ся дома, приказав искать меня повсюду. К счастью, у меня было такое хо-
рошее убежище, что он не мог отыскать меня. Тогда ему стало страшно; он
боялся оставаться в Ниме, просил, чтобы его перевели в другое место, а
так как он был влиятельный человек, то его перевели в Версаль; но, как
вам известно, для корсиканца, поклявшегося отомстить врагу, расстояния
не существует. Как он ни спешил, его карета ни разу не опередила меня
больше чем на полдня пути, хоть я и шел пешком.
лать, - его надо было так убить, чтобы меня но приметили и не задержали.
Ведь я больше не принадлежал себе: я должен был кормить невестку. Целых
три месяца я подстерегал Вильфора; за эти три месяца он не сделал ни ша-
гу, чтобы мой взгляд не следил за ним. Наконец, я узнал, что он тайком
ездит в Отейль; я продолжал следить и увидел, что он посещает этот самый
дом, где мы сейчас находимся; только он не входил в главные ворота, как
все; он приезжал верхом или в карете, оставлял лошадь или экипаж в гос-
тинице и входил вон через ту калитку, видите?
торый указывает Бертуччо.
стал собирать сведения. Очевидно, если я хотел его поймать, именно здесь
надо было подстроить ловушку.
Сен-Меран, тестю Вильфора. Маркиз жил в Марселе, этот загородный дом ему
был не нужен; маркиз, по слухам, сдал его молодой вдове, которую знали
здесь только под именем баронессы.
гуляла одна и часто взглядывала на калитку. Я понял, что в этот вечер
она ждала Вильфора. Когда она подошла ко мне так близко, что я в темноте
мог разглядеть черты ее лица, я увидел, что это молодая и красивая жен-
щина лет восемнадцати, высокая и белокурая. На ней был простой капот,
ничто не стягивало ее талии, и я заметил, что она беременна и что,
по-видимому, роды уже близко.
женщина поспешила, насколько могла, ему навстречу; они обнялись, нежно
поцеловались и вместе вошли в дом.
ночью, он должен будет пройти один через весь сад.
те, что у меня не было для этого времени.
еще не изучил сада во всех подробностях. Я боялся, что не убью его напо-
вал, и если на его крики кто-нибудь прибежит, то я не смогу скрыться. Я
решил отложить это до следующего свидания и, чтобы лучше за всем сле-
дить, нанял комнатку, выходившую окнами на ту улицу, которая шла вдоль
стены сада.
верхом слуга и поскакал в сторону Севрской дороги; я догадался, что он
поехал в Версаль, и не ошибся. Через три часа он воротился, весь в пыли,
исполнив поручение. Прошло еще минут десять, и пешеход, закутанный в
плащ, отпер калитку, вошел в сад и запер ее за собой.
моего сердца. Я перешел через улицу к тумбе, которая находилась возле
угла садовой стены и при помощи которой я в первый раз заглядывал в сад.
нож, проверил, хорошо ли он отточен, и перескочил через ограду.
из предосторожности два раза повернул его.
ваться. Посреди сада расстилалась ровная лужайка, по углам ее росли де-
ревья с густой листвой и кусты осенних цветов. Чтобы пройти из дома к
калитке или дойти от калитки до дома, Вильфор должен был миновать эти
деревья.
вали несущиеся по небу черные тучи; она освещала только песок на аллеях,
ведущих к дому, а под деревьями тень была такая густая, что там вполне
мог спрятаться человек, не опасаясь, что его заметят.
успел скрыться, как сквозь свист ветра, гнущего деревья, мне послышались
стоны. Но вы знаете, ваше сиятельство, или лучше сказать, вы не знаете,
что тому, кто готовится совершить убийство, всегда чудятся глухие крики.
Прошло два часа, и за это время мне несколько раз слышались те же стоны.
Пробило полночь.
слабый свет в окнах той потайной лестницы, по которой мы с вами только
что спустились.
ничто не дрогнуло; я вытащил нож, раскрыл его и стоял наготове.
пространству, мне показалось, что он держит в правой руке какое-то ору-
жие; я испугался - не борьбы, а неудачи. Но когда он очутился всего в
нескольких шагах от меня, я разглядел, что это не оружие, а просто зас-
туп.
у самой опушки, огляделся по сторонам и принялся рыть яму. Только тут я
увидел, что под плащом, который Вильфор положил на лужайку, чтобы он ему
не мешал, что-то спрятано.
лось узнать, что он затеял. Я стоял не шевелясь, затаив дыхание; я ждал.
увидал, что королевский прокурор вытащил из-под плаща маленький ящик в
два фута длиной и дюймов в семь шириной.
он принялся утаптывать свежую землю ногами, чтобы скрыть все следы своей
ночной работы. Тогда я бросился на него и вонзил ему в грудь нож. Я ска-
зал:
твой клад достанется его вдове; видишь, моя месть удалась даже лучше,
чем я надеялся".
нув. Я почувствовал, как его горячая кровь брызнула мне на руки и в ли-
цо, но я опьянел, обезумел; эта кровь освежала меня, а не жгла. В одну
минуту я заступом открыл ящик; потом, чтобы не заметили, что я его вы-
нул, я снова засыпал яму, перебросил заступ через ограду, выскочил из
калитки, запер ее снаружи, а ключ унес с собой.
убийство, осложненное кражей.
возвратом долга.
торопясь увидеть, что лежит в ящике, взломал замок ножом.
младенец; лицо у него было багровое, руки посинели, - видно, он умер от-
того, что пуповина обмоталась вокруг шеи и удушила его. Однако он еще не
похолодел, и я не решался бросить его в реку, протекавшую у моих ног.
Через минуту мне показалось, что сердце его тихонько бьется. Я освободил
его шею от опутавшей ее пуповины, и так как я был когда-то санитаром в
госпитале в Бастии, я сделал то, что сделал бы в этом случае врач: при-
нялся вдувать ему в легкие воздух; и через четверть часа после неимовер-
ных моих усилий ребенок начал дышать и вскрикнул. Я и сам вскрикнул, но
от радости. "Значит, бог не проклял меня, - подумал я, - раз он позволя-
ет мне возвратить жизнь его созданию, взамен той, которую я отнял у дру-
гого!"
гаж не совсем удобен для человека, которому необходимо бежать.
я знал, что в Париже есть Воспитательный дом, где принимают таких нес-
частных малюток. На заставе я объявил, что нашел ребенка на дороге, и
спросил, где Воспитательный дом. Ящик подтверждал мои слова; батистовые
пеленки указывали, что ребенок принадлежит к богатому семейству; кровь,
которой я был испачкан, могла с таким же успехом быть кровью ребенка,
как и всякою другого. Мой рассказ не встретил никаких возражений; мне
указали Воспитательный дом, помещавшийся в самом конце улицы Апфер. Я
разрезал пеленку пополам, так что одна из двух букв, которыми она была
помечена, осталась при ребенке, а другая у меня, потом положил мою ношу
у порога, позвонил и убежал со всех ног. Через две недели я уже был в
Рольяно и сказал Ассунте:
собой; мы заменили бы ему родителей, которых он лишился; мы назвали бы
его Бенедетто [39], и за это доброе дело господь благословил бы нас".
вытребовать ребенка, когда мы станем побогаче.