склады, сразу продвигать эшелоны к границе? Ведь ни один вагон, ни одна
машина реально границы не пересечет. Мы обещали Гамову немедленно начать
подготовку операции, мы и начнем ее. Мы даже покажем по стерео эшелоны,
выстроенные у границы, он увидит их и поймет, что его воля действует. Но
воля народа отменит его волю, сомнений в том нет. И придется возвращать
обратно огромные массы грузов, гнать по перегруженным дорогам тысячи
машин. Зачем эта романтика? Мы же серьезные люди, Готлиб! Неделя, одна
неделя - вот все, что можете иметь.
просится президент Нордага Франц Путрамент.
Путрамент узнал о болезни Гамова и запросился к вам. "Все же старый
знакомый!" - сказал он о вас.
Почти час перед этим я смотрел последние известия. Омар Исиро передавал на
весь мир о сердечном приступе Гамова. Я увидел со стороны, как Гамов
хватался рукой за мое плечо, как к нам спешили Прищепа и Гонсалес, как мы
четверо медленно - чтобы не трясти - несли Гамова, а вокруг кричали,
сновали разные люди - приглашенные на заседания, охрана, выскочивший из
толпы врач... А за рубежом пока только обсуждалось происшествие в Адане -
правда, уже собирались на улицах кучки людей, но дальше не шло: буря,
разразившаяся в следующие дни, еще не чувствовалась, она только скрытно
набирала силы. Помню, что я даже рассердился - все же произошли события
мирового масштаба: назначен референдум, подобного которому еще не было в
истории, и временно вышел из строя самый властительный в мире человек, не
президент, даже не король, а диктатор. На такое происшествие должны были
откликнуться политики, общественные деятели, оно должно было порождать
волнение, собирать толпы на площадях...
произвела драма в Адане, но по-иному - оно было больше всего, что я мог
вообразить...
кресле, Путрамент. Вы свободны, - сказал я охранникам и снова обратился к
Путраменту: - Вы сильно изменились, президент. Когда я увидел вас лихо
скачущим на площадь, вы показались мне не солидным мужчиной, а лихим
парнем, кем-то вроде кортезских ковбоев, те ведь стариками не бывают, то
ли вообще бессмертны, то ли погибают задолго до естественной смерти.
нелюбимой вами Кортезии. И даже считался хорошим загонщиком скота. Иногда
удивляюсь, зачем я променял лошадей на министров и генералов. С лошадьми
мне проще общаться, чем с лидерами политических партий.
нами? - сочувственно поинтересовался я.
командовал, а сейчас явился просить - дар слова такая ситуация не
умножала. Я слушал и рассматривал его. Конечно, внешности он был
незаурядной - высокий, стройный, по-военному четкий, с хорошо вылепленной
головой, рыжие кудри, рыжие усики, почти белесая короткая бородка, яркие
голубые глаза... Но он уже старел, об этом свидетельствовали морщины на
шее и склеротическая прозрачность кожи на руках. Я часто замечал, что
многие люди начинают стареть не лицом, а руками и шеей, лицо еще свежее, а
шея дрябнет и кожа рук становится восковой. Франц Путрамент принадлежал к
этому типу людей.
него не было никакого желания встречаться с Гамовым, а пуще того - с его
помощниками. Но он понимал, что теперь не волен в своих действиях, и
терпеливо ждал. Но диктатор все не вызывал его, и это стало раздражать.
Ну, не раздражать, словечко не для нынешнего его лексикона, а вызывать
недоумение. А затем совершились события, какие не только его, всякого
человека в мире должны были взволновать. Он подразумевает эпидемию водной
аллергии. И буквально измучила мысль, что страшная болезнь вот-вот
перекочует из соседней Корины в родной Нордаг и дети его страны станут
погибать, а он ничем, ничем не сможет помочь!.. "Генерал Семипалов, в эти
дни я мечтал о смерти, смерть в такие минуты куда легче бездействия, да
еще бездействия, отягченного сознанием, что ты всех больше виноват в
приближающейся беде, ибо оно результат войны, а ты войны желал, ты ее
планировал, ты ее вел!.. Но совершилось чудо, только это слово выразит
внезапно произошедшее. Ваша страна, столько лет являвшаяся пугалом
агрессии, образом коварства и предательства, страна, которую я всей душой
ненавидел, вдруг выступила спасительницей гибнущих детей. И каких детей?
Не своих, нет, - всех! Детей своих врагов, моих детей! И жертвовала ради
чужих детей всем, что имела - золотом своих банков, молоком своих юных
матерей, молоком, отнимаемых от собственных детей!.. Я не мог в это
поверить, это было немыслимо. Я не отрывался от стерео, искал в каждой
картине опровержения объявленной программы спасения. Но стерео показывало
пункты сбора грудного молока, очереди молодых матерей с детьми на руках -
отдать то, что было так нужно этим, на их руках... У меня разваливалась
голова от пылающих мыслей! И потом я увидел свою Луизу, свободную, она
вела митинг в толпе женщин в моей стране, она призывала их внести свой
вклад в дело помощи. И я снова и снова видел ее на машинах, на лошадях, на
водоходах, полных собранным ею молоком, - не в тюрьме, не в глухой ссылке,
а в моей столице, на площадке моего дома. Она возглавляла самое
благородное, самое великодушное дело - дело помощи людям. И я любовался
ею, я радовался и плакал от счастья".
удержать себя от слез - и не мог. Я подал ему стакан воды, он жадно отпил
глоток и успокоился. Он был мой враг, врагов надо ненавидеть, я, наверно,
и ненавидел его, но сейчас сочувствовал. Я понимал его. Он потерпел
поражение, добровольно пошел на виселицу, он ведь не догадывался тогда,
что минует виселица его, потом томился в тюрьме и не знал, что ждет его
дальше. И тревога о дочери: где она, что с ней, жива ли, не попала ли под
тот страшный пресс, что в этой враждебной стране зовется Священным
Террором? И вдруг увидел ее не только свободной, но и чтимой, возглавившей
в своей стране благородное женское движение... Было от чего потерять
контроль над собой.
частица правды.
когда он немного успокоился.
никто о такой не слыхал.. Идет подготовка к референдуму. Я прошу разрешить
и в моей стране провести такой же референдум. В Нордаге в этом году
неплохой урожай. Мы должны принять участие в помощи Корине и Клуру.
своим ушам".
имею право от имени своего народа... Ведь и Корина, и Клур вам враги, а вы
задумали облегчить их страдания от голода. А для нордагов они старые
друзья. Как же мы можем отстраниться, когда они молят о помощи? В этом
случае - только в этом одном случае! - Нордаг всей душой с Латанией.
говорить откровенно. - Вы думаете, что Латания уже решила помогать своим
врагам. Но ведь готовится лишь референдум о помощи.
правительстве его поддерживают не все. Если бы Гамов был уверен в своей
победе на референдуме, с ним не случился бы сердечный приступ.
потрясенным и измученным, впавшим почти в фанатизм от сверкнувшей в глаза
нежданной картины событий, почти уверенным, что история сворачивает на
невероятные дороги. Сейчас в нем восстанавливался реальный политик. Логика
невероятного отказывала. Но логика обычной политики - непосредственных
выгод - еще не действовала.
думается - взгляд со стороны, - что единение вашего народа с диктатором
глубже, чем вы это себе представляете. Впрочем, это ваши заботы. Я
повторяю свое предложение о референдуме в Нордаге. Я уверен, что нордаги
ответят "да", ибо будут помогать долголетним друзьям и союзникам, а не
противникам, как вы. И это "да", если Латания отвергнет помощь, будет
тогда и для вас выгодно.
подготовку к вывозу продовольствия: целые эшелоны движутся к границе. Вы
уже опустошаете склады, хотя волшебное "да" еще не прозвучало. Но если и
Нордаг объявит референдум, то и его склады будут раскрыты, чтобы
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Афанасьев Роман