорта, день и ночь заняты
разными темными делишками. На все способны - и вымогали деньги у пассажиров,
и воровали напропалую во всех лавках Санта-Круса... теперь понятно, почему
так отчаянно выла и размахивала руками та сумасшедшая на пристани, когда
"Вера" отчаливала; одно непостижимо - как они ухитрились запутать и запугать
сразу столько народу, как захватили места за капитанским столом, на что у
них нет ни малейшего права, и как вообще додумались до такой поистине
преступной наглости? И, что всего хуже, всего непостижимей: сам-то он,
капитан Тиле, о чем думал раньше? Как допустил, чтобы у него под носом
процветало такое безобразие, с чего вообразил, что это пустяки, повод для
бабьих сплетен, и не навел порядок.
понаблюдать за ними, пускай продолжают свою наглую игру, а он выберет самую
подходящую минуту и на глазах у всех накажет их своим презрением. Такой
народ необходимо всегда держать в узде, чтоб знали свое место. Дашь малейшее
послабление, спустишь малейшую дерзость - и они, как верблюд, который сперва
только нос сунул в палатку погонщика-араба, сядут на шею, шагу не дадут
ступить... а тогда останется одно: усмирить их огнем и мечом.
фильмы: перестрелки, налеты на ночные клубы, полиция преследует бандитов,
бешено мчатся автомобили, воют сирены, трещат пулеметы; похищают женщин,
убивают случайных прохожих на тротуарах, валятся прошитые пулями тела,
обагряя улицы кровью, и лишь изредка в заключительной сцене одного
какого-нибудь гангстера поведут на электрический стул. И сейчас, как с ним
иногда бывало, капитан замечтался: вот он, заняв, разумеется, выгодную
позицию, направляет элегантный, легкий ручной пулемет на бушующую где-то
мятежную толпу и, поворачивая оружие полукругом справа налево и опять
направо, косит бунтовщиков, ряд за рядом. Тут мысли его немного смешались,
хоть и не настолько, чтобы испортить удовольствие от этой фантазии; конечно
же, он не может вообразить себя в какой-либо иной роли, кроме сторонника
законного правительства, но в фильмах ручными пулеметами почти всегда
орудуют гангстеры. Непонятно почему - подобные неразумные порядки, конечно,
возможны только в такой варварской стране, как Соединенные Штаты. Правда,
американцы все поголовно поклоняются преступлениям и преступникам, глушат
себя наркотиками и отплясывают под джаз непристойные танцы в гнусных
негритянских погребках... этот разлагающийся народ погряз в пороке, а своей
полиции только и предоставляет слезоточивый газ, ручные гранаты да
револьверы - все это куда менее удобно, чем ручной пулемет, и толку гораздо
меньше. Допустим даже, что полицейский в Америке - человек честный, хоть это
и маловероятно, зачем же ставить его в такие невыгодные условия? Если бы
гангстеры не воевали непрерывно между собою, шайка с шайкой, и не убивали
друг друга десятками и сотнями, они бы уже много лет назад с легкостью
завладели всей страной! Но всем известно: американские гангстеры и полиция -
заодно, они не могут процветать друг без друга. Главари обоих лагерей делят
между собой власть и добычу, они заправляют повсюду - на самых высоких
правительственных постах, в профсоюзах, в самых веселых ночных клубах, даже
на бирже, в сельском хозяйстве - и даже в международном судоходстве. Бог
свидетель! Короче говоря, вся Америка - огромный рай для гангстеров, и
только мелких преступников, глупых полицейских да честных тружеников там
убивают, избивают и обжуливают. Все это капитан Тиле узнал не только из
кинофильмов, о том же изо дня в день твердят газеты. Всей страной правят
орды гангстеров, нет там ни единого закона, который бы они с легкостью не
нарушали, и нет в государстве ни одного человека, кто посмел бы им
воспротивиться.
человек, который движется, руководствуясь картой и компасом, и прочно
занимает одну из видных ступеней на общественной лестнице, столь
беспредельно высокой, что высший из начальников ему неведом и невидим,
капитан наслаждался этим апокалипсическим видением: полнейшим хаосом,
анархией и разбродом в Соединенных Штатах, стране, которой он никогда не
видел, ибо ни один его корабль не заходил в какой-либо порт крупнее Хьюстона
(штат Техас) - на искусственном канале, среди лугов, в глуши, где не найдешь
никаких признаков цивилизации. Канал этот был еще уже и еще скучнее, чем
река Везер, по которой он доходил до Бремерхафена.
вспыхивает опять и опять, в любой час, в любом неизвестном месте - его и на
карте не сыщешь, - но всегда среди людей, которых по закону можно и нужно
убивать, и всегда он, капитан Тиле, в центре событий, всем командует и
управляет. Ничего достойного таких надежд на применение силы еще не
случалось в его жизни, даже на войне - там, он вынужден в этом себе
признаться, он делал дело полезное, достойное, но незаметное и не имел ни
малейшей возможности проявить свои подлинные таланты. Видно, сама судьба его
преследует, он вполне способен совладать с крупнейшими беспорядками,
подавить всякое неповиновение, а тут, на корабле, вынужден управляться с
дурацкими потасовками, разбитыми головами на нижней палубе да с шайкой
жуликов и воришек, которые что-то чересчур обнаглели; все это ниже его
достоинства, однако надо ими заняться.
его детства и ранней юности, о единственной Германии, какую он в душе
признавал: вот где царили порядок, гармония, простота, благопристойность, в
общественных местах всюду висели надписи - это запрещено, это недозволено,
они наставляли, руководили, и людям уже непростительно было ошибаться;
совершил ошибку - значит, умышленно преступил правила и запреты. Вот почему
вершить правосудие здесь можно было быстрей и уверенней, чем в других
странах. Поместите крошечную табличку с надписью "Verboten" {Воспрещается
(нем.).} на краю зеленой лужайки - и даже трехлетний малыш, еще не умея
читать, сообразит, что за край ступать не следует. Вот он когда-то не
сообразил или, может быть, не обращал должного внимания на таблички, по
ребяческой беззаботности или неведению шагнул на лужайку почти рядом с
табличкой - и отец, который повел его утром в парк на прогулку, тут же на
месте отлупил его тростью, вся спина была исполосована, сплошь в синяках;
наглядный был урок, не только виновнику прочно запомнился, но и всем
очевидцам послужил примером того, как родителям надлежит воспитывать в детях
уважение к порядку...
сказал официанту:
костюмов и профессионального искусства и торжественной процессией двинулись
к капитану под звуки известного марша тореадора: Тито и Маноло играли на
гитарах, постукивали кастаньеты дам; ослепительно улыбающиеся женские лица -
точно маски в три цвета: черный, белый и кроваво-красный. На женщинах тонкие
узорчатые платья, красные с белым, длиннейшие пышные шлейфы волочатся по
полу. В черных блестящих волосах - высокие черепаховые гребни, в которые
воткнуты спереди матерчатые розы, а поверх накинуты короткие черные
кружевные мантильи. Сверкают блестками веера, звенят и позвякивают ожерелья,
серьги, браслеты и всевозможные украшения из разноцветных стекляшек и
металла "под золото", спереди юбки короткие и выставляют напоказ стройные
ножки в черных кружевных чулках и красных шелковых туфельках на высоких
каблуках.
штаны в обтяжку, с высокой талией, перехваченной широким красным поясом,
короткая черная курточка, легкие черные туфли с плоскими бантами. Рэк - в
наряде Кармен, Рик - в костюме тореадора, оба несколько взъерошенные, потому
что каждый старался за одежду и за волосы оттащить другого назад и оказаться
во главе шествия.
и кастаньетами, вертясь и раскланиваясь, истинно карнавальным шествием, на
всех лицах застыла улыбка. Капитан Типе, величественный, отчужденный,
поднялся и ответил на приветствия убийственно холодным поклоном. Этот знак
вежливости танцоры приняли так, словно их встретила восторженная аудитория.
Наконец официанты отодвинули для дам стулья, и они уселись, возбужденно
вскрикивая, точно стая ворон опустилась на пшеничное поле, - Лола по правую
руку от капитана, Ампаро по левую; остальные тоже разместились за
раздвинутым во всю длину столом - наконец-то, после ожесточенной борьбы, они
оказались гостями капитана, этой чести они стремились добиться хотя бы раз в
жизни, и не только завоевать ее, но и доказать, что имеют на нее полное
право. Теперь они уже не улыбались - со свирепым торжеством, с холодным
блеском в глазах оглядывали они остальных пассажиров. Кое-кто и сейчас
притворяется, что их не замечает? Ну и пусть! Победители ни на минуту не
забывали, ради чего одержана победа. Они пришли высказать свое уважение