переговаривались со сторожем. Это продолжалось долго. Наверху хохотали и
грозились вперемежку. Потом бадья поднялась, опустилась и опять поднялась.
Оба раза, когда она появлялась вверху, Гутлук видел руки и ноги, свисавшие
с краев. Ночью число пленников уменьшилось на два.
чего. Зато он научился слышать и понимать все звуки. Научился ловить спуск
бадьи и быть если не первым, то в числе первых, встречавших ее внизу. От
укусов гадов вздувались нарывы. Не будь Гутлук среди врагов, он подговорил
бы других выдать его за мертвого: ему казалось, что достаточно лишь
вырваться наверх. В какую-то бессчетную ночь он тешился надеждой на
бегство. Утром он понял бессмысленность затеи для всех, не для себя
одного. Он молчал, отвечая другим мычаньем во время схваток у бадьи.
Боясь, что его, чужака-иноземца, опознают по шапке, он бросил ее, как
убийца - улику.
напрягая волю, думал о святом, передавая просьбу о помощи. Стараясь
мысленно прикоснуться к святому, он внутренне повторял все его слова, раз
за разом читая их, глубоко вырезанные на чистой доске памяти. Это
облегчало и поднимало. Гутлук не понимал, что ему было лучше, легче, чем
сунам, утопавшим вместе с ним в размокшем от нечистот земляном полу
подземной тюрьмы.
племени, не оставляющего мужчину холостым после достижения зрелости. С
родителями его не связывало, как и многих других, что-либо большее
обязательного уважения младшего к старшим. Но и будь Гутлук отцом, будь он
единственной опорой родителям, нашлись бы родственники, чья забота, по
обычаю монголов, заменит отца детям и сына родителям.
быть одним. Но другие? Для кого-то тюрьма была также и нищетой близких.
Для иных, по закону сунов, над кем тяготело обвинение в государственном
преступлении, предстоящая казнь была также и казнью семьи и всех
родственников близких колен. Для таких оставалось одно - ожесточив сердце,
бежать от самого себя. И ожесточали. И бежали.
болит голова, а коль болит - то все одна. Он решил жить и выжить.
Спустилась бадья, и Гутлук забрался туда, в это носилище воды, пищи,
людей, мертвых или живых - для тюрьмы все равно.
роду. И не Онгу принес благодарность - святому. Ему упал в ноги Гутлук,
видя, что немые посланья приняты.
смердящего хуже, чем падаль. Только святому мог подчиниться Гутлук: снять
с себя все и здесь же, в одной из ям, где едва не нашлась ему могила,
вымыться отваром золы, не боясь грома и молний.
впереди шагом, более широким, чем шаг лошади. Чтобы не отставать, монголы
рысили. Святой приказал им остаться в седлах, так как монголы не умеют
ходить пешком.
смерти. Особенно увеличивало вину то, что Гутлук обнажил оружие в пределах
дома Сына Неба. Сунский суд получил два десятка свидетельских показаний о
буйстве Гутлука, хотя достаточно было двух. Так рассказывал Онгу. Гутлук
пробовал оправдаться, хан остановил родича:
только с ножом в чужом городе. Однако что можно было нам сделать! Тебя
спас святой - твое сердце поняло. Разве мы сами могли бы узнать, где ты и
что с тобой? Твои глаза заросли гноем и грязью, ты не заметил коротенького
суна в шапочке с шариками. Он большой сановник и мудро почитает святого. В
Поднебесной свои обычаи. Я заплатил пять пригоршней серебра. За этот выкуп
наняли какого-то суна, и вчера его казнили вместо тебя.
торчали головы казненных и висели доски, испещренные знаками. Сообщалось о
справедливо наказанных преступленьях.
страже добродетели и неумолимо карает злых. Ибо человек по своей природе
добр и лишь нуждается в поучительных примерах для достиженья совершенства.
Так учат старые книги, слова из которых с собственными поясненьями
приводил толмач, сопровождавший к Стене презренных "степных червей".
столицу Поднебесной, но не обращал на них внимания. Теперь он глядел с
особенным и непонятным для него чувством: среди жалких обрубков есть
голова и того, кто умер за Гутлука, соблазненный серебром. Зачем мертвому
нужны деньги?
волку. Человек, монгол, не должен обременять себя постиженьем обычаев
сунов. К тому же только глупец будет рисковать, пытаясь заглянуть змее в
глаза, чтобы понять ее мысли.
наблюдая, чтобы чужие не сворачивали с большой тропы с целью вызнать
Поднебесную и обидеть жителей. Скучая, сун ответил любознательному Гутлуку
длинными рассужденьями об обязанностях детей беспредельно почитать
родителей, о великой добродетели самопожертвования, о мудрости
многочисленных законов Поднебесной, которые все предусматривают.
запомнивший состязанье святого с учеными сунами, не понял многого из
сказанного толмачом, а понятое показалось неубедительным. Так в игре,
поначалу увлекшей зрителя, действия игроков начинают казаться нелепыми,
когда вступают в силу условия состязания, неизвестные зрителю.
законам знаков не поддалось объяснению словами: мысль воплощается в слово
по живым, собственным законам и сердца, и разума.
хан Онгу подарил ему горсточку серебряных денег, нарочно на глазах сунских
солдат, которым он не дал ничего: пусть поссорятся. Хан Онгу любил шутку и
шутил, как умел. Подарок толмачу был тоже шуткой - хан унижал болтливого
суна, как наемника.
спросить. Сойдя с лошадей, монголы склонились перед святым так низко, как
позволила земля, и выслушали поученье: жизнь человека совершается по
начертанному Небом кругу, человек не должен искать изменений, об
изменениях заботится Небо, совершая их в известный ему час; помня об этом,
человеку не следует противиться Небу; счастье человека - в созерцательном
познании души, ибо внутри человека находится мир больший, чем видимый
глазами.
препятствуйте молиться, как он умеет и хочет, уважайте священнослужителей
всех племен, - так не приказывал, а просил святой. - Ни один из Учителей
не желал людям ничего, кроме добра. Зло происходит от невежества людей.
повелел забыть коварные угощения женщинами, искусными в неназываемых
уловках.
будто тело его было легче, чем у людей, подобно телу птицы. Он ушел на юг,
где над желтой мглой еле виднелись призраки гор. Монголы глядели, как
святой исчезал, подобный орлу в поднебесной пустыне. Для монголов не было
бы ничего невозможного, прикажи он сражаться. Да, сражаться - у них не
было более высокого для принесения жертвы...
монголы жили с Поднебесной в недоверчивом и лживом для обеих сторон мире.
Изредка Степь пересекали святые, беседуя с душами монголов, давая высокий
пример. Время шло, и будто бы ничего не изменялось, и будто все
изменилось.
рода. Скончался и он, и его погребли с конем и оружием.
племенем, как и его предшественникам.
нежелании не прятался страх перед опасными неожиданностями. Поднебесная
внушила ему отвращение, и нечего ему было там делать. Находилось и без
него довольно желающих сопровождать ханов на прибыльный обряд свидания с
золотым креслом владыки, которому нравилось именовать себя Сыном Неба и
называть подарками плату, покупавшую спокойствие монголов. Став ханом,
Гутлук потребовал, чтобы пустой обряд совершался в Туен-Хуанге. Гутлук не
хотел позволять Поднебесной учить монголов разврату.
восток - запад - восток. Вскоре после Туен-Хуанга она распадается на две:
одна ветвь - через Памир в Индию, другая - через Самарканд, Мерв во все
остальные страны, какие есть в мире.
места, пригодные для жизни. Горы, бесплодные камни, пески разделяют
угодья, из которых каждое принадлежит одному из монгольских племен,
поэтому монгол не пустит к себе чужого, как оседлый не пустит чужих в свой
дом. Поэтому не пропустит он никого чужого и по тропам, которые
монгольские лошади, верблюды, коровы, овцы пробили от ручья к ручью, от
озера к озеру, от пастбища к пастбищу. А многоученые суны, управляющие
Поднебесной, думают, что они платят монголам за охрану границ. На самом
деле они не покупают и дружбу, ибо дружба не продается.
на Су-Чжоу, иногда останавливали караваны на большой тропе. Это не было
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Скальци Джон
Русанов Владислав
Каменистый Артем
Сапковский Анджей